Отказ заключенному в переводе в другую колонию и постоянные проверки его корреспонденции: норма или нарушение?
23 октября 2014 года Европейский суд по правам человека вынес решение Винтман (Vintman) против Украины, №28403/05, в котором признал нарушение статьи 8 и 13 Конвенции (право на уважение частной и семейной жизни; право на эффективное средство правовой защиты), определив справедливое возмещение в размере 12 000 евро в счет возмещения нематериального вреда и 2 556 евро в счет возмещения затрат и расходов. Заявителя в Европейском суде представлял юрист А.А. Кристенко.
Дело об отказе заключенному государственной пенитенциарной службой Украины в переводе с одной колонии в другую, ближе к месту проживания его близких родственников, для того чтобы они имели возможность время от времени его навещать, а также о постоянных проверках корреспонденции осужденного администрацией колонии.
Заявитель родился в 1968 году и на момент вынесения данного решения отбывал наказание в виде лишения свобы в Сокальской исправительной колонии №47 Львовской области.
Суд отмечает, что в данном деле заявитель долго не видел свою мать, так как ее последний визит был (или возможно только он и был) 29 октября 2004 года, то есть в течение почти десяти лет. Учитывая ее преклонный возраст и плохое состояние здоровья, а также расстояние в сочетании с реалиями украинской транспортной системы, г-жа Капитом была неспособна преодолеть поездку, чтобы навестить заявителя. Таким образом, при данных обстоятельствах дела отказ властей перевести заявителя поближе к его домашнему адресу был ему равносильным отказу личного контакта с матерью. Суд считает, что это представляет собой вмешательство в право заявителя на уважение его семейной жизни в соответствии со статьей 8 Конвенции.
Суд напоминает также, что любое ограничение права задержанного лица на уважение его личной или семейной жизни должно быть применимо «в соответствии с законом» в соответствии со смыслом статьи 8 § 2 Конвенции (см. Kučera v. Slovakia, no. 48666/99, § 127, 17 July 2007). Выражение «в соответствии с законом» не только требует соблюдения внутреннего законодательства, но также относится к качеству этого закона (см. Niedbała v. Poland, no. 27915/95, § 79, 4 July 2000, and Gradek v. Poland, no. 39631/06, § 42, 8 June 2010). Суд далее отмечает, что закон, который наделяет свободой органы государственной власти сам по себе не противоречит этому требованию (см. Lavents v. Latvia, no. 58442/00, § 135, 28 November 2002, and Wegera v. Poland, no. 141/07, § 71, 19 January 2010). Тем не менее, закон должен указывать с достаточной ясностью сферу любого такого усмотрения, предоставленного компетентным органам, и способ его осуществления, с учетом законной цели этой меры, для того чтобы предоставить адекватную индивидуальную защиту от произвольного вмешательства (см. Al-Nashif v. Bulgaria, no. 50963/99, § 119, 20 June 2002, and Aleksejeva v. Latvia, no. 21780/07, § 55, 3 July 2012). Уровень ясности, требуемый от национального законодательства – которая, в любом случае, не может предугадать все ситуации – зависит в значительной степени от содержания рассматриваемого документа, сферы его предназначения, количества и статуса тех, кому он адресован (см. Hasan and Chaush v. Bulgaria [GC], no. 30985/96, § 84, ECHR 2000-XI). Поиск достоверности должен быть разумным, чтобы не повлечь за собой чрезмерной жесткости. Большинство законов неизбежно облекаются в термины, которые, в той или иной мере, являются расплывчатыми и их толкование и применение это вопросы практики (см. Onoufriou v. Cyprus, no. 24407/04, § 94, 7 January 2010).
Суд отмечает в этом деле, что в соответствии со статьей 93 Исправительно-уголовного кодекса Украины заключенные должны, как правило, отбывать весь свой срок лишения свободы недалеко от их домашнего места проживания. Это общее правило соответствует Европейским пенитенциарным правилам, которые требуют размещения заключенных, в максимально возможной степени, в тюрьмы, расположенные в непосредственной близости от их семей и близких родственников. Кроме того данная статья созвучна с требованием того, чтобы власти помогали заключенным поддерживать контакт с их непосредственной семьей, что присуще статье 8 Конвенции. Как следует из формулировки положений указанной выше статьи 93, это правило не является абсолютным и допускает исключения в определенных случаях.
Суд не разделяет, однако, мнения заявителя, что отказ законодателя указать все возможные исключения следует рассматривать как ухудшение качества действующего законодательства вопреки требованиям статьи 8 Конвенции. Закон был бы слишком жёстким и практически неисполнимым, если продумать все возможные случайности, призывающие к отходу от общего правила. Суд далее указывает на правовое положение, позволяющее перевод заключенного из одной колонии в другую только в исключительных случаях, когда он не может оставаться в «первоначальном» учреждении. Это ограничение не представляется недостаточным, если соблюдается вышеупомянутое общее правило касательно распределения заключенного. Но это правило не было применено к заявителю, более того власти продолжали отказывать в удовлетворении его просьб о переводе. Однако несмотря на формальный и ограничительный подход в толковании и применении соответствующего законодательства, Суд готов признать, что их решения были основаны на достаточно ясном и предсказуемом национальном законодательстве. Таким образом, Суд находит, что вмешательство было на законном основании.
Суд отмечает, что национальные власти указывали несколько причин того, почему заявитель был направлен для отбывания наказания в отдалённую от его места жительства колонию. В частности, отсутствие мест в других колониях, которые были ближе. Суд может признать, что этот отказ направлен на борьбу с переполненностью тюрем, указав, что эта причина была упомянут правда только дважды. И только один раз власти указали такую причину как необходимость распределения осужденного в область, где не было им совершено преступление, за которое он несет данное наказание. Хотя Суд мог бы усмотреть в этом меру предосторожности, но в материалах дела не было никакого упоминания об опасности для заявителя. Заявителю было отказано в переводе не только в места, где были совершены преступления, а и в другие области также. Власти не поясняли ни разу причину необходимости отбывания наказания заявителем именно в этом регионе. Следовательно, Суд не считает, что это было подлинным основанием постоянных отказов. Таким образом, ограничение прав заявителя в соответствии со статьей 8 Конвенции не может рассматриваться как преследующее какую-либо законную цель.
Наконец, Суд отмечает, что власти отказали в переводе заявителю и по причине наличия у него дисциплинарных взысканий, неудовлетворительного поведения, которые ему нужно было улучшить для рассмотрения вопроса о переводе. В этом случае, по мнению Суда, власти преследовали законную цель в соответствии со статьей 8 Конвенции, так как это служило повышению дисциплины и поощрению хорошего поведения в исправительном учреждении. В целом Суд считает, что обжалуемое вмешательство преследовало законные цели: уменьшить переполненность тюрем и обеспечить там надлежащую дисциплину.
Однако открытым оставался вопрос, а было ли это вмешательство соразмерным преследуемым целям. Суд отмечает, что власти не предоставили каких-либо подробностей о тюрьмах, куда они считали за возможное перевести заявителя, в частности, количество заключенных в них. Вместе с тем, на административной карте Украины видно, что 11 областей ближе к г. Запорожье чем Винницкая, а Львовская область была самой дальней со всех областей. Другими словам, любая из 22 областей была бы ближе, чем те, куда распределили заявителя для отбывания наказания. И что касается неудовлетворительного поведения заявителя, то Суд отмечает, что в этом вопросе не было сделано никаких различий между отказами заявителю о переводе в другую колонию, и о смене уровня безопасности. Более того эта причина упоминалась только в 2010 году, а заявитель просил о переводе с 2001 года. Исходя из ответов, можно судить, что власти не волновала личная ситуация заявителя и его заинтересованность в сохранении семейных связей, это никогда не оценивалось. Соответственно, Суд считает, что вмешательство было несоразмерным преследуемой цели, в связи с чем была нарушена статья 8 Конвенции.
Обращаясь к материалам данного одела, Суд отмечает, что мать заявителя обращалась с заявлениями о переводе заявителя поближе к месту ее проживания девять лет, направляя их восновном в департамент пенитенциарной службы в соответствии с положениями уголовно-исполнительного законодательства. Суд указывает, что заявитель исчерпал все средства, которые были в его распоряжении. И то, что он не обратился в административный суд, по мнению Суда, не указывает на неисчерпание, так как в соответствии с разъяснениями Высшего административного суда эта категория споров не входит в их компетенцию, а рассматривается судами общей юрисдикции в рамках уголовно-процессуального законодательства. Например, Суд отмечает, что в четырех случаях с шести национальные административные суды отказали в рассмотрении подобных дел по этой причине.
С этого следует, что даже для национальных судов не было понятно чья юрисдикция в этой категории дел. Поэтому нельзя упрекать заявителя, что он не прибегнул к этому средству. Отсутствие ясности в законодательстве и судебной практике демонстрируют Суду, что данное средство правовой защиты не может рассматривается как «эффективное» и в законе, и на практике. Соответственно, Суд считает, что была нарушена статья 13 Конвенции.
Касательно проверки администрацией колонии корреспонденции заявителя, Суд отметил, что, так как факт проверки не оспаривался властями, то это достаточное основание для признания в этом случае вмешательства в право заявителя на уважение его корреспонденции по статье 8 Конвенции (см. Silver and Others v. the United Kingdom, 25 March 1983, § 84, Series A no. 61, and Kornakovs v. Latvia, no. 61005/00, § 158, 15 June 2006). Это вмешательство может быть оправдано, если оно было «в соответствии с законом», преследовало законную цель и было необходимым в демократическом обществе для достижения этой цели. Выражение «в соответствии с законом» требует не просто чтобы мера была предусмотрена национальным законодательство, но и ее качества. Суд признал качество закона недостаточным и пришел к выводу о наличии нарушения статьи 8 § 1 Конвенции, так как национальное законодательство предусматривало автоматическую проверку корреспонденции заключенных, не делая различия между разными категориями лиц, с которыми они могут переписываться, и действующие положения не устанавливали каких-либо принципов осуществления таких проверок. Точно так же Суд счел, что правовые положения не отвечают требованиям законности, поскольку они не указывали порядка и временных рамок, в течение которых должна была осуществляться проверка корреспонденции и так как проверка была автоматической, и власти не обязаны были выносить мотивированное решение об основаниях, по которым это осуществлялось (см. Onoufriou v. Cyprus, no. 24407/04, § 109, 7 January 2010). Суд отмечает в этом деле, что проверка писем администрацией колонии проводилась с очень ограниченными исключениями, а именно не просматривались только письма прокурору и омбудсману, отправленные заявителем 1 декабря 2005 года, а также с 1 января 2005 года – в Суд и другие международные органы. Запрет на проверки его корреспонденции с адвокатом не распространялся до 2010 года. Суд считает, что применимое национальное право не предусматривало соответствующей защиты от произвольного вмешательства в право заключенного на уважение его корреспонденции. Суд напоминает, что им уже были ранее признано нарушение статьи 8 Конвенции касательно вышеуказанных недостатков украинского законодательства, а именно проверок корреспонденции задержанных и сужденных лиц (см. Sergey Volosyuk v. Ukraine, no. 1291/03, §§ 81-86, 12 March 2009, and Belyaev and Digtyarv. Ukraine, nos. 16984/04 and 9947/05, §§ 52-56, 16 February 2012). Отсюда следует, что обжалуемое вмешательство не было «в соответствии с законом». Суд не считает необходимым проверять далее были ли соблюдены другие требования статьи 8 § 2 Конвенции, и признает нарушение этого положения.
Суд отмечает относительно заявленного непредставления ему надлежащей медицинской помощи, что заявитель, во-первых, неясно все сформулировал и не предоставил каких-либо фактических деталей, а именно когда и куда он обратился с заявлением о данном нарушении, как часто ему удаляли ресницы, обращался ли он за медицинской помощью, сколько раз и как долго ему приходилось ее ожидать. Суд не усматривает никаких препятствий, мешающих предоставить эти детали в Суд. В первый раз заявитель аргументировал свое заявление лишь только в ответ на возражения Правительства, то есть они были сформулированы постфактум и не могут рассматриваться в качестве надежного доказательства. Эта часть жалобы была признана необоснованной и была отклонена на основании 35 §§ 3 (а) и 4 Конвенции.
Заявитель указывал также на нарушение статьи 3 Конвенции, так как его избили сотрудники милиции после задержания в феврале 2000 года, и его содержали в плохих условиях в Винницком исправительном учреждении исполнения наказаний № 1, а также заявитель указывал на нарушение статей 5, 6, 7 Конвенции, однако Суд не увидел достаточных оснований для признания в этих случаях каких-либо нарушений Конвенции, и эта часть жалобы была отклонена как необоснованная в соответствии со статьей 35 §§ 3 (а) и 4 Конвенции.
