Дело касается неэффективного расследования жалоб заявителя касательно жестокого обращения к нему со стороны сотрудников милиции и отсутствия доступа заявителя к защитнику во время дачи им признательных показаний в убийстве.
Заявитель, Евгений Петренко, гражданин Украины, 1988 года рождения, в настоящее время отбывает наказание за убийство. 18 марта 2004 года прокуратурой Сосновского района г. Черкассы было возбуждено уголовное дело по факту убийства Р. Вечером того же дня сотрудники милиции доставили заявителя в отделение милиции, а на следующий день – в отсутствие адвоката допросили его в качестве свидетеля по этому делу. Во время допроса заявитель признался в совершении месяцем ранее вместе с Р. мошенничества с целью похищения мобильного телефона, и в тот же день Сосновское РО УМВД Украины в Черкасской области возбудило еще одно уголовное дело по этому факту и допустило к участию в производстве адвоката заявителя Г. Заявитель в присутствии адвоката подписал протокол задержания и отказался давать дальнейшие показания, заявив, что он очень устал. Однако через двадцать минут после этого заявитель был допрошен в качестве свидетеля по делу об убийстве, но этот допрос проводился уже без защитника. Вечером того же дня сотрудники милиции провели обыск квартиры Д., еще одного знакомого заявителя, который признался, что присутствовал на месте совершения преступления, и указал, что заявитель убил Р. В тот же вечер заявитель, в отсутствие адвоката, признался в совершении убийства. В дальнейшем, следственные действия, а также допросы заявителя в обоих делах проводились при участии адвоката Г., а затем – других защитников заявителя. 21 марта 2004 года в Черкасском СИЗО заявителя осмотрел судебно-медицинский эксперт, который составил заключение об отсутствии у него телесных повреждений. 8 июня 2004 года этот вывод подтвердил другой судебно-медицинский эксперт, который основывался на результатах медицинского обследования от 21 марта 2004 года. 26 августа 2005 года заявителя осмотрел врач-нефролог, который указал, что три ребра заявителя на правом боку имеют признаки сросшихся переломов, и рекомендовал обследование у травматолога. Органы прокуратуры неоднократно отказывали заявителю в возбуждении уголовного дела по его жалобам на жестокое обращение. Все эти постановления отменялись вышестоящими органами как безосновательные, и назначались дополнительные проверки. 28 ноября 2007 года апелляционный суд Черкасской области признал заявителя виновным в совершении умышленного убийства, избрал ему наказание в виде лишения свободы сроком на четырнадцать лет, а жалобы заявителя на жестокое обращение оставил без удовлетворения. Заявитель обжаловал этот приговор, утверждая, среди прочего, что на начальном этапе следствия не были соблюдены его право на защиту, ему не был предоставлен доступ к адвокату сразу после задержания, а его признательные показания были получены в результате жестокого обращения. Верховный Суд Украины оставил приговор апелляционного суда без изменений, отметив, что вина заявителя была достоверно установлена на основе различных доказательств в материалах дела, включая признательные показания, которые он дал в ходе досудебного следствия. Суд отказал в удовлетворении жалоб заявителя на жестокое обращение и нарушение его процессуальных прав как безосновательных.
Суд отметил, что районная прокуратура рассматривала утверждение заявителя в рамках неоднократных доследственных проверок, не проводя полного расследования. Однако ранее Суд в различных контекстах уже устанавливал, что эта процедура не соответствует принципам эффективного средства правовой защиты по следующим причинам: следователь в рамках доследственной проверки может прибегать только к ограниченному числу процессуальных действий, потерпевшие не получают официального статуса, в результате чего их эффективное участие в процессе исключается, а любой другой способ юридической защиты потерпевших, включая требование возмещения вреда, имеет ограниченные шансы на успех, а поэтому может считаться теоретическим и иллюзорным (см. Davydov and Others, cited above, §§ 310-12; Golovan v. Ukraine, no. 41716/06, § 75, 5 July 2012; and Savitskyy v. Ukraine, no. 38773/05, § 105, 26 July 2012).
Следует отметить, что суд первой инстанции в ходе судебного рассмотрения вопроса о приемлемости соответствующих доказательств (признательных показаний заявителя) действительно принял определенные меры для рассмотрения жалоб о жестоком обращении. Однако эти меры были ограниченными и не обеспечили эффективности рассмотрения жалобы на национальном уровне. Суд первой инстанции основывался на выводах медицинского осмотра от 21 марта 2004 года, хотя обстоятельства осмотра заявителя в тот день, а именно, вопрос о том, проводился ли такой осмотр вообще, оставались невыясненными. В решении по делу «Каверзин против Украины» (Kaverzin v. Ukraine, no. 23893/03, §§ 173-180, 15 May 2012) Суд постановил, что нежелание со стороны властей оперативно и тщательного расследовать жалобы касательно жестокого обращения с подозреваемыми в уголовных преступлениях представляет собой системную проблему. С учетом обстоятельств дела и в соответствии со своей предыдущей практикой Суд пришел к выводу, что и в этом деле органы государственной власти не выполнили своих процессуальных обязанностей по эффективному расследованию жалоб о жестоком обращении. Таким образом, была нарушена статья 3 Конвенции в ее процессуальном аспекте.
Суд при оценке доказательств, как правило, руководствуется критерием доказанности «вне разумного сомнения» (см. Ireland v. the United Kingdom, 18 January 1978, § 161, Series A no. 25, от 18 января 1978 года, п. 161, Series A № 25). Однако такая доказанность может вытекать из совокупности достаточно веских, четких и согласованных между собой признаков или подобных не опровергнутых презумпций факта. Когда вся или значительная часть информации о событиях, о которых идет речь, известна исключительно органам власти – как это было в деле о заключенных, которые находятся под контролем органов власти, – и когда у таких лиц во время их заключения появляются телесные повреждения, это порождает соответствующие обоснованные презумпции факта. При этом бремя доказывания можно считать возложенным на органы власти, ведь именно они должны предоставить удовлетворительные и убедительные объяснения (см. Ribitsch v. Austria, 4 December 1995, § 34, Series A no. 336, and Salman v. Turkey [GC], no. 21986/93, § 100, ECHR 2000-VII). Оценив имеющиеся медицинские документы, Суд пришел к выводу, что они противоречивы и недостаточны для подтверждения жалоб заявителя о жестоком обращении. Суд отметил, что медицинская справка от 26 августа 2005 года, которая является единственным доказательством в подтверждение жалобы заявителя, была выдана более чем через год и пять месяцев после предполагаемого жестокого обращения. Справку составил нефролог, чья основная сфера специализации не охватывает переломы костей. Этот врач не сделал никаких окончательных выводов относительно переломов ребер и рекомендовал дополнительное обследование у травматолога. Он также не выразил какой-либо мысли о том, когда или каким образом эти повреждения вероятно могли быть нанесены. В связи с тем, что эти вопросы остались нерешенными вследствие бездействия органов государственной власти, они были рассмотрены при анализе процессуального аспекта статьи 3 Конвенции, и Суд установил процессуальное нарушение указанного положения. Касательно материального аспекта статьи 3 Конвенции Суд счел, что имеющиеся материалы дела не позволили окончательно установить, что заявитель получил переломы ребер или любые другие телесные повреждения, когда он находился под контролем органов власти. В этих обстоятельствах Суд не установил нарушение материального аспекта статьи 3 Конвенции.
Суд напомнил, что статья 6 § 1 Конвенции требует, чтобы, как правило, доступ к защитнику предоставлялся с первого допроса подозреваемого сотрудниками милиции, за исключением случаев, когда в конкретных обстоятельствах соответствующего дела продемонстрировано, что существуют веские основания для ограничения такого права. И даже когда веские основания могут в исключительных случаях оправдывать отказ в доступе к защитнику, такое ограничение, несмотря на его основания, не должно нарушать права обвиняемого по статье 6 Конвенции. Право на защиту как такое будет непоправимо нарушено, если признательные показания, полученные от лица во время допроса правоохранительными органами в отсутствие защитника, будут использоваться в целях осуждения (см. Ribitsch v. Austria, 4 December 1995, § 34, Series A no. 336, and Salman v. Turkey [GC], no. 21986/93, § 100, ECHR 2000-VII). Согласно существующим принципам практики Суда, по делу об убийстве заявитель имел право на доступ к защитнику с момента первого допроса 19 марта 2004 года. Стоит отметить, что в соответствии с национальным законодательством несовершеннолетний подозреваемый имел право на обязательное участие защитника (см. Smolik v. Ukraine, no. 11778/05, § 54, 19 January 2012). Как представляется, в определенное время 19 марта 2004 года адвокат Г. встретилась с заявителем по делу о завладении мобильным телефоном путем обмана (мошенничество). Однако ничто не свидетельствует о том, что она была официально допущена в качестве защитника заявителя в деле по убийству или она предоставляла заявителю любую юридическую помощь в связи с указанным делом. Также нет свидетельств того, что к заявителю в тот день был допущен любой другой адвокат. Факты в частности демонстрируют, что заявитель, который в то время был несовершеннолетним, дал признательные показания 19 марта 2004 года в отсутствие какого-либо защитника. Более того, Суд счел, что указанное ограничение нарушило права заявителя на защиту. При обосновании вины заявителя в убийстве национальные суды действительно, как утверждало правительство, не делали прямой ссылки не только на признательные показания заявителя от 19 марта 2004 года, но и на другие показания, представленные в тот же день, которые не имели никакого отношения к вопросу, о котором шла речь. Однако национальные суды не изъяли признательные показания от 19 марта 2004 года из материалов дела, не вынесли ни одного решения о роли этих показаний в признании заявителя виновным (см. Khayrov v. Ukraine, no. 19157/06, § 78, 15 November 2012). Наоборот, они ссылались на признательные показания заявителя, которые он дал 20 марта 2004 года в присутствии защитника. В связи с этим следует отметить, что допрос заявителя утром 20 марта 2004 года начался с предложения следователя подробнее объяснить то, о чем заявитель не сообщил в своих признательных показаниях 19 марта 2004 года. Таким образом, представляется, что указанный допрос был прямым продолжением признательных показаний, представленных заявителем 19 марта 2004 года. В этих обстоятельствах отсутствие какой-либо ссылки на признательные показания, представленные заявителем 19 марта 2004 года, не исключает их влияния на признание заявителя виновным. С учетом этих соображений Суд пришел к выводу о нарушении статьи 6 §§ 1 и 3 (c) Конвенции.
Суд отклонил утверждение заявителя о жестоком обращении по статье 3 Конвенции. Соответственно, Суд не рассматривал жалобу заявителя относительно нарушения статьи 6 Конвенции в связи с тем, что Суд отклонил жалобу касательноего осуждения на основании доказательств, полученных в результате жестокого с ним обращенияикает (см. Yerokhina v. Ukraine, no. 12167/04, § 77, 15 November 2012 and Nikolayenko v. Ukraine, no. 39994/06, § 71, 15 November 2012). Таким образом, эта жалоба является явно необоснованной и должна быть отклонена как неприемлемая в соответствии со статьей 35 §§ 3 (a) и 4 Конвенции. Заявитель также жаловался на другие нарушения его прав по Конвенции, однако Суд отклонил их как явно необоснованные в соответствии со статьей 35 §§ 3 (a) и 4 Конвенции.
