Дело касается неэффективного расследования дорожно-транспортного происшествия, в результате которого погиб сын заявителя.
30 сентября 2006 года сын заявителя принимал участие в автомобильной игре «Автоквест». Во время игры водитель автомобиля, в котором находился и сын заявителя, потерял контроль на дороге и автомобиль врезался в столб, в результате чего водитель был травмирован, а три пассажира погибли.
1 октября 2006 года Донецкое областное управление милиции начало расследование по факту упомянутого происшествия. 3 октября заявитель был признан потерпевшим. 19 февраля 2007 года прокуратура г. Донецка ответила на запрос заявителя на получение информации касательно расследования, сообщив, что дело является сложным и требует проведения разных экспертиз. Вскоре 23 февраля было отказано в возбуждении уголовного дела против организаторов автомобильной игры.
10 июля коллегия экспертов-психиатров завершила обследование водителя автомобиля и пришла к выводу, что он психически нездоров, не может контролировать свои действия и нуждается в психиатрическом лечении.
24 октября 2008 года заявитель обжаловал неэффективность расследования в прокуратуру Донецкой области, но там настаивали на том, что расследование проводиться в соответствии с законодательством, и причин для назначения другого следователя нет.
5 февраля 2009 года, для определения допустимости применения к водителю автомобиля принудительного лечения, дело было направлено в Куйбышевский районный суд г. Донецка. 15 марта 2010 года председатель Донецкого областного Совета судей потребовал от председателя суда первой инстанции обеспечить оперативное рассмотрение этого дела.
28 марта 2011 года коллегия экспертов-психиатров очередной раз подтвердила свое заключение по поводу состояния здоровья водителя автомобиля.
8 июня 2011 года суд первой инстанции установил, что водитель автомобиля совершил преступление, нарушив правила дорожного движения, в результате чего погиб сын заявителя и двое других пассажиров. Суд также отметил тот факт, что на момент происшествия водитель мог контролировать свои действия и был здоров, а психическое заболевание возникло уже в результате травм. Поэтому суд принял решение о применении к водителю принудительного лечения. Заявитель обжаловал это решение, поскольку сам был врачом и считал, что заключение экспертов является неправильным, а водитель автомобиля, согласно требованиям процессуального законодательства, должен был присутствовать на судебном заседании.
24 января 2012 года апелляционный суд отменил решение суда первой инстанции и вернул дело на досудебное расследование. Во время расследования в очередной раз было установлено то, что водитель автомобиля нарушил правила дорожного движения, в результате чего случилось ДТП. Однако, учитывая состояние психического здоровья заявителя на тот момент, было рекомендовано применить к водителю автомобиля принудительное лечение. 24 марта 2013 года дело еще продолжали рассматривать.
В первую очередь Суд установил, что государство выполнило свои позитивные обязательства по обеспечению защиты жизни граждан в случае возникновения опасности. Организаторы автомобильной игры, а также ее участники должны были осознавать степень риска. Кроме того, автомобильная игра была организована в частном порядке, без запроса на получение разрешения от каких-либо государственных органов. Поэтому Суд пришел к выводу, что нарушения материального аспекта статьи 2 Конвенции в данном случае не было.
Вместе с тем, Суд указал на то, что государство должно обеспечивать эффективное расследование (в том числе и случаев смерти, как это предполагает статья 2 Конвенции). Эффективное расследование должно осуществляться в максимально краткие сроки и быть разумным, даже с учетом сложности дела и возникновения разных препятствий (см. Šilih v. Slovenia [GC], no. 71463/01, § 195, 9 April 2009). Что касается дела заявителя, то расследование автомобильного происшествия продолжалось на протяжении шести лет и шести месяцев и до 26 марта 2013 года еще не завершилось. В то же время Суд не нашел никаких обстоятельств, которые бы оправдывали такую продолжительность расследования. Таким образом, меры, которые предпринимались государственными органами для расследования смерти сына заявителя, не соответствовали требованиям (тщательности и срочности) статьи 2 Конвенции. Поэтому Суд пришел к выводу о том, что процессуальный аспект статьи 2 Конвенции был нарушен.
