Ивановский против бывшей Югославской Республики Македония

© Перевод Украинского Хельсинского союза по правам человека

Официальное цитирование – Ivanovski v. the former Yugoslav Republic of Macedonia, no. 29908/11, § …, 21 January 2016

Официальный текст (англ.)

EUROPEAN COURT OF HUMAN RIGHTS
COUR EUROPEENNE DES DROITS DE L’HOMME

ЕВРОПЕЙСКИЙ СУД ПО ПРАВАМ ЧЕЛОВЕКА

ПЕРВАЯ СЕКЦИЯ

ДЕЛО ИВАНОВСКОГО ПРОТИВ БЫВШЕЙ ЮГОСТАВСКОЙ РЕСПУБЛИКИ МАКЕДОНИЯ

(Заявление № 29908/11)

РЕШЕНИЕ

Эта версия была исправлена 25 января 2016 года в соответствии с Правилом 81 Регламента Суда.

СТРАСБУРГ

21 января 2016

Это решение станет окончательным при условиях, изложенных в статье 44 § 2 Конвенции. Оно может быть отредактировано.

По делу Ивановского против бывшей Югославской Республики Македония,
Европейский Суд по правам человека (Первая секция), заседая палатой в составе The European Court of Human Rights:
Paivi Hirvela, Председатель,
Ledi Bianku,
Kristina Pardalos,
Linos-Alexandre Sicilianos,
Paul Mahoney,
Robert Spano,
Armen Harutyunyan, судьи,
и Andre Wampach, заместитель секретаря секции,
Рассмотрев дело в закрытом заседании 15 декабря 2015 года,
Провозглашает следующее решение, принятое в этот день:

ПРОЦЕДУРА

1. Данное дело основано на заявлении (№ 29908/11) против «бывшей Югославской Республики Македония», поданном в Суд в соответствии со статьей 34 Конвенции о защите прав человека и основных свобод (далее – «Конвенция») гражданином Македонии, г-ном Трендафилом Ивановским (далее – «заявитель»), 9 мая 2011 года.
2. Заявителя представлял г-н С. Павлески, адвокат в Скопье. Правительство Македонии (далее – «Правительство») представлял его уполномоченный, г-н К. Богданов.
3. Мирьяна Лазарова Трайковска, судья, избранная в отношении бывшей Югославской Республики Македония, отказалась от участия в рассмотрении дела (Правило 28 Регламента Суда). 6 ноября 2015 года Председатель Палаты принял решение о назначении Леди Бьянку судьей, избранным в отношении Албании для участия в деле в качестве специального судьи (Правило 29).
4. Заявитель утверждал, что решения национальных властей в люстрационном разбирательстве против него нарушили его право на уважение частной жизни, и что это разбирательство было несправедливым.
5. 27 ноября 2012 года Правительство было уведомлено о данном заявлении.

ФАКТЫ

I. ОБСТОЯТЕЛЬСТВА ДЕЛА

6. Заявитель родился 14 июля 1946 года и живет в Скопье.

A. Предыстория дела

7. 22 января 2008 года парламент государства-ответчика рассмотрел Закон о дополнительных требованиях к государственной службе (Закон за определување дополнителен услов за вршење на јавна функција – далее «Закон о люстрации»), который вступил в силу через восемь дней.
8. Законом о люстрации было введено дополнительное требование для занятия государственных должностей – отсутствие факта сотрудничества со службами государственной безопасности в период с 2 августа 1944 года по 30 января 2008 года, дату вступления в силу этого закона (далее – «период скрининга»). Другими словами, сотрудничество со службами государственной безопасности в этот период стало считаться препятствием для занятия государственных должностей.
9. Все действующие государственные должностные лица и кандидаты на государственные должности должны были представить декларацию о том, что они не сотрудничали со службами государственной безопасности в указанный период скрининга (далее – «декларация»). Закон о люстрации должен был действовать в течение пяти лет с момента его вступления в силу (далее – «временные рамки»).
10. Закон о люстрации также предусматривал создание Комиссии по проверке фактов (Комисија за верификација на факти, далее – «Люстрационная комиссия» или «Комиссия»), которая должна была быть создана в течение шестидесяти дней с момента вступления этого закона в силу. В задачи Комиссии входило изучение достоверности деклараций, поданных государственными должностными лицами. Члены Комиссии были избраны парламентом 15 января 2009 года. Комиссия начала свою работу в конце марта 2009 года.

11. 22 мая 2009 года в Закон о люстрации были внесены изменения, которыми было введено несколько положений, касающихся, прежде всего, функционирования Люстрационной комиссии и статуса ее членов. Кроме того, временные рамки Закона были расширены с пяти лет после вступления этого закона в силу, предусмотренных первоначально, до десяти лет после создания Комиссии.
12. 27 января 2010 года, после ходатайства об абстрактном конституционном пересмотре, Конституционный суд взял на себя инициативу и решил возбудить разбирательство с целью пересмотра конституционности ряда положений Закона о люстрации, включая положение о продлении периода скрининга (см. параграф 8 выше) после даты принятия действующей Конституции государства-ответчика (17 ноября 1991 года). Конституционный Суд также приостановил применение этих положений до принятия решение об их совместимости с Конституцией.
13. Затем последовали ожесточенные дебаты, в ходе которых многие политические деятели подвергли решение Конституционного Суда резкой критике в средствах массовой информации (см. Доклад Европейской Комиссии от 9 ноября 2010 года в параграфе 109 ниже). Например, 29 января 2010 года координатор парламентской группы правящей партии сделал следующее заявление:
«Принимая во внимание тот факт, что нынешний состав Конституционного Суда был назначен во время пика политической карьеры [бывшего президента Республики], [правящая партия] считает, что ограничение периода люстрации 1991 годом преследовало единственную цель: не позволить Люстрационной комиссии и гражданам Македонии узнать о том, что [бывший президент Республики и его партия], которые контролировали спецслужбы, на самом деле использовали эти структуры против своих политических противников».
14. 4 марта 2010 года тот же депутат заявил:
«Мы убеждены в том, что Конституционный Суд желает поработить македонскую демократию и держать его заложником в паутине, сотканной тайными сотрудниками спецслужб. Даже после 1991 года спецслужбы и их тайные сотрудники продолжали доносить, нарушать права человека, разрушать жизнь людей и вести войну против своих политических оппонентов».
15. Решением от 24 марта 2010 года Конституционный Суд признал ряд положений Закона о люстрации неконституционными. В частности, суд постановил, что продление периода скрининга после 17 ноября 1991 года, даты принятия настоящей Конституции, является неконституционным. Другими словами, положение о том, что сотрудничество со службами государственной безопасности после этой даты является препятствием для занятия государственных должностей, несовместимо с Конституцией.
16. Некоторые другие положения были также признаны противоречащими Конституции, а именно положения, предусматривающие публикацию имен сотрудников спецслужб в официальном бюллетене и автоматическую люстрацию в случае непредставления декларации, а также положения, гласящие, что сотрудничество может быть препятствием для членства в руководящих органах политических партий, общественных и религиозных организаций в соответствии с внутренними правилами таких негосударственных организаций (см. параграфы 69-71, 78 и 81 ниже).
17. В тот же день, 24 марта 2010 года, заявитель, который в то время был Председателем Конституционного Суда, сделал следующее заявление для СМИ, в котором он, в частности, прокомментировал письменный ответ парламента на ходатайство о конституционном пересмотре в рамках судебного разбирательства:
«Ответ состоит из семнадцати страниц и содержит аргументы в отношении необходимости проведения люстрации, мотивов принятия Закона о люстрации, реализации процедуры и тому подобного, но у меня сложилось впечатление, что никаких правовых аргументов не было представлено… Я считаю, что этот ответ должен быть обнародован. Например, в своем ответе парламент заявил, что «в конституционном и юридическом смысле, оспорить временные рамки Закона невозможно»… это не может рассматриваться как правовой аргумент».
18. Решением от 29 сентября 2010 года Люстрационная комиссия постановила, что заявитель представил ложную декларацию, и что, соответственно, он не выполнил дополнительное требование для занятия государственной должности (ход разбирательства по делу заявителя и сопутствующие обстоятельства подробно описаны в параграфах 24-58 ниже).
19. 25 февраля 2011 года в Закон о люстрации во второй раз были внесены изменения, и вновь введены некоторые положения, схожие с теми, которые были признаны недействительными. Положение, ограничивающее период скрининга, в течение которого сотрудничество со службами государственной безопасности является препятствием для занятия государственных должностей, было повторно сформулировано таким образом, что предельный срок остался открытым. Сфера применения была распространена на бывших должностных лиц и должностных лиц общественных организаций, требующих от них подавать декларацию об отсутствии сотрудничества.
20. 28 марта 2012 года Конституционный Суд вновь признал незаконным ряд положений Закона о люстрации с поправками, внесенными в 2011 году (см. параграф 19 выше). При этом Конституционный Суд постановил, что его предыдущее решение (см. параграф 15 выше) было обойдено с учетом содержания этих поправок.
21. 17 июля 2012 года Закон о люстрации был отменен после вступления в силу нового Закона о люстрации (Закон за определување на услов за ограничување за вршење на јавна функција, пристап на документи и објавување на соработката со органите на државната безбедност). В 2014 году Конституционный Суд отказал в возбуждении разбирательства с целью абстрактного конституционного пересмотра нового закона.
22. В то время, когда Закон о люстрации 2008 года был в силе, Люстрационная комиссия установила в общей сложности одиннадцать случаев представления ложных деклараций об отсутствии сотрудничества, в результате чего лица, представившие эти декларации, были признаны не отвечающими дополнительному требованию к государственной службе. Помимо заявителя, который был единственным действующим должностным лицом, чья декларация оказалась ложной, эти случаи касались восьми бывших чиновников и двух журналистов.
23. 1 сентября 2015 года в силу вступил Закон об отмене Закона о люстрации 2012 года (Закон за престанување на важење на законот за определување на услов за ограничување за вршење на јавна функција). Согласно этому закону, Люстрационная комиссия имела право завершить, в течение двух лет, любые текущие судебные разбирательства, по которым уже вынесено решение, но больше не могла возбуждать новые разбирательства. Все люстрационные разбирательства, по которым Комиссия не вынесла решения, должны были быть прекращены. Статья 3 этого закона предусматривала, что лицам, в отношении которых Комиссия установила факт сотрудничества со службами государственной безопасности, запрещено занимать государственные должности в течение пяти лет с момента, когда решение Комиссии по этому поводу станет окончательным.

B. Разбирательство по делу заявителя и сопутствующие обстоятельства

1. Люстрационное разбирательство

24. Заявитель был судьей Конституционного Суда с 2003 года по 2011 год, когда он был уволен в результате люстрационного рассмотрения, описанного ниже (см. параграфы 25-58). Дело заявителя было первым люстрационным рассмотрением в государстве-ответчике. На момент люстрационного рассмотрения и отстранения от должности (см. параграф 56 ниже), заявитель был также председателем Конституционного Суда.
25. 3 сентября 2009 года заявитель, будучи государственным служащим, представил в Люстрационную комиссию декларацию об отсутствии сотрудничества со службами безопасности, как это предусмотрено статьей 6 Закона о люстрации (см. параграф 67 ниже).
26. 5 июля 2010 года Комиссия, в конфиденциальном письме, попросила Государственный архив предоставить им прямой доступ ко всем данным, файлам и документам в отношении заявителя.
27. 12 и 22 июля 2010 года Государственный архив информировал Комиссию о существовании в архивах местного отделения тайной полиции бывшей Югославии (далее – «СФРЮ») личного дела заявителя, и предложил Комиссии ознакомиться с этими документами.
28. 15 сентября 2010 года и в ближайшие дни, различные средства массовой информации, несмотря на конфиденциальный характер разбирательства в Люстрационной комиссии, сообщили, что Комиссия якобы установила факт сотрудничества судьи Конституционного Суда со службами государственной безопасности. В последующие дни СМИ сообщили, что этот сотрудник спецслужб является действующим Председателем Конституционного Суда.
29. В закрытом заседании, проведенном 16 сентября 2010 года, Люстрационная комиссия пришла к выводу, что декларация заявителя не соответствует имеющимся в ее распоряжении доказательствам. Заявитель был уведомлен о выводах Комиссии 21 сентября 2010 года письмом, классифицированным как «строго конфиденциальное» (строго доверливо). Он был также проинформирован, что, согласно Закону о люстрации, он может, в течение пяти дней, представить устные или письменные замечания в отношении выводов Комиссии. В своем ответе заявитель попросил провести открытое заседание 24 сентября 2010 года.
30. 22 сентября 2010 года ежедневная газета «Utrinski vesnik» опубликовала статью под названием «Судья хочет открыто поговорить о своем «стукачестве»». Соответствующая часть статьи гласила:
«По «неофициальной» информации Utrinski, в школьные годы судья Конституционного Суда был членом одного из отделений организации под названием «Единая Македония», который выступала за объединение этнических македонских территорий. После разоблачения он, под давлением со стороны полиции, был вынужден раскрыть имена организаторов».
31. 23 сентября 2010 года Комиссия уведомила заявителя о том, что заседание будет проведено 27 сентября, что оно будет открытым, «если в нем не будет использоваться секретная информация», и что он сможет получить доступ ко всей секретной документации, имеющейся в распоряжении Комиссии, за один час до начала заседания.
32. 24 сентября 2010 года в открытом письме, адресованном «противникам люстрации», которое было опубликовано в средствах массовой информации, премьер-министр государства-ответчика (подписавшийся в своем качестве руководителя правящей партии) заявил, в частности, что Комиссия публично продемонстрировала, что член Конституционного Суда был сотрудником служб государственной безопасности, и что теперь совершенно ясно, что этот сотрудник, выдвинутый в Конституционный Суд бывшим президентом Республики, а также находящийся под контролем других органов власти, нанес серьезный вред ряду законодательных реформ его правительства. Письмо было ответом политическим противникам премьер-министра, которые утверждали, что он препятствует процессу люстрации. Премьер-министр описал их стратегию следующим образом:
«Атаковать [правящую партию] с тем, чтобы [защитить] Конституционный Суд, члена которой [Люстрационная] Комиссия публично признала сотрудником спецслужб. Обвинить [премьер-министра] в препятствовании [процессу] люстрации, так чтобы [он] не мог обвинить их в том, что сотрудник спецслужб, ныне работающий в Конституционном Суде, нанес серьезный вред целому ряду реформ, а также, чтобы [премьер-министр] не мог задать вопрос, почему [бывший Президент Республики] выдвинул в качестве судьи Конституционного Суда человека, который был сотрудником спецслужб, и кто контролирует этого «сотрудника» сегодня».
«Нападни го ВМРО-ДПМНЕ, за да го затскриеш Уставниот суд за чиј член Комисијата јавно се изјасни дека бил соработник на тајните служби. Обвини го Груевски дека ја кочи лустрацијата, за да не те обвини Груевски дека стана кристално јасно дека соработник на тајни служби од Уставниот суд му сруши цела палета на реформи и за да не постави прашање зошто Бранко Црвенковски го предложи за судија на Уставен суд тоа лице кое било соработник на службите и кој е тој центар на моќ кој се уште го диригира «соработникот»».
33. 24 сентября 2010 года заявитель представил возражения против установленных временных ограничений в связи с его доступом к секретным документам, имеющимся в распоряжении Комиссии (см. параграф 31 выше). Комиссия, в свою очередь, незамедлительно сообщила ему, что он может ознакомиться со своим личным делом, составленным тайной полицией СФРЮ и хранящимся в Государственном архиве, а также документами, имеющимися в распоряжении Комиссии, в ближайшие дни до начала заседания. Заявитель ознакомился с документами, имеющимися в распоряжении Комиссии, в тот же день.
34. Это были документы, которые содержались в личном деле заявителя, составленном местным отделением тайной полиции СФРЮ – всего около пятидесяти страниц машинописных отчетов и форм. Как явствует из документов, 27 и 28 марта 1964 года заявитель был допрошен тайной полицией в связи с его участием в школьной националистической группе, и был зарегистрирован в качестве тайного сотрудника под псевдонимом «Ламбе». В «предложении о регистрации» от 19 мая 1964 года, подписанном инспектором И.К., указано, что заявителю было предложено сотрудничать с тайной полицией, и что «он с радостью согласился на это, [сказав], что сделает все для службы [безопасности], если об этом не узнают его отец и в школе». «Анкета», с рукописной датой 10 февраля 1965 года, гласит, в частности, что заявитель был привлечен к сотрудничеству на основании «компрометирующих материалов», и что он не получал никакого материального вознаграждения за работу. То, что заявитель был привлечен к сотрудничеству на основании компрометирующих материалов, также отмечается в другой анкете от 10 января 1968 года, где, рядом с псевдонимом «Lambe», имеется рукописная пометка «и Lamda». В личном деле содержится ряд рапортов, составленных инспектором в период с 1964 по 1966 годы, в которых «Lambe» указывался в качестве источника информации о беседах и заявлениях некоторых учеников средней школы и студентов высших учебных заведений по актуальным в то время политическим и социальным вопросам. «Lambe» предоставлял информацию в основном в устной форме; лишь несколько рапортов, содержащихся в личном деле, основаны на его письмах (которых нет среди этих материалов). Имеются также копии двух платежных квитанций, датированных маем и декабрем 1965 года, и предложение 1983 года в отношении отказа от услуг сотрудника «Lamda». В этом предложении упомянут человек, который носил то же имя, что и заявитель, но который в 1970-е годы был студентом технического факультета, а в 1983 году работал в городском отделении коммунистической партии.
35. 27 сентября 2010 года Комиссия провела открытое заседание в своем здании, в зале заседаний площадью около двадцати квадратных метров. На заседании присутствовало множество представителей СМИ.
36. В ходе заседания заявитель отрицал первоначальные выводы Комиссии, которые поставили под сомнение достоверность его декларации. Он оспаривал подлинность документов, на которые опиралась Комиссия, поскольку он не писал и не подписывал их, и утверждал, что рапорты, содержащиеся в его личном деле, были подделаны или взяты из других личных дел. Кроме того, он отрицал подлинность подписей на двух платежных квитанциях, которые свидетельствовали о том, что он получал деньги за сотрудничество. Он указал на путаницу, связанную с двумя различными псевдонимами («Lambe» и «Lamda»), упоминавшимися в деле, и личностями, которые выступали под этими псевдонимами. Он также утверждал, что эпизод, когда он, будучи еще несовершеннолетним, был принужден к связям с тайной полицией из-за его причастности к школьной националистической группе, было интерпретирован неправильно.
37. 28 сентября 2010 года Конституционный Суд выступил с открытым письмом в ответ на заявление Премьер-министра от 24 сентября 2010 года (см. параграф 32 выше). Соответствующая часть этого письма гласит:
«Конституционный Суд приходит к выводу, что эта атака является кульминацией постоянных нападок на Конституционный Суд. Таким образом, Суд указывает на то, что премьер-министр превысил полномочия, возложенные на него Конституцией, поскольку он не имеет права оценивать законность решений, принятых Конституционным судом, но скорее должен способствовать их беспрепятственному исполнению. Суд считает, что действия премьер-министра указывают либо на его глубокое невежество, либо на его полное неуважение к конституционному порядку, вплоть до его подрыва.
Использование единичного дела, рассмотрение которого еще не закончено… для того, чтобы заклеймить коллективный орган, напоминает нам о событиях из прошлого, которые не должны повториться в демократическом обществе».
38. Решением от 29 сентября 2010 года Комиссия постановила, что возражения заявителя против первоначальных выводов Комиссии от 16 сентября 2010 года (см. параграф 29 выше) не соответствуют имеющейся информации, и, следовательно, он не выполнил дополнительное требование для занятия государственной должности. Решение опиралось на личное дело заявителя, и содержало перечень двадцати двух документов. В решении было кратко изложено содержание документов и говорилось, что заявитель начал сотрудничать со спецслужбами в 1964 году, и прекратил сотрудничество в 1983 году, что он предоставлял информацию о студентах, деятельность которых контролировалась службой безопасности по политическим причинам, и что, как видно из двух платежных квитанций, в 1965 году он получал вознаграждение за сотрудничество. Соответствующая часть решения Комиссии гласила:
«… В личном деле, составленном [тайной полицией СФРЮ], в графе «тип сотрудничества», указано, что [заявитель] является сотрудником [тайной полиции], привлеченным к сотрудничеству на основании компрометирующих материалов. Кроме того, было установлено, что [заявитель] начал свое сотрудничество с [тайной полицией] еще в 1964 году, будучи учащимся средней школы; когда ему было предложено сотрудничать, «он с радостью согласился на это, сказав, что сделает все для службы безопасности», и ему был присвоен псевдоним, под которым он впоследствии поставлял информацию [тайной полиции]. В 1965 году он официально стал сотрудником [тайной полиции]. В имеющихся в его личном деле десяти рапортах, подготовленных Отделом внутренних дел Струмицы, [заявитель] под своим псевдонимом выступает в качестве источника, поставлявшего информацию о своих одноклассниках, и эта [информация] использовалась [тайной полицией] в качестве оперативных материалов в связи с деятельностью учащихся школы в Струмице. Из четырех рапортов очевидно, что и в дальнейшем, будучи студентом в Скопье, он поставлял информацию о студентах различных факультетов. Кроме того, в личном деле имеются пять рапортов, касающиеся ряда лиц, за которыми следила [тайная полиция], а также информация о том, что они были недовольны властями по причине недостаточного интереса тех к положению македонцев в Эгейской [в Греции] и Пиринской [в Болгарии] Македонии, а также различным несправедливостям, совершаемым против македонцев в западной части Македонии. На основании личного дела было также установлено, что в 1965 году заявителю были выплачены суммы в 10000 и 20000 [югославских] динаров. Его сотрудничество официально прекратилось в 1983 году, когда он поступил на работу в муниципалитет Карпоса и был исключен из активной сети сотрудников.
Комиссия приняла во внимание устные замечания, представленные [заявителем], в которых он выразил свое несогласие с выводами Комиссии.
Комиссия считает всю информацию и документы, содержащиеся в личном деле [заявителя], достоверными. Кроме того, Комиссия считает, что декларация [заявителя] [об отсутствии сотрудничества], представленная Комиссии, не соответствует [имеющейся информации и документам], и поэтому [заявитель] не выполнил дополнительное требование для занятия государственной должности в соответствии со статьей 2 (1) [и] статьей 4 (4) Закона о [люстрации]».
39. Решение Комиссии было вручено заявителю 30 сентября 2010 года и классифицировано как «строго конфиденциальное».
40. При обмене письмами 1 октября 2010 года, заявитель попросил Комиссию предоставить ему копии материалов для того, чтобы он мог потребовать судебного пересмотра решения. Комиссия сообщила ему, что у них имеются только копии (препис), а оригиналы находятся в Государственном архиве; они посоветовали заявителю искать их там. По запросу заявителя, поданному в тот же день, Государственный архив, то ли в тот же день, то ли 4 октября 2010 года, предоставил ему копию его личного дела.
41. 5 октября 2010 года заявитель указал на несоответствия между материалами, предоставленными ему Государственным архивом, перечнем документов, содержащимся в его деле, и документами, на которых Комиссия основывала свое решение. Государственный архив ответил, что они просто получили личное дело и составили перечень содержащихся в нем документов по названию, без проверки их содержания, поскольку они не были уполномочены делать это. Наконец, они предложили заявителю ознакомиться с содержанием его личного дела под их надзором.
42. 8 октября 2010 года заявитель подал в Административный суд иск о судебном пересмотре решения Комиссии. Он жаловался, что разбирательство в Комиссии было несправедливым и включало ряд фактических и правовых ошибок. В частности, он жаловался, что заседание Комиссии было проведено без принятия Процедурных правил, которые Комиссия должна была принять ex lege до начала разбирательства. За публичным заседанием не последовало, как планировалось изначально, заседания в закрытом режиме (см. параграфы 31 и 35-36 выше), и поэтому он не имел возможности в полной мере представить свои аргументы, касающиеся секретной информации в материалах дела.
43. Кроме того, заявитель утверждал, что предельный срок для подготовки его апелляции был значительно сокращен, поскольку он получил копии документов из Государственного архива только 5 октября 2010 года (см. параграфы 40-41 выше), и что между документами Государственного архива и документами Комиссии, с которыми он ранее ознакомился, имелись очевидные расхождения. Заявитель оспорил подлинность документов, содержащихся в его личном деле, и предложил провести графологическую экспертизу (графолошко вештачепе) подписей на двух платежных квитанциях путем сравнения их с письмами, которые он якобы посылал инспектору тайной полиции (эти письма упоминались, но отсутствовали в его личном деле). Он также утверждал, что его перепутали с человеком, работавшим под псевдонимом «Lamda», учитывая, что в 1983 году он уже закончил высшее учебное заведение, получил диплом юриста и работал в муниципалитете города Скопье, но никогда не работал в городском отделении Коммунистической партии и никогда не учился на техническом факультете, как говорится в его личном деле (см. параграф 34 выше). Он предложил представить дополнительные доказательства, просил провести открытое слушание, а также разрешить ему пригласить помощника-эксперта (стручен помагач), а именно некоего г-на И. Б., профессора университета, специалиста в области государственной безопасности и разведки и отставного сотрудника тайной полиции СФРЮ, с целью уточнения методов и практики этого учреждения в отношении открытия и ведения личных дел.
44. В своем ответе Комиссия представила перечень двадцати двух документов, а также упомянула «сорок семь письменных документов», на которых она основывала свое решение. Ответ Комиссии был классифицирован как «строго конфиденциальный».
45. 26 октября 2010 года Административный суд провел публичное слушание в присутствии заявителя и Председателя Комиссии. Комиссия подала возражение относительно юрисдикции ratione materiae Административного суда рассматривать это дело.
46. 2 ноября 2010 года суд провел еще одно слушание, на котором Комиссия отозвала свое возражение относительно юрисдикции суда (см. параграф 45 выше), помощник-эксперт И.Б. (см. параграф 43 выше) дал показания, и были рассмотрены доказательства. Публика не была допущена на часть слушания, во время которой рассматривались конфиденциальные материалы (личное дело заявителя).
47. Решением от 8 ноября 2010 года административный суд отклонил иск заявителя. В своем решении суд перечислил двадцать семь документов и признал имеющиеся в распоряжении Комиссии документы идентичными оригиналам, полученным из Государственного архива. Административный суд постановил, что Комиссия не была уполномочена и не была обязана определять подлинность доказательств, которая может быть установлена только посредством экспертизы (вештачепа) в уголовном разбирательстве. Суд также постановил, что Комиссия не проводила состязательного разбирательства и может принять как факт только документы, составленные службами государственной безопасности. Предложение заявителя о проведении экспертизы для проверки подлинности подписей на платежных квитанциях было отклонено. Административный суд пришел к выводу, что было бы бессмысленно (беспредметно) выяснять, получал ли заявитель деньги за сотрудничество, поскольку для того, чтобы лицо было признано сотрудником спецслужб с точки зрения Закона о люстрации, достаточно и другой (нематериальной) выгоды. Суд также рассмотрел показания помощника-эксперта И.Б. Некоторые части решения были классифицированы как «строго конфиденциальные».
48. Председательствующим судьей была некая г-жа Л.К., которая вскоре после этого, в марте 2011 года, была назначена судьей вновь созданного Высшего административного суда.
49. Соответствующая часть решения Административного суда гласит:
«…Представитель истца подтвердил аргументы, выдвинутые в его иске о судебном пересмотре, а также расширил их, заявив, что решение Комиссии было необоснованным… [Он заявил, что] Комиссия не оценила письменные доказательства, поскольку таковых не имелось. [В частности], не было ни заявления от истца, что он согласился сотрудничать с [тайной полицией], ни его письменного согласия в этой связи, ни каких-либо письменных решений [тайной полиции] о принятии согласия истца на сотрудничество. Кроме того, Комиссия провела только механический анализ, процитировав и перефразировав документы, имеющиеся в личном деле № 12736, и на этом основании пришла к неправильным выводам, но не смогла правильно установить факты…
С учетом сложности дела и в целях разъяснения, [Административный] суд, по предложению истца, заслушал И.Б. из Скопье в качестве помощника-эксперта (стручен помагач). Суд также изучил (изврши увид) и сравнил личное дело истца, хранящееся в Государственном архиве, с копиями этих же документов, предоставленными истцу.
Суд, оценив доводы [истца], приведенные в его исковом заявлении, ответ [Комиссии] на эти доводы, а также материалы, представленные помощником-экспертом И.Б., [и] рассмотрев оспариваемое решение в свете материалов дела и с точки зрения статьи 37 Закона об административных спорах, постановил:
Иск является необоснованным…
В соответствии со статьей 10 Закона [об административных спорах], административное решение может быть оспорено, если закон был неправильно применен… или если разбирательство, предшествовавшее обжалуемому решению, не было проведено в соответствии с процедурными правилами, и, в частности, если факты были установлены неправильно, либо если факты были установлены правильно, но неправильно оценены…
В соответствии со статьей 4 (4) Закона [о люстрации], сотрудничество, по смыслу этого закона – это сознательное, тайное, организованное и постоянное сотрудничество и работа со службами государственной безопасности, подтвержденное письменным документом, в качестве секретного сотрудника или тайного осведомителя (далее – «секретный сотрудник») с целью сбора информации… в отношении определенных лиц в нарушение [их] основных прав и свобод по идейно-политическим мотивам, в результате чего [сотрудником] была получена материальная прибыль или другие выгоды, связанные с трудоустройством или продвижением по службе…
Опираясь на вышеизложенное, суд пришел к выводу, что Комиссия, действуя в пределах своей компетенции … и правильно произведя проверку фактов, приняла законное решение …
Из имеющихся материалов явствует, что истец, на основании письменного документа, сознательно, тайно, постоянно и организованно сотрудничал с тайной полицией, собирая информацию, которая была предметом обработки, хранения и использования… О факте такого сотрудничества свидетельствуют рапорты… которые содержатся в оригинале личного дела, хранящемся в Государственном архиве. С учетом того, что Комиссия проверяет только факты, касающиеся сотрудничества или отсутствия сотрудничества со службами государственной безопасности, и то, что эта [проверка фактов] не является состязательным процессом, записи, созданные спецслужбами и их предшественниками, должны приниматься как факты, [то есть как достоверные доказательства] …
По мнению суда, утверждение, что истец был лишен возможности активно участвовать в разбирательстве в Комиссии… является необоснованным, поскольку Комиссия предоставила ему доступ ко всем доказательствам.
В отношении аргумента [истца], что… заседание Комиссии было проведено в отсутствие Процедурных правил, [которые должны были быть приняты заранее,] … этот суд приходит к выводу, что он не имеет отношения к делу… Эти Правила являются внутренними правилами Комиссии и, таким образом, регулируют исключительно ее внутреннее функционирование… а не процедуру проверки фактов, предписанную Законом о [люстрации].
Этот суд находит необоснованной жалобу [истца], что ему не была предоставлена возможность оспорить [фактические выводы Комиссии]. [Он утверждал, в частности, что] … [заседание Комиссии] закончилось после первой же части, в тот момент, когда он выразил свое несогласие с «фактами», [лежащими в основе] выводов [Комиссии] … в отношении которых он [также] представил письменные аргументы. [По его мнению,] Комиссия должна была провести слушание, а не рассматривать дело так, как будто никаких замечаний в соответствии со статьей 29 не было представлено. [Эти жалобы] не поддерживаются доказательствами, содержащимися в материалах дела. Как видно из материалов дела, 27 сентября 2010 года Комиссии провела в открытом режиме часть заседания, которая не касалась секретной информации. С учетом того, что ранее, 24 сентября 2010 года, истец изучил материалы дела и ознакомился с их содержанием, он имел возможность представить свои замечания в ходе заседания.
Суд также считает необоснованным довод истца о том, что рапорты, [содержащиеся в его личном деле], с юридической точки зрения, не могут быть основанием для установления фактов, так как они обладают множеством недостатков, как формальных, так и существенного характера, в частности, ни один из десяти рапортов не был подписан уполномоченным представителем [тайной полиции], к рапортам не приложены письма, якобы посланные истцом, … ни один из этих рапортов не был упомянут в официальных докладах [тайной полиции], и во всех рапортах в качестве источника информации указан «Lambe», в то время как Комиссия упоминает другой псевдоним, «Lamda». [Суд находит этот аргумент истца необоснованным, поскольку] методы работы [тайной полиции] были разъяснены на открытом слушании помощником-экспертом, который сообщил, что тайная полиция пользовалась собственными оперативными методами для сбора информации, которая впоследствии подлежала дальнейшей обработке, хранению и использованию … Суд приходит к выводу, что оценка методов [бывшей тайной полиции] не входит в компетенцию Комиссии.
Суд не принимает жалобы истца о том, что он был привлечен к работе в качестве сотрудника, будучи еще несовершеннолетним, поскольку из доказательств очевидно, что он сотрудничал и предоставлял информацию, уже будучи взрослым человеком.
Суд признает необоснованными утверждения [истца] о фактических ошибках, [в частности, его жалобы на то], что Комиссия не предприняла никаких шагов для того, чтобы установить, были ли подписи на платежных квитанциях идентичны друг другу, а также подписи истца, что было бы легко сделать путем проведения графологической экспертизы, его возражения, касающиеся достоверности рапортов, которые он получил из Государственного архива и [достоверности] их содержания, его утверждения, что … [тайная полиция] зарегистрировала его в качестве сотрудника на основании фиктивных (спакувани) рапортов, которые были подброшены (подметнати) в его личное дело, что он не был осведомлен о такой регистрации и не согласился на нее, а также на явно неправильное толкование фактов, так как досье на несовершеннолетнего, преследуемого за македонский национализм, было превращено в личное дело секретного сотрудника. [Суд отклоняет эти жалобы] на том основании, что Комиссия, после проверки данных, которые имелись в ее распоряжении, правильно установила, что истец … был зарегистрирован в качестве секретного сотрудника… Комиссия, которая занималась установлением фактов, не имела ни полномочий, ни юридического обязательства использовать для установления фактов доказательства, которые могли быть получены только по результатам экспертизы в рамках уголовного производства. … Эта процедура не является состязательной, и записи бывших спецслужб должны быть приняты в качестве подлинных [, то есть в качестве достоверных доказательств]. В своих аргументах истец указал на возможные уголовные преступления, предусмотренные не только Уголовным кодексом, но и статьями 36 и 37 Закона [о люстрации]. Разбирательство в Комиссии не препятствовало истцу инициировать другое разбирательство, в котором он мог бы обосновать свои утверждения.
С другой стороны после изучения личного дела истца, суд установил, что лишь немногие рапорты были представлены в письменной форме, но большинство из них были составлены на основании прямых контактов.
С учетом вышеизложенного, суд не удовлетворил запрос… о получении писем истца, упомянутых в [некоторых] рапортах, составленных инспектором службы государственной безопасности, с целью проведения графологической экспертизы подписей и почерка на платежных квитанциях.
Также несущественно, были ли выплаты, так как это – лишь одно из условий для установления того, что сотрудничество было, поскольку статья 4 (4) Закона о [люстрации], при определении сотрудничества, предусматривает, что для наличия сотрудничества не обязательно должно быть материальное вознаграждение, [но] может быть достаточно и других выгод, например, в виде продвижения по службе».
50. В своей апелляции в Верховный суд от 25 ноября 2010 года, заявитель повторил свои прежние аргументы и выразил сомнения по поводу общей справедливости судебного разбирательства, а также фактических и правовых ошибок. Он отметил, что количество страниц и перечень документальных доказательств, упомянутых в различных актах, составленных государственными органами, различаются. Он также жаловался на то, что административный суд абсолютно неверно истолковал материалы, представленные помощником-экспертом, и приложил дополнительное письменное заявление И.Б. Он также оспорил вывод Административного суда в отношении полномочий Комиссии, и жаловался, что, таким образом, Административный суд не установил факты в полной мере, и не распорядился о проведении экспертизы или принятии иных мер для проверки подлинности документов и подписей на платежных квитанциях. Комиссия ответила на обращение заявителя, после чего заявитель представил ответ на этот ответ Комиссии.
51. Решением от 2 марта 2011 года Верховный суд отклонил жалобу заявителя и оставил в силе решение Административного суда. Верховный суд указал, в частности, что он проверил «оригинальную документацию» и пришел к выводу, что факты были установлены правильно. Кроме того, он рассмотрел и проанализировал остальные жалобы заявителя, и пришел к выводу, что они не имеют отношения к делу и не могут привести к иному результату. Что касается подлинности документов, в том числе подписей на квитанциях, Верховный суд отклонил доводы заявителя, установив, что в то время никаких соответствующих официальных процедур не существовало.
52. Судья В.С., который позднее был назначен судьей Конституционного Суда на место заявителя после его увольнения (см. параграф 57 ниже), входил в состав суда, и, по мнению заявителя, также действовал в качестве докладчика (известител) по делу.
53. Соответствующая часть решения Верховного суда гласит:
«…На основании доказательств, рассмотренных в ходе судебного разбирательства, включая, в первую очередь, рапорты, содержащиеся в личном деле заявителя, можно сделать неоспоримый вывод, что, он, на основании письменного документа, сознательно, тайно, постоянно и организованно сотрудничал с [бывшей тайной полицией]. Опираясь на показания секретного сотрудника – заявителя – тайная полиция собирала информацию, которая обрабатывалась, хранилась и использовалась [тайной полицией] … Таким образом, права лиц, которые находились под наблюдением службы государственной безопасности, были нарушены по политическим или идеологическим мотивам.
Принимая во внимание определение сотрудничества, содержащееся в Законе [о люстрации], Административный суд правильно пришел к выводу, что в соответствующее время истец имел статус секретного сотрудника или осведомителя.
Приведенные в жалобе аргументы относительно расхождений между данными, полученными из Государственного архива, и данными, на которые ссылалась Комиссия, на основании чего истец оспаривает подлинность доказательств, являются необоснованными.
По мнению Верховного суда, факты, установленные судом первой инстанции, являются правильными и полными, так как они основаны на тщательной и всесторонней оценке каждой части доказательств по отдельности и всех доказательств в совокупности… При оценке жалоб в отношении фактов, Верховный суд также проверил оригинальную документацию и признал эти жалобы необоснованными, так как истец не представил каких-либо доказательств, которые могли бы поставить под сомнение факты, установленные судом первой инстанции.
Верховный суд считает неуместными, в контексте возможности иного результата рассмотрения дела, утверждения, что истец не был сотрудником, но был преследуемым человеком, на которого было составлено политическое досье за то, что он, будучи несовершеннолетним школьником, выступал за независимость македонского народа.
В частности, истец был учащимся средней школы, который первоначально был взят на заметку [тайной полицией] за враждебные действия и македонский национализм. Тем не менее, он продолжал сотрудничать с этой службой, и ему было предложено стать сотрудником. В 1965 году, когда истец уже достиг восемнадцатилетнего возраста, он был официально зарегистрирован в качестве сотрудника. Из имеющихся документов следует, что истец сотрудничал со службами государственной безопасности, уже будучи взрослым человеком.
Аргументы истца о том, что он никогда не соглашался на сотрудничество, и что нет никаких свидетельств его регистрации в качестве сотрудника или прекращения сотрудничества, не могут привести к фактическим выводам, отличным от тех, которые уже были установлены судом первой инстанции.
По мнению помощника-эксперта, высказанного на открытом слушании в Административном суде, согласие сотрудника абсолютно не было необходимо, учитывая секретность процедуры. В предложении о прекращении сотрудничества указано имя Трендафила Ивановского и номер личного дела, аналогичный номеру, под которым он был зарегистрирован в качестве сотрудника. Эти данные согласуются с данными, содержащимися в других документах, которые, несомненно, относятся к истцу. По мнению Верховного суда, этими данными нельзя пренебрегать лишь по причине несовпадения псевдонимов.
Аргумент, что рапорты, составленные [тайной полицией] на основании предоставленной истцом информации, не могут рассматриваться в качестве [достоверных доказательств], является необоснованным. Верховный суд приходит к выводу, что процедура получения информации не была строго формализована. Как пояснил помощник-эксперт, рапорты обычно предоставлялись в устной форме. Исходя из вышеизложенного, очевидно, что, для того чтобы содержание записи или рапорта, составленного уполномоченным представителем [тайной полиции], могло считаться подлинным, оно не обязательно должно быть подтверждено письменным заявлением сотрудника.
Истец отрицает подлинность своей подписи на платежных квитанциях.
Верховный суд считает, что в ситуации, когда никаких правил (правилник) оплаты не существовало, и с учетом того, что, как заявил помощник-эксперт, выплаты, как правило, производились наличными, упоминания имени сотрудника в качестве получателя [денег] будет достаточно для того, чтобы сделать вывод о факте материального вознаграждения.
Поскольку суд первой инстанции правильно и в полной мере установил решающие факты, он также правильно применил нормы материального права, отклонив иск».
50. Решение Верховного суда было передано заявителю 9 марта 2011 года.
55. 11 марта 2011 года Комиссия постановила, что ее решение от 29 сентября 2010 года стало окончательным.
56. 11 апреля 2011 года, ссылаясь на Закон о люстрации и заключение Комиссии от 11 марта 2011 года, Парламент признал, что заявитель не выполнил дополнительное требование, и, соответственно, уволил его с должности судьи Конституционного Суда, несмотря на дискуссии экспертов по поводу конституционности такой меры. В тот же день это решение Парламента было опубликовано в официальном бюллетене.
57. 14 апреля 2011 года, в ходе своей последней сессии перед выборами, Парламент назначил судью В.С. (см. параграф 52 выше) на должность судьи Конституционного Суда, освободившуюся после увольнения заявителя.
58. Разбирательство стало предметом пристального внимания представителей международного сообщества, присутствующих в государстве-ответчике, и было описано в ряде докладов, включая, в первую очередь, Доклад Европейской комиссии о ходе работы от 9 ноября 2010 года, в котором говорится, что люстрационное разбирательство в отношении заявителя «породило опасения по поводу давления на независимую судебную власть» (см. параграф 109 ниже). В докладах Департамента Соединенных Штатов о состоянии прав человека за 2010 и 2011 годы также упоминается случай заявителя и напряженность в отношениях между правительством и Конституционным Судом.

2. Другие разбирательства

59. В то же время, 8 марта 2011 года Комиссия подала в прокуратуру Скопье уголовную жалобу в отношении заявителя, утверждая, что, подав ложную декларацию об отсутствии сотрудничества со службами государственной безопасности, он совершил уголовное преступление дачи ложных показаний, предусмотренное статьей 366A Уголовного кодекса (см. параграфы 79 и 97 ниже).
60. 29 апреля 2011 года прокурор отклонил уголовную жалобу, не найдя элементов соответствующего преступления. В своем обосновании, прокурор указал, в частности, что в ходе разбирательства в Комиссии доказательства не были получены или оценены в состязательном порядке или в соответствии с принципом непосредственности, так как в качестве доказательств, имеющих значение для исхода разбирательства, были использованы только официальные документы служб государственной безопасности. Декларация заявителя, таким образом, не является доказательством, а лишь документом, давшим начало люстрационному рассмотрению.

II. СООТВЕТСТВУЮЩЕЕ НАЦИОНАЛЬНОЕ ЗАКОНОДАТЕЛЬСТВО И ПРАКТИКА

A. Закон о люстрации и связанные с ним подзаконные акты

1. Закон о люстрации

61. Соответствующие положения Закона о дополнительных требованиях к государственной службе (Закон за определување дополнителен услов за вршење на јавна функција, Официальный вестник №№ 14/2008 и 64/2009), действовавший в соответствующее время, гласил следующее.
62. Статья 1 предусматривала, что этот закон регулирует дополнительные требования для занятия государственных должностей, состав и функционирование Комиссии по проверке фактов (Люстрационной комиссии), а также процедуру проведения проверок Комиссией и судами.
63. Статья 3 категорически запрещала занимать государственные должности высшим должностным лицам (отдававшим приказы) спецслужб бывшего режима, предусматривая, что дополнительное требование также будет выполнено, если государственное должностное лицо или кандидат на государственную должность не отдавал приказы о сборе или использовании информации, собранной секретными сотрудниками или тайными осведомителями.
64. Статья 2 запрещала занимать государственные должности лицам, которые сотрудничали со спецслужбами бывшего режима, предусматривая, что дополнительное требование к государственной службе будет выполнено, если государственное должностное лицо или кандидат на государственную должность (далее – «заинтересованное лицо») не был, между 2 августа 1944 года и датой вступления Закона в силу, зарегистрирован службами государственной безопасности в качестве секретного сотрудника или тайного осведомителя, осуществляющего сбор информации о лицах в нарушение прав человека по политическим или идеологическим мотивам.
65. Статья 4 определяла сотрудничество как подтвержденное письменным документом сознательное, тайное, организованное и постоянное сотрудничество со службами государственной безопасности в качестве секретного сотрудника или тайного осведомителя, осуществляющего сбор информации о лицах в нарушение прав человека по политическим или идеологическим мотивам в обмен на материальное вознаграждение, выгоды в области трудоустройства или продвижения по службе.
66. Статья 5 содержала перечень государственных должностей, являющихся предметом дополнительного требования. Этот перечень включал президента Республики, членов парламента, министров и премьер-министра, мэров и муниципальных советников, всех государственных должностных лиц, назначаемых Парламентом, судей и членов Совета судей, прокуроров и членов Совета прокуратуры, Уполномоченного по правам человека и его заместителей, руководителей всех административных органов, Государственного прокурора и его заместителей, председателя, вице-председателя и членов Совета Национального банка, генеральных директоров и их заместителей всех учреждений, гражданский и военный персонал Министерства внутренних дел, Министерства обороны, армейских и тюремных должностных лиц, членов Македонской академии наук и искусств, основателей и профессорско-преподавательского состава государственных и частных университетов, менеджеров и членов совета директоров государственных предприятий, учреждений и государственных фондов, нотариусов, судебных исполнителей, практикующих адвокатов, посредников, государственных служащих, дипломатов, лиц, назначенных в международные организации, а также лиц, занимающих государственные должности или наделенных государственными полномочиями в других общественных службах.
67. Статья 6 предусматривала, что заинтересованное лицо должно представить Комиссии письменную декларацию, заверенную нотариусом, об отсутствии сотрудничества со службами государственной безопасности (далее – «декларация»). В этой статье также приводилась точная формулировка декларации.
68. Статья 7 предусматривала, что в ходе проверки заинтересованное лицо освобождается от обязательства хранить в тайне секретную информацию, которая стала ему известна во время его сотрудничества со службами государственной безопасности.
69. Статья 8 предусматривала, что Комиссия должна, по своей собственной инициативе и без обсуждения, зафиксировать факт отказа заинтересованного лица представить декларацию и опубликовать его имя в официальном бюллетене.
70. Статья 10 предусматривала, что непредставление декларации составляет невыполнение требования о занятии государственной должности.
71. Статья 13 предусматривала, что имя соответствующего лица, которое, согласно заключению Комиссии, сотрудничало со службами государственной безопасности, должны быть опубликовано в официальном бюллетене.
72. Статья 14 предусматривала создание Комиссии – независимого органа, финансируемого из государственного бюджета. Статья 15 гласила, что Комиссия состоит из председателя, вице-председателя и девяти других членов, избираемых парламентским квалифицированным большинством (две трети) сроком на пять лет. Также Парламент выбирает из числа членов Комиссии председателя и вице-председателя Комиссии, сроком на шесть месяцев. Членами Комиссии могут быть лица, обладающие высокими моральными и профессиональными качествами. Членство в Комиссии является профессиональной функцией, несовместимой с другой профессиональной деятельностью или обязанностями.
73. Статья 17 регулировала функционирование Комиссии. Обсуждения в Комиссии проводятся на заседании в присутствии двух третей ее членов; ее решения должны приниматься большинством голосов членов. Комиссия должна принять Процедурные правила.
74. Статья 19 предусматривала, что членство в Комиссии несовместимо с членством в руководящем органе политической партии, осуждением к тюремному заключению более чем на шесть месяцев, и запретом заниматься определенной профессией или деятельностью. Также членом Комиссии не могут быть: бывший президент Республики, бывший председатель Парламента или правительства, заместитель председателя Парламента или заместитель премьер-министра, министр, сотрудник или назначенное должностное лицо служб государственной безопасности.
75. Статья 22 обязывала Департамент по вопросам безопасности и контрразведки в составе Министерства внутренних дел, Департамент по вопросам безопасности и контрразведки в составе Министерства обороны, Разведывательное управление и Государственный архив предоставлять в распоряжение Комиссии все соответствующие данные, файлы и другие документы в соответствии с условиями, установленными в отдельных нормативных актах.
76. Статьи 24-29 регулировали порядок работы Комиссии. Согласно этим статьям, Комиссия должна уведомить заинтересованное лицо, что его декларация не соответствует информации, полученной Комиссией, и предложить этому лицу представить, в течение пяти дней, письменные или устные замечания. Заседание Комиссии проводится в закрытом режиме. Тем не менее, если заинтересованное лицо просит о проведении открытого заседания, такое заседание должно быть проведено, за исключением части, в которой рассматривается секретная информация. В течение трех дней Комиссия должна принять решение о том, что возражения заинтересованного лица не соответствуют имеющейся информации, и что дополнительное требование, соответственно, не выполнено.
77. Статья 27 предусматривала, что заинтересованное лицо, оспаривающее первоначальные выводы Комиссии или информацию, предоставленную Комиссии соответствующим государственным органом, может, в течение восьми дней после принятия решения, возбудить разбирательство в компетентном суде. Такое судебное разбирательство основывается на принципах приоритетности и срочности. Компетентный суд должен начать разбирательство в течение пяти дней.
78. В статьях 30-35 были изложены дополнительные требования для учредителей и работников юридических лиц, осуществляющих различные виды деятельности, связанные с общественными интересами, такие как средства массовой информации, юридические фирмы и научные учреждения. Статья 34, в частности, предусматривала также возможность введения, внутренними правилами, дополнительных требований в отношении представителей руководящих органов и членов политических партий, общественных (неправительственных) организаций и религиозных общин.
79. Статьи 36-38 устанавливали наказание за уничтожение, удаление, изменение или публикацию информации, касающейся сотрудничества со службами государственной безопасности. Эта статья также предусматривала, что лицо, представившее ложную декларацию об отсутствии сотрудничества, несет ответственность в соответствии с Уголовным кодексом.
80. Статья 42 предусматривала, что этот закон будет применим в течение десяти лет после выборов Комиссии.
81. 24 марта 2010 года Конституционный Суд признал недействительной часть статьи 2, касающуюся периода скрининга для целей люстрации, поскольку этот период выходил за рамки даты принятия действующей Конституции государства-ответчика (17 ноября 1991). Конституционный Суд также признал недействительными части статей 8 и 13, связанные с публикацией имен сотрудников в официальном бюллетене, и статью 34, которая предусматривала возможность рассматривать отсутствие сотрудничества со службами государственной безопасности в качестве дополнительного требования для работы в руководящих органах некоторых негосударственных организаций, таких как политические партии, общественные организации и религиозные общины (см. параграфы 15-16 выше).

2. Процедурные правила Комиссии

82. Процедурные правила Комиссии, принятые 14 июля 2009 года (Деловник на Комисијата за верификација на фактите), которые можно найти на веб-сайте Комиссии, регулируют внутреннюю организацию и функционирование Комиссии. Правила не были опубликованы в официальном бюллетене, и дата, когда они были размещены на веб-сайте Комиссии, неизвестна.
83. Правило 2 предусматривает, что Комиссия заседает в открытом режиме. В исключительных случаях, заседания проводятся в закрытом режиме, но только тогда, когда заинтересованное лицо представляет свои замечания (если оно не обратилось с письменной просьбой о проведении открытого заседания), а также когда рассматривается секретная информация. Правило 6 гласит, что повестка дня заседания Комиссии, вместе с сопроводительными материалами, должна быть разослана за три дня до заседания. Правило 9 гласит, что заседание проводится под руководством председателя Комиссии. Правило 10 устанавливает, что на заседании Комиссии могут присутствовать национальные и иностранные эксперты, а также другие лица, чье экспертное заключение может понадобиться, но только если они были приглашены на заседание. Правило 13 гласит, что Комиссия обсуждает пункты на повестке дня заседания, и докладчик дает дополнительные разъяснения по каждому пункту. Правило 14 устанавливает возможность отсрочки рассмотрения отдельных пунктов для проведения дополнительных консультаций с экспертами. Правило 19 гласит, что Комиссия может возбудить разбирательство по собственной инициативе или в соответствии с письменной и обоснованной гражданской инициативой. Правило 21 гласит, что Комиссия должна сделать первоначальные выводы и предложить заинтересованному лицу представить, в течение пяти дней, свои замечания. Правило 22 гласит, что после того, как заинтересованное лицо было заслушано, Комиссия должна, в течение трех дней, либо прекратить разбирательство, либо решить, что возражения заинтересованного лица не соответствуют имеющейся информации, и, следовательно, дополнительное требование не было выполнено.

B. Закон об административных спорах

84. Соответствующие положения Закона об административных спорах (Закон за управните спорови, Официальный вестник № 62/2006) предусматривает следующее.
85. Статья 1 гласит, что, в целях обеспечения судебного пересмотра, Административный суд принимает решение в административном разбирательстве (судебном рассмотрении) в отношении правомерности решений («административных актов») административных органов, Правительства и других государственных или общественных органов (далее – «государственные субъекты»), когда, при осуществлении своих общественных полномочий, они принимают решение о правах и обязанностях физических или юридических лиц в связи с административными вопросами.
86. Статья 9 предусматривает, что административное разбирательство не может быть возбуждено, если имеется другой судебный путь восстановления нарушенных прав.
87. Статья 10 предусматривает, что административные акты могут быть оспорены по причине: (а) неправильного применения норм материального права, (б) отсутствия юрисдикции, или (с) процедурных или фактических ошибок.
88. Статья 19 предусматривает, что административный спор возникает в результате подачи иска о судебном пересмотре.
89. Статья 26 предусматривает, что административный суд признает иск о судебном пересмотре неприемлемым, если, в частности, обжалуемое решение не представляет собой административный акт, или если закон исключает возможность возбуждения административного спора в данном конкретном случае.
90. Статья 31 позволяет участникам пользоваться услугами помощника-эксперта (стручен помагач) в вопросах, где требуются особые знания.
91. Статья 36 устанавливает, что административный суд, как правило, принимает решение по делу на основании фактов, установленных в административном разбирательстве государственным органом, чье решение обжалуется, или на основании фактов, установленных самим судом. Административный суд должен отменить обжалуемое решение и вернуть дело для повторного рассмотрения, если он придет к выводу, что факты не были правильно установлены, или были процедурные ошибки. Если имеющиеся данные свидетельствуют о том, что факты отличаются от тех, которые были установлены государственным органом в административном процессе, Административный суд может установить факты и принять решение по существу дела. В таких случаях факты определяются в ходе слушания в присутствии сторон.
92. Статья 39 предусматривает, что Административный суд должен либо (а) отклонить административный иск, либо (б) отменить обжалуемое решение и вернуть дело в государственный орган. Решение может быть обжаловано.
93. В статье 40 перечислен ряд ситуаций, в которых Административный суд, если он признает иск обоснованным, не должен возвращать дело, но может принять решение по существу, полностью заменяющее обжалуемое решение государственного органа.
94. Статья 43 предусматривает возможность возобновления разбирательства по решению Европейского суда по правам человека.
95. Статья 44 предусматривает, что заявление о возобновлении разбирательства может быть подано в течение тридцати дней, после того, как стороне стало известно о наличии оснований для возобновления. Заявление о возобновлении не может быть подано после истечения пяти лет с момента, когда решение стало окончательным.
96. Статья 51 предусматривает, что если Закон об административных спорах не содержит конкретных положений о порядке административного разбирательства, должны применяться, с соответствующими изменениями, положения Закона о гражданском судопроизводстве.

C. Уголовный кодекс

97. Соответствующие положения Уголовного кодекса (Кривичен законик, Официальный вестник № 37/1996 с последующими поправками и дополнениями) гласят:
Статья 366a (1). Дача ложных показаний
«Каждый, кто, в ходе судебного или в административного разбирательства, намеренно дает неправдивые показания, наказывается лишением свободы на срок от одного до трех лет».

D. Закон об обработке личных файлов службы государственной безопасности

98. Закон об обработке личных файлов службы государственной безопасности (Закон за постапување со досиеја за лица водени од Службата за државна безбедност, Официальный вестник № 52/2000), регулирует порядок получения информации и доступа к личным файлам, созданным Министерством внутренних дел с 1945 года до вступления настоящего Закона в силу в 2000 году.
99. Статья 2 определяет личный файл как папку с документами, созданную и хранимую службами государственной безопасности в отношении конкретного лица, по идеологическим и политическим мотивам. Статья 3 предусматривает возможность для каждого македонского гражданина, который считает, что на него имеется личный файл, запросить доступ к этому файлу. В статье 7 установлено, что доступ может быть запрошен в течение года после вступления этого закона в силу (далее – «период доступа»). Статьи 16 и 17 предусматривают, что файлы должны быть отсортированы специальной комиссией, и файлы, имеющие культурное, историческое или научное значение, должны быть переданы в Государственный архив в течение шести месяцев после истечения срока доступа (статья 7). Не переданные файлы более не являются секретной информацией, и их хранение регулируется в соответствии с положениями Закона об архивных материалах.

E. Закон об архивных материалах и связанные с ним подзаконные акты

1. Закон об архивных материалах

100. Закон об архивных материалах (Закон за архивската граѓа, Официальный вестник №№ 36/90, 36/95 и 86/2008) регулирует защиту, хранение и использование архивных материалов. Он определяет архивные материалы как предмет общественного интереса. Статья 2 определяет архивные материалы как оригинальные или воспроизведенные (письменные, печатные, записанные на пленку или видео, или записанные иным образом) документы, имеющие постоянную ценность и значимость для государства, науки и культуры. Статья 7 предусматривает, что государственный архив несет ответственность за защиту, хранение и использование архивных материалов. Статья 8 предусматривает, что архивные материалы должны быть доступны общественности в соответствии с условиями, предусмотренными настоящим Законом, правилами доступа к публичной информации, а также другими соответствующими законодательными актами.
101. В статье 20 говорится, что архивные материалы должны быть доступны для научно-исследовательских и других нужд граждан, а также для осуществления государственных полномочий государственными органами.
102. В соответствии со статьей 21, архивные материалы должны быть сделаны доступными после истечения установленного срока, но не позднее чем через двадцать лет после создания конкретного материала. Тем не менее, Правительство может устанавливать более длительные сроки, до 150 лет.
103. В статье 34 перечислены обязанности Государственного архива, включая, в частности, получение, учет, сортировку, хранение и защиту архивных материалов.
2. Постановление Правительства о критериях для установления более длительных сроков использования архивных материалов
104. Постановление Правительства о критериях для установления более длительных сроков использования архивных материалов (Уредба за утврдување критериуми за подолги рокови за користење на архивската граѓа, Официальный вестник № 31/96) позволяет отхождение от общего срока, предусмотренного статьей 21 Закона об архивных материалах (см. параграф 102 выше), и устанавливает более длительные сроки для доступа к архивным материалам и их использования. Постановление предусматривает более длительные сроки, в частности, для документов, имеющих значение для территориальной целостности, суверенитета, независимости, безопасности и обороны государства (семьдесят пять лет), для материалов, которые могут оказать негативное воздействие и ограничить права человека, личную и семейную неприкосновенность, включая национальные чувства, религиозные или политические убеждения, подстрекательство к дискриминации или национальной ненависти (двадцать лет со смерти лица или 100 лет со дня рождения лица, если дата смерти неизвестна), а также для личных файлов (до 100 лет со дня рождения лица).

F. Закон о гражданском судопроизводстве

105. Статья 177 Закона о гражданском судопроизводстве (Закон за парничната постапка, Официальный вестник №№ 79/2005, 11/2008 и 83/2009) гласит, что истец может обратиться в гражданский суд для того, чтобы установить существование или отсутствие права или правовых отношений, либо подлинность или недостоверность документа. Такой иск может быть подан, когда это предусмотрено специальными положениями, либо если истец имеет законный интерес в этом вопросе.

III. СООТВЕТСТВУЮЩИЕ ДОКУМЕНТЫ СОВЕТА ЕВРОПЫ

A. Резолюция Парламентской Ассамблеи 1096 (1996) о мерах по ликвидации наследия бывших коммунистических тоталитарных систем

106. 27 июня 1996 года Парламентская ассамблея Совета Европы приняла Резолюцию 1096 (1996) о мерах по ликвидации наследия бывших коммунистических тоталитарных систем (далее – «Резолюция ПАСЕ»). Соответствующая часть этой резолюции гласит:
«1. С наследием бывших коммунистических тоталитарных систем справиться нелегко. На институциональном уровне это наследие включает в себя чрезмерную централизацию, милитаризацию гражданских институтов, бюрократизацию, монополизацию и чрезмерное регулирование; на уровне общества, оно простирается от коллективизма и конформизма до слепого повиновения и других тоталитарных моделей мышления. В такой ситуации очень трудно воссоздать цивилизованное, либеральное государство, основанное на принципе верховенства права – вот почему необходимо ликвидировать старые структуры и старое мышление. …
4. Таким образом, демократическое государство, основанное на верховенстве права, должно, при ликвидации наследия бывших коммунистических тоталитарных систем, использовать национальные процессуальные средства. Государство не может применять какие-либо другие средства, поскольку тогда оно будет не лучше, чем тоталитарный режим, который должен быть ликвидирован. Демократическое государство, основанное на верховенстве права, имеет в своем распоряжении достаточно средств для того, чтобы обеспечить правосудие и наказание виновных, однако оно не может и не должно пытаться отомстить вместо того, чтобы добиваться справедливости. Такое государство должно уважать права человека и основные свободы, такие, как право на справедливое судебное разбирательство и право быть услышанным, и эти права должны распространяться даже на тех людей, которые, когда они были у власти, сами их не соблюдали. Государство, основанное на верховенстве права, также может защитить себя от возрождения коммунистической тоталитарной угрозы, так как оно имеет в своем распоряжении достаточно средств, не противоречащих правам человека и принципу верховенства права, и основанных на уголовном правосудии и применении административных мер. …
7. Ассамблея также рекомендует, чтобы преступные деяния, совершенные отдельными лицами во время коммунистического тоталитарного режима, преследовались и карались согласно нормам уголовного законодательства. Если уголовное законодательство предусматривает срок давности за некоторые преступления, этот срок может быть продлен, так как это всего лишь процедурный, а не основной вопрос. Однако введение и применение ретроактивного уголовного законодательства недопустимо. С другой стороны, позволяется привлекать к суду и подвергать наказанию любое лицо за любое деяние или упущение, которое на момент его совершения не являлось уголовным преступлением в соответствии с национальным законодательством, но которое считалось уголовным преступлением согласно общим принципам права, признанным в цивилизованных странах. Кроме того, если лицо явно нарушало права человека, утверждения этого лица, что оно делало это по приказу, не исключает ни незаконности его действий, ни его личной вины. …
9. Ассамблея приветствует раскрытие секретных документов для общественности в некоторых бывших коммунистических тоталитарных странах. Ассамблея рекомендует всем соответствующим странам предоставить заинтересованным лицам, по их просьбе, доступ к касающимся их материалам бывших спецслужб. …
11. Что касается обращения с лицами, которые не совершали никаких преступлений, за которые они могли бы быть привлечены к ответственности в соответствии с пунктом 7, но которые, тем не менее, занимали высокие посты при бывших тоталитарных коммунистических режимах и поддерживали их, Ассамблея отмечает, что некоторые государства сочли необходимым ввести административные меры, такие как законы о люстрации или декоммунизации. Целью этих мер является отстранение таких лиц от государственной власти, если им нельзя доверить власть в соответствии с демократическими принципами, так как они не продемонстрировали свою приверженность демократическим принципам в прошлом, и не имеют интереса и мотивов придерживаться их в настоящем.
12. Ассамблея подчеркивает, что, в общем, эти меры будут совместимы с принципами верховенства права при условии соблюдения некоторых критериев. Во-первых, вина, являющаяся личной, а не коллективной, должна быть доказана в каждом отдельном случае, что подчеркивает потребность в индивидуальном, а не коллективном применении законов о люстрации. Во-вторых, должны гарантироваться такие права, как право на защиту, презумпция невиновности до доказательства вины и право на обращение в суд. Целью таких мер ни в коем случае не может быть месть, кроме того, процесс люстрации не должен преследовать незаконные политические или социальные цели. Цель разбирательств в соответствии с законами о люстрации – не наказание лиц, признанных виновными (это входит в задачи уголовного законодательства), а защита молодых демократий.
13. Ассамблея считает необходимым обеспечить, чтобы законы о люстрации и подобные административные меры соответствовали требованиям государства, основанного на верховенстве права, и фокусировались на угрозах основным правам человека и процессу демократизации. См. «Руководящие принципы для обеспечения соответствия законов о люстрации и подобных административных мер требованиям государства, основанного на верховенстве права».
14. Кроме того, Ассамблея рекомендует, чтобы лица, чей статус изменился вследствие применения законов о люстрации, в принципе не теряли ранее приобретенных финансовых прав. В исключительных случаях, когда представители правящей элиты бывшего режима назначали себе пенсии выше, чем у рядовых граждан, их пенсии должны быть уменьшены до обычного уровня. …»

B. Руководящие принципы для обеспечения соответствия законов о люстрации и подобных административных мер требованиям государства, основанного на верховенстве права

107. Руководящие принципы Совета Европы, упомянутые в вышеупомянутой Резолюции, гласят:
«Для того, чтобы быть совместимыми с государством, основанным на верховенстве права, законы о люстрации должны соответствовать определенным требованиям; прежде всего, люстрация должна быть сосредоточена на угрозе основным правам человека и демократизационному процессу; такие законы никогда не должны использоваться для мести, также непозволительно неправомерное использование регулируемого такими законами процесса люстрации в политических или социальных целях. Цель люстрации не состоит в наказании предположительно виновных лиц (это – задача прокуратуры в рамках уголовного права), но в защите молодой демократии.
a. Люстрацию должна администрировать специально созданная независимая комиссия, состоящая из выдающихся граждан, номинированных главой государства и одобренных парламентом;
b. Люстрация может быть использована только для устранения или значительного уменьшения угрозы созданию жизнеспособной свободной демократии со стороны субъекта люстрации путем использования субъекта той или иной должности с тем, чтобы участвовать в нарушениях прав человека или блокировать процесс демократизации;
c. Люстрация не может быть использована для наказания, возмездия или мести; наказание может быть вынесено только за прошлую преступную деятельности на основе Уголовного кодекса и в соответствии со всеми процедурами и гарантиями уголовного преследования;
d. Люстрация должна быть ограничена должностями, относительно которых есть все основания полагать, что занимающее ее лицо может представлять значительную опасность для прав человека или демократии. К таковым относятся назначаемые государственные должности ответственных за разработку или исполнение государственной политики и процедур, касающихся внутренней безопасности; или назначаемые государственные должности, на которых могут быть заказаны либо совершены нарушения прав человека – такие как в правоохранительной службе, службе безопасности и разведки, суде и прокуратуре;
e. Люстрация не применяется к выборным должностям, если только кандидат на выборах сам этого не требует – избиратели имеют право избирать кого им угодно (права на голосование может быть лишен только осужденный преступник по решению суда – это не административная люстрация, а мера, предусмотренная уголовным законодательством);
f. Люстрация не должна применяться к должностям в частных или полу-частных организациям, поскольку в таких организациях мало должностей (если таковые имеются), занимая которые можно нанести вред основным правам человека и демократическому процессу;
g. Дисквалификация на основании люстрации не должна длиться более пяти лет, так как не следует недооценивать способность человека к позитивным изменениям в части отношения и привычек; люстрационные меры предпочтительно должны закончиться не позднее 31 декабря 1999 года, потому что новая демократическая система должна быть к тому времени консолидирована во всех бывших коммунистических тоталитарных странах;
h. Лица, которые отдавали приказы, совершали или в значительной мере способствовали совершению серьезных нарушений прав человека, могут быть отстранены от занимаемой должности; если организация совершала серьезные нарушения прав человека, член, сотрудник или агент такой организации считается причастным к этим нарушениям, если он был старшим должностным лицом организации, если он не может показать, что он не участвовал в планировании, отдании приказов или осуществлении такой политики, практики или актов;
i. Никто не подлежит люстрации исключительно за связь или работу в любой организации, которая была законной на момент такой связи или работы (за исключением случаев, изложенных выше в подпункте h), или за личные мнения или убеждения;
j. Люстрация должна применяться только в отношении действий, работы или членства с 1 января 1980 года до падения коммунистической диктатуры, потому что вряд ли человек, которые не совершал нарушений прав человека в течение десяти лет, будет делать это теперь (этот срок, конечно, не относится к нарушениям прав человека, преследуемым в соответствии с уголовным законодательством);
k. Люстрация «сознательных сотрудников» допустима только в отношении лиц, которые, работая в государственных учреждениях (например, разведывательных службах), фактически участвовали в серьезных нарушениях прав человека, которые фактически причинили вред другим лицам, и которые знали или должны были знать, что их действия могут нанести вред;
l. Люстрации не может подвергаться лицо, которому было менее 18 лет на момент его участия в соответствующих актах, и которое добросовестно и добровольно отреклось и/или отказалось от членства, работы или агентурного сотрудничества с соответствующей организацией до перехода к демократическому режиму, или которое действовало по принуждению;
m. Лицо ни в коем случае не может быть люстрировано без предоставления ему полноценной правовой защиты, включающей гарантию права на адвоката (назначенного, если лицо не может оплатить услуги адвоката), возможности оспаривать доказательства, используемые против него, доступа ко всем имеющимся обвинительным и оправдательным доказательствам, возможности представить свои доказательства, иметь открытые слушания по запросу, и права на апелляцию в независимый судебный трибунал».

C. Заключение amicus curiae Венецианской комиссии от 17 декабря 2012 года

108. В своем заключении amicus curiae в рамках абстрактного конституционного пересмотра в Конституционном Суде государства-ответчика нового Закона об определении критерия для ограничения занятия государственных должностей, доступе к документам и публикации данных о сотрудничестве с органами государственной безопасности, Венецианская комиссия сделала следующие основные выводы:
«a) Введение мер люстрации через очень долгое время после начала процесса демократизации в стране может вызвать сомнения относительно их реальных целей. Месть не должна преобладать над защитой демократии. Поэтому для введения таких мер требуются веские причины.
Поскольку целью люстрации является недопущение лиц с антидемократическим отношением к занятию государственных должностей, а также поскольку не следует недооценивать возможность позитивных изменений в отношении и поведении человека, применение люстрационных мер к деяниям, совершенным 21-68 лет назад (или даже 31-78 лет, если учитывать время, когда истечет срок действия Закона о люстрации), может – если вообще может – быть оправдано только совершением наиболее тяжких преступлений, в частности, массовых и неоднократных нарушений основных прав, которые также влекут значительное наказание, связанное с лишением свободы, в соответствии с уголовным законодательством.
Применение мер люстрации в отношении деяний, совершенных после крушения тоталитарного режима, может быть оправдано только в свете исключительных исторических и политических условий и в стране с недавно учрежденными демократическими институтами, так как демократический конституционный порядок должен защищать себя непосредственно посредством реализации принципа верховенства права и гарантий защиты прав человека. Политические, идеологические и партийные мотивы не должны использоваться в качестве основания для применения мер люстрации, так как стигматизация и дискриминация политических оппонентов не являются приемлемыми средствами политической борьбы в государстве, регулируемом принципом верховенства права.
Что касается продолжительности мер люстрации, она должна зависеть, с одной стороны, от прогресса в создании демократического государства, регулируемого принципом верховенства права, а с другой стороны, от способности к позитивному изменению отношения и привычек субъекта люстрации. Должна быть предусмотрена фиксированная продолжительность каждой люстрационной меры, во избежание дискриминационного обращения с лицами, находящимися в сопоставимом положении, в зависимости от времени принятия люстрационных мер.
b) Применение люстрационных мер к должностям в частных или полу-частных организациях выходит за рамки целей люстрации, которая состоит в том, чтобы не позволить лицам занимать государственные должности, если нет уверенности, что они будут осуществлять свои служебные полномочия в соответствии с демократическими принципами.
Оспариваемая связь с тоталитарным режимом должна быть определена максимально точно.
c) Проведение Комиссией разбирательства с целью проверки фактов в отсутствие заинтересованного лица противоречит его праву на защиту, в частности, праву на равенство сторон. Процедура проверки фактов Комиссией и процедура обжалования должны детально регулироваться, чтобы соответствовать принципам верховенства права и надлежащей правовой процедуре.
d) Имя лица, которое было признано сотрудником бывших спецслужб, может быть опубликовано только после окончательного решения суда, так как только в случае окончательно доказанного сотрудничества неблагоприятные последствия публикации для репутации этого лица могут считается пропорциональной мерой, необходимой в демократическом обществе».

IV. СООТВЕТСТВУЮЩИЕ ДОКУМЕНТЫ ЕВРОПЕЙСКОГО СОЮЗА

109. Соответствующая часть Доклада Европейской комиссии о ходе работы от 9 ноября 2010 года гласит:
«Премьер-министр, министр юстиции, спикер и несколько депутатов [от правящей партии] подвергли открытой критике работу и решения Конституционного Суда, сочтя их политически мотивированными. Председатель Конституционного суда выступил в защиту Суда и призвал политические партии уважать авторитет Суда. В первом деле, рассмотренном в рамках реализации Закона о люстрации 2008 года, Люстрационная комиссия установила, что Председатель Конституционного Суда сотрудничал со спецслужбами. Председатель Конституционного Суда опроверг эти утверждения. Эти события вызывают обеспокоенность в связи с давлением на независимую судебную власть».

ПРАВО

I. ЗАЯВЛЕННЫЕ НАРУШЕНИЯ СТАТЬИ 6 КОНВЕНЦИИ

110. Заявитель жаловался, в соответствии со статьей 6 Конвенции, на общую несправедливость люстрационного разбирательства.
111. Он также жаловался на то, что Комиссия и суды не были достаточно беспристрастными и независимыми, учитывая функционирование и состав Комиссии, поведение некоторых судей, которые рассматривали его дело, а также публичное заявление, сделанное премьер-министром, которое продемонстрировало политическое давление, оказываемое Правительством.
112. В соответствии с этой статьей, заявитель также жаловался на то, что были нарушены принципы равенства сторон и состязательности процесса. Это произошло, с одной стороны, из-за давления, оказываемого на него в связи с неразглашением секретной информации, короткого срока для подготовки аргументов, и его ограниченного доступа к файлам, а, с другой стороны, из-за несанкционированного и неограниченного доступа со стороны других лиц к этим файлам.
113. Заявитель также жаловался на отсутствие доступа к суду, поскольку суды не установили полную юрисдикцию в отношении фактических обстоятельств дела, и допустили ошибку при оценке фактов. Более того, он утверждал, что он не мог эффективно оспорить решающие улики против него, которые поставили его в невыгодное положение по сравнению с государством.
114. Заявитель также жаловался на произвол в оценке доказательств и недостаточную аргументацию решений.
115. Наконец, заявитель жаловался на нарушение принципа презумпции невиновности в соответствии со статьей 6 § 2, а также его права на защиту в соответствии со статьей 6 § 3 (b) и (d).
116. Соответствующая часть статьи 6 Конвенции гласит:
«1. Каждый в случае спора о его гражданских правах и обязанностях или при предъявлении ему любого уголовного обвинения имеет право на справедливое и публичное разбирательство дела в разумный срок независимым и беспристрастным судом, созданным на основании закона. Судебное решение объявляется публично, однако пресса и публика могут не допускаться на судебные заседания в течение всего процесса или его части по соображениям морали, общественного порядка или национальной безопасности в демократическом обществе, а также когда того требуют интересы несовершеннолетних или для защиты частной жизни сторон, или – в той мере, в какой это, по мнению суда, строго необходимо – при особых обстоятельствах, когда гласность нарушала бы интересы правосудия.
2. Каждый обвиняемый в совершении уголовного преступления считается невиновным, до тех пор пока его виновность не будет установлена законным порядком.
3. Каждый обвиняемый в совершении уголовного преступления имеет как минимум следующие права …
(b) иметь достаточное время и возможности для подготовки своей защиты…
(d) допрашивать показывающих против него свидетелей или иметь право на то, чтобы эти свидетели были допрошены, и иметь право на вызов и допрос свидетелей в его пользу на тех же условиях, что и для свидетелей, показывающих против него…»

A. Приемлемость

117. Суд отмечает, что между сторонами не было спора в отношении применимости статьи 6 к жалобам касательно люстрационного разбирательства. Стороны, однако, не пришли к согласию по вопросу о том, должна ли эта статья применяться в ее гражданском или уголовном аспекте. Правительство заявило, что статья 6 применима в ее гражданском аспекте, а заявитель, ссылаясь на дело Matyjek (см. Matyjek v. Poland (dec.), no. 38184/03, §§ 43-59, ECHR 2006), утверждал, что указанная статья применима в ее уголовном аспекте.
118. Суд напоминает, что применимость статьи 6 к разбирательству, связанному с люстрацией, зависит от конкретных обстоятельств каждого дела. Например, в деле Sidabras and Dziautas v. Lithuania ((dec.), nos. 55480/00 and 59330/00, ECHR 1 July 2003), Суд пришел к выводу, что статья 6 неприменима к такому разбирательству. В деле Rainys and Gasparavicius v. Lithuania ((dec.), nos. 70665/01 and 74345/01, ECHR 22 January 2004), Суд признал статью 6 применимой только в ее гражданском аспекте, тогда как в деле Matyjek (упомянутом выше) и ряде последующих дел против Польши (см., например, Bobek v. Poland, no. 68761/01, 17 July 2007, и Moscicki v. Poland, no. 52443/07, 14 June 2011) он постановил, что эта статья применима в ее уголовном аспекте.
119. В настоящем деле, прямым следствием люстрационного разбирательства явилось то, что заявитель был освобожден от должности судьи Конституционного Суда, и ему было запрещено заниматься юридической практикой или занимать государственные должности до марта 2016 года (см. параграфы 10-11, 23, 56, 64 и 66 выше).
120. Суд отмечает, что его прецедентное право получило развитие после его решения по делу Sidabras and Dziautas (упомянутого выше), и что, в частности, критерии, сформулированные в его решении по делу Vilho Eskelinen and Others v. Finland ([GC], no. 63235/00, § 62, ECHR 2007-II), привели к более широкой применимости статьи 6 в ее гражданском аспекте к спорам, касающимся государственных (гражданских) служащих. Принимая во внимание это прецедентное право (см., например, Olujic v. Croatia, no. 22330/05, §§ 31-44, 5 February 2009, и Juricic v. Croatia, no. 58222/09, §§ 51-57, 26 July 2011) и тот факт, что дело заявителя было рассмотрено как Административным, так и Верховным судом, Суд считает очевидным, что гражданский аспект статьи 6 применим к люстрационному разбирательству в настоящем деле.
121. С другой стороны, Суд считает, что в настоящем деле нет достаточных оснований для вывода о применимости статьи 6 в ее уголовном аспекте. Действительно, между этим делом и упомянутыми выше делами против Польши (см. параграф 118) имеется некоторое сходство. Тем не менее, основное различие заключается в преимущественно уголовном характере процедуры люстрации в Польше (см. Matyjek, §§ 49-52) и административном характере процедуры люстрации в настоящем деле. Кроме того, в настоящем деле заявитель подвергся люстрации за сотрудничество с тайной полицией коммунистической эпохи, а не за представление ложной декларации по этому поводу, как в делах против Польши (где Суд признал такие действия аналогичными, в частности, даче ложных показаний, которая является уголовным преступлением, см. Matyjek, § 52). И, наконец, какие-либо сомнения относительно того, должен ли субъект люстрации быть привлечен к уголовной ответственности за представление ложной декларации (см. параграф 79 в сочетании с параграфом 97 выше), были развеяны довольно общими выводами прокурора в деле заявителя, который дал понять, что такое поведение не может являться уголовным преступлением (см. параграф 60 выше).
122. Суд далее отмечает, что эта часть жалобы не является явно необоснованной по смыслу статьи 35 § 3 (а) Конвенции. Суд также отмечает, что она не является неприемлемой по каким-либо другим основаниям. Поэтому она должна быть признана приемлемой.

B. Существо дела

1. Заявленное нарушение статьи 6 § 1 Конвенции в связи с отсутствием доступа к суду

(a) Аргументы сторон

123. Правительство утверждало, что, в подтверждение своих опасений по поводу подлинности файлов, заявитель предложил провести графологическую экспертизу подписей на платежных квитанциях и допросить И.Б. в качестве помощника-эксперта (см. параграфы 43 и 50 выше). Экспертная оценка подписей не входила в сферу компетенции Административного суда, и этот вопрос мог быть решен только в рамках отдельного разбирательства в гражданском суде. Кроме того, заявитель предложил провести экспертизу подписей путем их сравнения с письмами, упомянутыми в его личном деле (см. параграф 34 выше), которых, однако, не имелось в распоряжении сторон. Помощник-эксперт, предложенный заявителем, был допрошен Административным судом, и его показания были приняты во внимание (см. параграфы 46 и 49 выше). Правительство утверждало, что заявитель мог представить другие доказательства, например, показания лиц, чьи имена были упомянуты в документах. Правительство также утверждало, что заявитель должен был опираться на статью 36 Закона об административных спорах (см. параграф 91 выше).
124. Заявитель утверждал, что отказ провести экспертизу подписей на платежных квитанциях представлял собой целенаправленную попытку скрыть истину. Он утверждал, что показания помощника-эксперта были неправильно истолкованы, и что И.Б. сделал письменное заявление в этой связи, которое было приложено заявителем к его апелляции в Верховный суд (см. параграф 50 выше).

(b) Оценка Суда

125. Суд повторяет, что статья 6 § 1 Конвенции предусматривает «право на судебное рассмотрение», одним из аспектов которого является право на доступ к суду (см. Golder v. the United Kingdom, 21 February 1975, § 36, Series A no. 18). Решения, принимаемые административными или другими органами, которые не удовлетворяют требованиям статьи 6, подлежат последующему контролю со стороны «судебного органа, обладающего полной юрисдикцией», включая полномочие отменить обжалуемое решение, как в связи с вопросами факта, так и в связи с вопросами права (см. Bistrovic v. Croatia, no. 25774/05, §§ 48 and 53, 31 May 2007, и Merot d.o.o. and Storitve Tir d.o.o. v. Croatia (dec.), nos. 29426/08 29737/08, § 49, 10 December 2013).
126. В этой связи, Суд отмечает, что, в соответствии с Законом об административных спорах, действовавшим в то время, рассмотрение Административным судом законности решения государственного органа в рамках судебного пересмотра не было ограничено только вопросами права, но также распространялось на вопросы факта, включая оценку доказательств. Если Административный суд был не согласен с фактическими выводами, содержащимися в обжалуемом решении, он имел право отменить решение и вернуть дело для повторного рассмотрения или, в исключительных случаях, принять свое собственное решение вместо обжалуемого (см. параграфы 91 и 93 выше). Таким образом, Суд считает, что Административный суд являлся судом «обладающим полной юрисдикцией» для целей статьи 6 § 1 Конвенции (см. Bistrovic, упомянутое выше, § 53, и Merot d.o.o. and Storitve Tir d.o.o., упомянутое выше, § 50, 10 December 2013).
127. Кроме того, Суд отмечает, что в люстрационном разбирательстве по делу заявителя решение Комиссии было рассмотрено Административным судом, и впоследствии Верховным судом. По предложению заявителя, на слушание в Административном суде был приглашен помощник-эксперт (см. параграфы 43 и 46 выше). Поэтому суды имели и осуществили полную юрисдикцию в отношении вопросов фактов и права, рассмотрев дело по существу. Следовательно, в данном люстрационном разбирательстве заявитель имел доступ к суду.
128. Доводы заявителя об обратном касаются принятия и оценки доказательств (см. параграфы 124 выше), а не доступа к суду. Тем не менее, с точки зрения статьи 6 § 1 Конвенции, оценка доказательств не входит в компетенцию Суда, так как она должна производиться, в первую очередь, национальными судами. С другой стороны, то, каким образом принимаются доказательства, является элементом, который может быть актуальным в контексте общей справедливости судебного разбирательства (см., например, Elsholz v. Germany [GC], no. 25735/94, § 66, ECHR 2000-VIII). Этот вопрос в контексте настоящего дела будет рассмотрен ниже (см. параграфы 131-151).
129. Соответственно, нарушения статьи 6 § 1 Конвенции в связи с отсутствием доступа к суду не было.
130. В свете этого вывода, Суд не считает необходимым рассматривать вопрос о том, являлась ли Комиссия судом по смыслу этой статьи.

2. Заявленное нарушение статьи 6 § 1 Конвенции в связи с несправедливостью судебного разбирательства

(a) Аргументы сторон

(i) Правительство

131. Правительство утверждало, что люстрационное разбирательство по делу заявителя соответствовало требованиям статьи 6 Конвенции. Заявитель был представлен в ходе разбирательства, имел право на обжалование, а Комиссия и суды представили обоснования своих решений. Заявитель имел полный доступ ко всем имеющимся документам, которые были рассмотрены на слушании в Административном суде в его присутствии. Учитывая небольшой размер личного дела заявителя (примерно сорок-пятьдесят страниц) и его относительно простое содержание, предоставленного времени было достаточно для того, чтобы он мог подготовить свои аргументы по делу.
132. Кроме того, Правительство утверждало, что нет никаких оснований сомневаться в объективной или субъективной беспристрастности Административного и Верховного суда. Дела в этих судах были переданы конкретным судьям с помощью автоматизированной системы индивидуального распределения. Заявитель не представил никаких конкретных замечаний в отношении беспристрастности судей, и не просил об отзыве кого-либо из судей в ходе внутреннего разбирательства. Правительство утверждало, что судья В.С. вообще не участвовал в рассмотрении дела в Административном суде (см. параграф 52 выше и параграф 134 ниже). Наконец, они утверждали, что письмо премьер-министра в любом случае не могло повлиять на люстрационное разбирательство, так как оно было опубликовано после принятия Комиссией первоначального решения и после того, как, по просьбе заявителя, было назначено открытое заседание Комиссии (см. параграфы 29 и 31-32 выше).

(ii) Заявитель

133. Заявитель утверждал, что люстрация в государстве-ответчике велась недобросовестно: вместо того, чтобы выполнять нравственные задачи, люстрация приобрела карательный характер. Она была политически мотивированной, и была, в основном, направлена против людей, которые подвергались преследованиям со стороны коммунистического режима, и которые в настоящее время не пользовались, по различным причинам, благосклонностью со стороны правящей политической элиты. В его случае люстрация были произвольной и основывалась на сфальсифицированном личном деле сотрудника.
134. Вопреки аргументу Правительства (см. параграф 132 выше), заявитель утверждал, что в ходе люстрационного разбирательства он в достаточной степени озвучил свои опасения по поводу пристрастности и зависимости судей. Он связал продвижение по службе судей, рассматривавших его дело, с итогами разбирательства. Он утверждал, в частности, что судья В.С. работал на Правительство, прежде чем стать судьей Административного суда в 2007 году (см. параграф 52 выше). Всего через несколько месяцев после перевода судьи В.С. в Верховный суд в 2010 году, Парламент, на последней сессии перед досрочными выборами, избрал его судьей Конституционного Суда, где он занял должность, освободившуюся после увольнения заявителя (см. параграф 57 выше). Кроме того, судья Л. К., председатель судебного заседания Административного суда, который 8 ноября 2010 года отклонил иск заявителя о пересмотре судебного решения, примерно четыре месяца спустя был назначен во вновь созданный Высший административный суд (см. параграфы 47-48 выше). Заявитель также поставил под сомнение независимость и беспристрастность судов, принимая во внимание публичное заявление премьер-министра, чье письмо, опубликованное на начальной, конфиденциальной стадии разбирательства по делу, когда дело еще находилось на рассмотрении Комиссии (см. параграфы 29 и 32 выше), также открыто нарушило его презумпцию невиновности.
135. Заявитель также утверждал, что, принимая во внимание непонятную ситуацию, связанную с содержанием и местом хранения его личного дела, у него не было достаточно времени для подготовки своей защиты, так как срок для ознакомления был сокращен. Он не имел полного доступа к файлу, и не мог в полной мере отстаивать свои интересы в открытом заседании, поскольку ему не было позволено раскрывать какую-либо секретную информацию, содержащуюся в его личном деле. Кроме того, разбирательство по делу не было состязательным, и он не мог эффективно оспорить содержание документов, созданных службами государственной безопасности десятки лет назад.

(b) Оценка Суда

136. Суд считает, что в таких делах, как настоящее, когда заявитель жалуется на несправедливость судебного разбирательства и поддерживает свои утверждения рядом взаимодополняющих аргументов, затрагивающих различные аспекты статьи 6 § 1 Конвенции, необходимо рассмотреть справедливость обжалуемого разбирательства в целом. В таких делах Суд может признать нарушение статьи 6 § 1 Конвенции, если судебное разбирательство в целом не удовлетворяло требованиям справедливого судебного разбирательства, даже если каждый процедурный недостаток, взятый по отдельности, не убедил Суд, что разбирательство было несправедливым (см., например, Kinsky v. the Czech Republic, no. 42856/06, §§ 83-84, 9 February 2012).
137. Суд напоминает, что статья 6 Конвенции требует от судов независимости и беспристрастности. В соответствии с устоявшейся прецедентной практикой Суда, наличие беспристрастности для целей статьи 6 § 1 определяется в соответствии с субъективным критерием, когда внимание уделяется личным убеждениям и поведению конкретного судьи, то есть тому, продемонстрировал ли судья личное предубеждение или предвзятость в данном деле, а также в соответствии с объективным критерием, то есть путем рассмотрения вопроса, предложил ли суд, и, в частности, его члены, достаточные гарантии для того, чтобы исключить любые законные сомнения в отношении его беспристрастности (см., например, Morice v. France [GC], no. 29369/10, § 73, 23 April 2015, и упомянутые в нем дела).
138. Что касается субъективного критерия, личная беспристрастность судьи считается установленной до тех пор, пока не доказано обратное (см. Morice, упомянутое выше, § 74).
139. Что касается объективного критерия, необходимо определить, независимо от поведения судьи, могут ли установленные факты вызвать сомнения в его беспристрастности. Это означает, что при решении вопроса, имеются ли в данном деле законные основания опасаться, что конкретный судья или судебный орган были пристрастными, точка зрения заинтересованного лица является важной, но не решающей. Решающим фактором является то, существуют ли объективные основания для таких опасений. В этом смысле определенное значение может иметь даже внешнее впечатление, или, другими словами, «правосудие должно не только осуществляться, оно также должно быть наглядным». Большое значение имеет доверие, которое суды должны внушать общественности в демократическом обществе (см. Morice, упомянутое выше, §§ 76 и 78).
140. Тем не менее, между субъективной и объективной беспристрастностью нет абсолютно четкого разделения, поскольку поведение судьи может не только вызывать объективные сомнения в отношении его беспристрастности с точки зрения внешнего наблюдателя (объективный критерий), но может также поднять вопрос о его личных убеждениях (субъективный критерий) (см. Kyprianou v. Cyprus [GC], no. 73797/01, § 119, ECHR 2005-XIII). Таким образом, в некоторых случаях, когда затруднительно получить доказательства, способные опровергнуть предположение о субъективной беспристрастности судьи, требование объективной беспристрастности обеспечивает еще одну важную гарантию (см. Pullar v. the United Kingdom, 10 June 1996, § 32, Reports 1996-III).
141. Точно так же, понятия независимости и объективной беспристрастности тесно связаны между собой (см., например, Findlay v. the United Kingdom, 25 February 1997, § 73, Reports 1997-I), и иногда бывает трудно их разделить (см., например, Bochan v. Ukraine, no. 7577/02, § 68, 3 May 2007).
142. Обращаясь к настоящему делу, Суд отмечает, в отношении субъективной беспристрастности, что в этом деле ничто не указывает на какое-либо предубеждение или личную предвзятость со стороны судей, занимавшихся делом заявителя.
143. Что касается объективного критерия, заявитель утверждал, что, по его мнению, продвижение по службе двух судей, которые рассматривали его дело, в сочетании с публичным заявлением премьер-министра, несомненно порождают объективные сомнения относительно независимости и беспристрастности судов, рассматривавших его дело (см. параграф 134).
144. Суд отмечает, что настоящее дело касается люстрации председателя Конституционного Суда, и повторяет, что недавняя история посткоммунистических стран свидетельствует о том, что досье, созданные бывшими службами безопасности, могут быть использованы в политических и иных целях (см. Joanna Szulc v. Poland, no. 43932/08, § 88, 13 November 2012).
145. В этой связи, Суд отмечает, что до и во время люстрационного разбирательства в отношении заявителя произошел обмен резкими заявлениями между правительством и рядом депутатов от правящей партии, с одной стороны, и Конституционным Судом, с другой стороны (см. параграфы 13-14, 17, 32 и 37 выше). Представляется, что критические заявления в отношении Конституционного Суда были спровоцированы его решениями о приостановке действия, а затем признании недействительными некоторых положений Закона о люстрации (см. параграфы 12 и 15-16 выше). Это, как представляется, усугубило мнение лидеров правящей партии по поводу того, что суд действует против них, поскольку большинство его судей были назначены во время правления бывшего президента Республики, чья партия находилась в оппозиции с июля 2006 года, и поскольку он признал недействительными некоторые другие законодательные реформы, предложенные их Правительством.
146. Среди этих заявлений Суд особо выделяет открытое письмо премьер-министра, опубликованное 24 сентября 2010 года, то есть, в то время, когда люстрационное дело заявителя все еще находилось на рассмотрении Комиссии, и до того, как оно достигло судебной стадии. В этом письме, которое было направлено против противников люстрации, премьер-министр использовал первоначальные выводы Комиссии для того, чтобы осудить заявителя за сотрудничество с тайной полицией прежнего режима, и заявить, что он по-прежнему находится под контролем неких сил, которые также стояли за решениями Конституционного Суда о признании недействительными ряда законодательных реформ его Правительства (см. параграф 32 выше).
147. Суд повторяет, что статья 6 Конвенции не связана с результатами разбирательства, но гарантирует справедливость в самом разбирательстве (см. Kinsky, упомянутое выше, § 112). Таким образом, Суд не видит никаких оснований рассуждать о том, как заявление премьер-министра могло повлиять на ход люстрационного разбирательства (см., с соответствующими изменениями, Sovtransavto Holding, упомянутое выше, § 80, и Kinsky, упомянутое выше, §§ 94 и 112). Достаточно отметить, что люстрационное разбирательство завершилось не в пользу заявителя, и что заявление премьер-министра, с точки зрения его содержания и манеры, в котором оно было сделано, было ipso facto несовместимо с понятием «независимого и беспристрастного суда» по смыслу статьи 6 § 1 Конвенции (см., с соответствующими изменениями, Sovtransavto Holding, упомянутое выше). Следует понимать, что речь здесь идет не о фактическом доказательстве влияния или давления на судей, но о значении наглядности беспристрастности (см. Kinsky, упомянутое выше, § 98).
148. С учетом вышесказанного, Суд считает, что опасения заявителя относительно независимости и беспристрастности Административного суда и Верховного суда в его деле не были необоснованными, субъективными или неоправданными (см. Sovtransavto Holding, упомянутое выше; и Kinsky, упомянутое выше, §§ 94 and 99).
149. Этот вывод Суда подкрепляется мнением Европейской комиссии, которая в своем докладе о ходе работы от 9 ноября 2010 года отметила, что люстрационное рассмотрение в отношении заявителя «вызывает обеспокоенность по поводу давления на независимые судебные власти» (см. параграф 109 выше).
150. Приведенные выше соображения являются достаточными для того, чтобы Суд пришел к выводу, что рассмотрение в целом не удовлетворяло требованиям справедливого судебного разбирательства. Поэтому Суд не считает необходимым рассматривать дальнейшие доводы заявителя в отношении отсутствия независимости и беспристрастности, в частности доводы, касающиеся карьерного роста судей, которые участвовали в процессе принятия решений по его делу (см. параграф 134 выше).
151. Следовательно, в настоящем деле была нарушена статья 6 § 1 Конвенции.

3. Другие заявленные нарушения статьи 6 Конвенции

152. С учетом изложенных выше выводов (см. параграфы 136-151), Суд считает, что нет необходимости рассматривать остальные жалобы заявителя в соответствии со статьей 6 Конвенции (см., с соответствующими изменениями, Kinsky, упомянутое выше, § 115), в частности, жалобы, касающиеся равенства сторон и состязательности слушания (см. параграф 112 выше).

II. ЗАЯВЛЕННЫЕ НАРУШЕНИЯ СТАТЬИ 8 КОНВЕНЦИИ

153. Заявитель жаловался на то, что решения национальных властей в люстрационном разбирательстве оказали комплексное воздействие на его репутацию, достоинство и нравственную целостность. Он также жаловался на то, что он оставался зарегистрированным в документах служб государственной безопасности, и что был несанкционированный доступ к этим документам. Статья 8 Конвенции гласит:
«1. Каждый имеет право на уважение его личной и семейной жизни…
2. Не допускается вмешательство со стороны публичных властей в осуществление этого права, за исключением случая, когда такое вмешательство предусмотрено законом и необходимо в демократическом обществе в интересах национальной безопасности и общественного порядка, экономического благосостояния страны, в целях предотвращения беспорядков или преступлений, для охраны здоровья или нравственности или защиты прав и свобод других лиц».
154. Правительство оспорило приемлемость этих жалоб, утверждая, что заявитель не исчерпал внутренние средства правовой защиты, и что эти жалобы, в любом случае, являются явно необоснованными .

A. Приемлемость

1. Жалоба в отношении люстрационного рассмотрения

(a) Аргументы сторон

155. Правительство возражало, что заявитель не исчерпал внутренние средства правовой защиты. В частности, они утверждали, что статья 27 Закона предусматривает два средства правовой защиты: оспаривание данных, полученных Комиссией, в гражданском суде, с одной стороны, и обжалование решения Комиссии в административном суде, с другой стороны (см. параграф 77 выше). С учетом характера его жалоб, заявитель должен был воспользоваться гражданским средством возмещения, подав иск в соответствии со статьей 177 Закона о гражданском судопроизводстве в обычный (гражданский) суд. В этом иске он должен был просить принять декларативное решение, устанавливающее подлинность или недостоверность данных в его файле (см. параграф 105 выше). Правительство добавило, что такое декларативное решение может служить основанием для того, чтобы требовать возобновления люстрационного рассмотрения. Вместо этого заявитель воспользовался только административным средством, и обратился в административный суд с требованием вынести решение в отношении подлинности файлов, а также правдивости его декларации (см. параграф 43 выше). Это требование не подпадало в сферу компетенции Административного суда, который уполномочен рассматривать только законность административных актов (см. параграф 85 выше).
156. Заявитель оспорил позицию Правительства. Он утверждал, что Правительство узко интерпретировало термин «компетентный суд», содержащийся в статье 27 Закона о люстрации (см. параграф 77 выше). Кроме того, заявитель утверждал, что от него нельзя было ожидать подачи дополнительного гражданского иска с целью оспорить содержание и достоверность файлов и документов, созданных десятки лет назад. Административный суд признал, что он обладал юрисдикцией ratione materiae в отношении рассмотрения дела, и, таким образом, заявитель не должен был использовать гражданское средство правовой защиты, предложенное Правительством.

(b) Оценка Суда

157. Прежде всего, Суд повторяет, что заявитель обжаловал решение Комиссии путем подачи иска о пересмотре судебного решения, который был рассмотрен Административным судом и Верховным судом. Ни один из судов не отказался от юрисдикции в этом вопросе; оба суда рассмотрели дело по существу (см. параграфы 43, 47, 49, 51 и 53 выше).
158. Кроме того, Суд ссылается на свои выводы по статье 6 выше, в соответствии с которыми заявитель имел доступ к суду в ходе судебного пересмотра, поскольку оба национальных суда обладали полной юрисдикцией в отношении вопросов факта и права при принятии решения по существу дела (см. параграфы 125-129 выше). В частности, эти суды изучили и оценили вопрос, являлось ли личное дело заявителя достоверным доказательством для целей люстрации, допросив, в частности, помощника-эксперта, предложенного заявителем (см. параграфы 43, 46-47 и 49 выше).
159. Таким образом, Суд не убежден в том, что подача гражданского иска привела бы к другому, более глубокому, изучению достоверности этой части доказательств. Административный суд заявил, что, при необходимости провести более тщательное изучение, это может быть сделано только в уголовном (а не гражданском) разбирательстве, в рамках которого будут рассмотрены утверждения заявителя о том, что его личное дело было изменено и/или сфальсифицировано (см. параграфы 47 и 49 выше).
160. В свете вышесказанного, и поскольку Правительство не утверждало, что заявитель должен был подать уголовную жалобу, Суд напоминает, что, при наличии нескольких потенциально эффективных средств правовой защиты, заявитель обязан использовать только одно из них (см., например, Jelicic v. Bosnia and Herzegovina (dec.), no. 41183/02, ECHR 2005-XII (выдержки), и Moreira Barbosa v. Portugal (dec.), no. 65681/01, ECHR 2004-V).
161. Таким образом, даже если предположить, что декларативное решение в соответствии со статьей 177 Закона о гражданском судопроизводстве является эффективным средством правовой защиты, Суд считает, что заявитель не был обязан использовать также гражданское средство возмещения, для того, чтобы соблюсти требования статьи 35 § 1 Конвенции.
162. Наконец, Правительство утверждало, что декларативное решение может служить лишь основанием для возобновления люстрационного разбирательства. Тем не менее, в соответствии с устоявшимся прецедентным правом Суда, ходатайство о возобновлении дела, как правило, не является эффективным средством правовой защиты, которое должно быть использовано для целей статьи 35 § 1 Конвенции (см. Galstyan v. Armenia, no. 26986/03, § 39, 15 November 2007).
163. В свете вышеизложенного, Суд приходит к выводу, что, воспользовавшись исключительно административным средством правовой защиты, заявитель сделал то, что от него разумно было ожидать, и, таким образом, выполнил требования статьи 35 § 1 Конвенции. Поэтому возражение Правительства о неисчерпании внутренних средств правовой защиты должно быть отклонено.
164. Суд далее отмечает, что эта часть статьи 8 жалобы заявителя не является явно необоснованной по смыслу статьи 35 § 3 (а) Конвенции. Суд также отмечает, что она не является неприемлемой по каким-либо другим основаниям. Поэтому она должна быть признана приемлемой.
2. Жалобы на то, что заявитель оставался зарегистрированным в документах служб государственной безопасности, и на несанкционированный доступ к этим документам

(a) Аргументы сторон

165. Правительство также заявило, что в 2000 году Министерство внутренних дел передало в Государственный архив около 14700 файлов в соответствии Законом об обработке личных файлов службы государственной безопасности (см. параграфы 98-99 выше). Доступ к этим личным файлам и их хранение регулировались в то время Законом об архивных материалах, а также другим соответствующим законодательством, а именно Постановлением Правительства о критериях для установления более длительных сроков использования архивных материалов (см. параграфы 100-104 выше). Посторонние лица не имели доступа к личным файлам заявителя.
166. Заявитель жаловался на то, что он был и остался зарегистрирован в качестве сотрудника без его ведома или согласия, что его личная информация собиралась и хранилась в архивах служб государственной безопасности, и что посторонние лица имели доступ к его личной информации.

(b) Оценка Суда

167. Суд уже постановил, что люстрационные меры преследовали законные цели по смыслу статьи 8 § 2 Конвенции, а именно цели защиты национальной безопасности, общественной безопасности, экономического благосостояния страны и прав и свобод других лиц (см. Sidabras and Dziautas v. Lithuania, nos. 55480/00 and 59330/00, § 55, ECHR 2004-VIII, и, с соответствующими изменениями, Zdanoka v. Latvia [GC], no. 58278/00, § 118, ECHR 2006-IV). Следовательно, хранение записей служб безопасности бывшего режима для целей люстрации не может само по себе считаться противоречащим Конвенции.
168. Отсюда следует, что эта часть жалобы заявителя по статье 8 является неприемлемой в соответствии со статьей 35 § 3 (а) Конвенции как явно необоснованная, и должна быть отклонена в соответствии со статьей 35 § 4.
169. Наконец, Суд считает, что жалоба заявителя о том, что посторонние лица имели доступ к его личному делу (см. параграф 153 выше), поглощается его жалобой в отношении люстрационного разбирательства, в частности, утверждениями заявителя, что его личное дело было подделано, и что это привело к неблагоприятному исходу этого разбирательства (см. параграфы 36, 43 и 56 выше).

B. Существо дела

1. Аргументы сторон

(a) Правительство

170. Правительство утверждало, что вмешательство в форме решения Комиссии от 29 сентября 2010 года было законным, преследовало законную цель, и было соразмерным.
171. В этой связи они, в первую очередь, утверждали, что вмешательство было законным, поскольку оно было основано на Законе о люстрации.
172. Что касается цели, Правительство сослалось на резолюцию ПАСЕ (см. параграф 106 выше), а также необходимость демократизации общества после распада коммунистического режима. Они утверждали, что цель закона о люстрации заключается не в наказании, а только во временном отстранения от занятия государственных должностей лиц, которые сотрудничали с коммунистическим режимом, и которые, поэтому, не могут пользоваться доверием в демократическом обществе.
173. Что касается соразмерности, Правительство утверждало, что государства пользуются широкой свободой усмотрения в вопросах люстрации, и что Закон о люстрации, в части, касающейся проведения люстрационного рассмотрения, был совместим с уважением к личной жизни заявителя, поскольку был соблюден надлежащий баланс между общественными интересами и личными интересами индивида. Они также утверждали, что заявитель сам попросил об открытом рассмотрении дела (см. параграфы 29 и 43 выше).
174. Что касается процессуальных гарантий, Правительство утверждало, что они соответствовали требованиям статьи 6 Конвенции, и сослались на свои приведенные выше аргументы в связи с этой статьей (см. параграфы 131-132).

(b) Заявитель

175. Заявитель оспорил позицию Правительства. Он повторил, что люстрационное разбирательство оказало комплексное влияние на его репутацию, достоинство и нравственную целостность. Он добавил, что в результате этого разбирательства некоторые события из его ранней юности подверглись публичному разглашению и обсуждению. Заявитель повторил свои приведенные выше аргументы в соответствии со статьей 6 Конвенции.

2. Оценка Суда

(a) Имело место ли место вмешательство в право заявителя на уважение его личной жизни

176. Суд отмечает, прежде всего, что стороны не оспаривали, что вывод в решении Комиссии от 29 сентября 2010 года о том, что заявитель был сотрудником тайной полиции бывшего режима и что, следовательно, он не выполнил дополнительные требования к государственной службе (см. параграф 38 выше), представляет собой вмешательство в его право на уважение личной жизни. Принимая во внимание свое прецедентное право по данному вопросу (см., например, Leander v. Sweden, 26 March 1987, § 48, Series A no. 116; Rotaru v. Romania [GC], no. 28341/95, § 46, ECHR 2000-V; Sidabras and Dziautas, cited above, §§ 48-49; и Turek v. Slovakia, no. 57986/00, § 91, ECHR 2006-II (выдержки)), Суд не видит оснований для того, чтобы прийти к иному выводу.
177. Действительно, решение Комиссии повлияло на личную жизнь заявителя. Он не только был освобожден от должности судьи Конституционного Суда (см. параграф 56 выше). Ему также было запрещено в течение пяти лет занимать какие-либо государственные или научные должности, а его возможности найти работу в качестве частного юриста, которая соответствовала бы его профессиональной квалификации и опыту, сократились до такой степени, что для заявителя стало почти невозможно заниматься своей профессией (например, ему было запрещено заниматься юридической практикой в качестве адвоката, см. параграф 66 в сочетании с параграфом 23 выше). Помимо этих широкомасштабных ограничений, связанных с трудоустройством, еще одним следствием решения Комиссии стало то, что в глазах общества заявитель был заклеймен как осведомитель тайной полиции бывшего репрессивного режима, и, таким образом, как человек по своей сути недостойный выполнения любых общественных функций в демократическом государстве, основанном на верховенстве права. Это в очень значительной степени повлияло на его способность поддерживать отношения с внешним миром – будь то в сфере работы или в иных сферах – и создало для него серьезные трудности, связанные с ведением нормальной личной жизни и заработка себе на жизнь. Поэтому рассматриваемое решение, несомненно, серьезно повлияло не только на его репутацию, но также на личную жизнь (см., с соответствующими изменениями, Sidabras и Dziautas, упомянутое выше).

(b) Законность и законная цель

178. Суд отмечает, что решение Комиссии от 29 сентября 2010 года было основано на соответствующих положениях Закона о люстрации, которые отвечали качественным требованиям доступности и предсказуемости. Поэтому Суд убежден, что это вмешательство в личную жизнь заявителя было предусмотрено законом, в соответствии с требованиями статьи 8 § 2 Конвенции.
179. Что касается законной цели, Суд повторяет, что люстрационные меры следует рассматривать как меры, преследующие законные цели защиты национальной безопасности, общественной безопасности, экономического благосостояния страны, а также прав и свобод других лиц (см. параграф 167 выше, и упомянутые в нем дела). Суд также отмечает, что люстрация была введена в государстве-ответчике примерно через шестнадцать лет после того, как государство приняло свою демократическую Конституцию (см. параграфы 7 и 12 выше). Хотя введение такой меры через столько лет после исторических изменений может вызвать сомнения относительно ее истинной цели, Суд, принимая во внимание свободу усмотрения государств, готов признать, что вмешательство в настоящем деле преследовало законную цель защиты национальной безопасности.

(c) Необходимость в демократическом обществе

180. Любое вмешательство в право на уважение личной жизни будет считаться «необходимым в демократическом обществе» для законной цели, если оно отвечает «насущной общественной необходимости», в частности, если оно соразмерно преследуемой законной цели, и если причины, приведенные национальными властями в его оправдание, являются «существенными и достаточными» (см., например, Fernandez Martinez v. Spain [GC], no. 56030/07, § 124, ECHR 2014 (выдержки)).
181. В настоящем деле, как пояснил Верховный суд (см. параграф 53 выше), компетентные государственные органы, при принятии и пересмотре оспариваемых люстрационных мер, не были обязаны, в соответствии с применимым национальным законодательством, рассматривать вопрос, был ли заявитель принужден к сотрудничеству с тайной полицией посредством шантажа. Это, в частности, обусловлено статьей 4 Закона о люстрации, которая определяет сотрудничество как подтвержденное письменным документом сознательное, тайное, организованное и постоянное сотрудничество со службами безопасности государства (см. параграф 65 выше), то есть согласие или отсутствие сопротивления не являются необходимым условием. В результате, в последующем судебном разбирательстве доказательства и аргументы, выдвинутые заявителем в связи с предполагаемым отсутствием его согласия, были отклонены национальными судами как не имеющие никакого юридического отношения к делу.
182. Принимая во внимание соответствующие европейские стандартам (см. пункт l. Руководящих принципов, упомянутых в параграфе 107 выше), Суд считает, что для того, чтобы люстрационная мера, ведущая к вмешательству в личную жизнь, была «необходимой в демократическом обществе» по смыслу статьи 8 § 2 Конвенции, одним из условий для применения такой меры должно быть то, что подлежащее люстрации лицо действовало не по принуждению. В задачи Суда не входит определение того, какой вес должен придаваться этому элементу в настоящем деле. Достаточно отметить, что это условие является одним из важнейших факторов при установлении баланса между интересами национальной безопасности и защитой прав заинтересованного лица. Тем не менее, государственные органы, в том числе суды, не были обязаны, в соответствии с применимым национальным законодательством, рассматривать этот вопрос, поскольку, как постановил Верховный суд, согласно законодательному определению сотрудничества (см. предыдущий абзац), наличие или отсутствие принуждения не имеет никакого значения для принятия и законности оспариваемого решения. Отсюда следует, что анализ, проведенный национальными властями в деле заявителя, не был и не мог быть достаточно тщательным для того, чтобы удовлетворить критерию «необходимости в демократическом обществе». Другими словами, доводы, приведенные в их решениях, не могут считаться «достаточными» для целей статьи 8 § 2 Конвенции.
183. В любом случае, Суд считает, что вмешательство в права заявителя в соответствии со статьей 8, имевшее место в результате люстрационного разбирательства, было несоразмерно преследуемой законной цели. Суд уже подчеркивал серьезный характер вмешательства в частную жизнь заявителя (см. параграф 177 выше). Правительство заявило, что цель Закона о люстрации заключается во временном отстранении от занятия государственных должностей лиц, которые сотрудничали с коммунистическим режимом, и которые, поэтому, не могут пользоваться доверием в демократическом обществе (см. параграф 172 выше).
184. Суд не убежден в том, что эта цель должна сопровождаться такими широкими ограничениями в сфере трудоустройства, которые, в частности, сделали практически невозможным для заявителя заниматься своей профессией (см. параграф 177 выше). В этой связи Суд напоминает, что наложенные государством ограничения на возможности заявителя найти работу в частном секторе по причине отсутствия лояльности по отношению к государству, не могут быть оправданы с точки зрения Конвенции таким же образом, как ограничения на доступ к занятию государственных должностей (см. Sidabras and Dziautas, упомянутое выше, § 58; Rainys and Gasparavicius v. Lithuania, nos. 70665/01 and 74345/01, § 36, 7 April 2005; и Zickus v. Lithuania, no. 26652/02, § 31, 7 April 2009).
185. Кроме того, Закон о люстрации был принят примерно через шестнадцать лет после того, как государство-ответчик приняло свою демократическую Конституцию (см. параграфы 7, 12 и 179 выше). Хотя сам факт запоздалого принятия этого закона не является решающим, он, тем не менее, может иметь значение для оценки соразмерности вмешательства (см. Sidabras and Dziautas, упомянутое выше, § 60; Rainys and Gasparavicius, упомянутое выше; и Zickus, упомянутое выше, § 33), учитывая, что любая угроза, которую изначально могли представлять собой лица, подлежащие люстрации, для вновь созданной демократии, должна была значительно уменьшиться с течением времени (см. Soro v. Estonia, no. 22588/08, § 62, 3 September 2015).
186. По этой же причине, Суд не может игнорировать тот факт, что вербовка заявителя бывшей тайной полицией произошла в то время, когда он был еще несовершеннолетним, хотя он мог официально стать сотрудником по достижении восемнадцатилетнего возраста (см. параграфы 6 и 34 выше, и пункт l. Руководящих принципов, упомянутых в параграфе 107 выше). Хотя выводы национальных властей свидетельствуют о том, что он продолжал сотрудничать со спецслужбами, будучи уже взрослым человеком, его контакты с тайной полицией прекратились, самое позднее, в 1983 году, если не раньше (см. параграфы 34 и 38 выше), то есть примерно за двадцать семь лет до того, как против него было возбуждено люстрационное разбирательство (см., a fortiori, Sidabras and Dziautas, упомянутое выше, § 60, и Zickus, упомянутое выше, § 33). Таким образом, и с учетом характера сотрудничества заявителя с бывшей тайной полицией, Суд не убежден в том, что через двадцать семь лет заявитель представлял такую угрозу для демократического общества (если вообще представлял), чтобы оправдать вмешательство в виде пятилетнего широкомасштабного ограничения его профессиональной деятельности и сопутствующей стигматизации его как сотрудника спецслужб, которая будет продолжаться еще дольше. Это особенно актуально, поскольку национальные власти не произвели никакой оценки возможной угрозы со стороны заявителя (см. Soro, упомянутое выше).
187. С учетом вышеизложенного (см. параграфы 176-186 выше), Суд считает, что вмешательство в право заявителя на уважение его личной жизни не было оправданным с точки зрения статьи 8 § 2 Конвенции.
188. Следовательно, в настоящем деле была нарушена эта статья Конвенции.

III. ЗАЯВЛЕННОЕ НАРУШЕНИЕ СТАТЬИ 13 КОНВЕНЦИИ

189. Заявитель жаловался на то, что фактически он не имел доступа к эффективному средству правовой защиты в отношении своих прав, гарантированных Конвенцией. Он сослался на статью 13 Конвенции, которая гласит:
«Каждый, чьи права и свободы, признанные в настоящей Конвенции, нарушены, имеет право на эффективное средство правовой защиты в государственном органе, даже если это нарушение было совершено лицами, действовавшими в официальном качестве».
190. Суд отмечает, что данная жалоба связана с жалобой по статье 8, рассмотренной выше, и поэтому она также должна быть признана приемлемой.
191. Принимая во внимание свои выводы в соответствии со статьей 6 § 1 (см. параграфы 117-122, 125-130 и 136-151 выше), Суд считает, что нет необходимости рассматривать вопрос, была ли в настоящем деле также нарушена статья 13, поскольку ее требования являются менее строгими, и, таким образом, поглощаются требованиями статьи 6 § 1 (см., например, с соответствующими изменениями, O. v. the United Kingdom, 8 July 1987, §§ 67 and 69, Series A no. 120).

IV. ПРИМЕНЕНИЕ СТАТЬИ 41 КОНВЕНЦИИ

192. Статья 41 Конвенции гласит:
«Если Суд решает, что имело место нарушение Конвенции или Протоколов к ней, а внутреннее право Высокой Договаривающейся Стороны допускает возможность лишь частичного устранения последствий этого нарушения, Суд, в случае необходимости, присуждает справедливую компенсацию потерпевшей стороне».

A. Компенсация вреда

193. Заявитель потребовал выплатить ему 30000 евро (EUR) в качестве компенсации материального вреда. Эта сумма соответствует доходу, который он получил бы, если бы не был досрочно освобожден от должности судьи Конституционного Суда. Он подтвердил свои требования справкой из Конституционного Суда, гласящей, что заявитель был уволен 30 апреля 2011 года, что его последняя зарплата (за апрель) составила 75776 македонских денаров (MKD), что эквивалентно приблизительно 1 250 евро, и что он получал бы такую же заработную плату на 30 мая 2012 года, когда срок его полномочий истек бы. Заявитель также потребовал выплатить ему 30000 евро в качестве компенсации нематериального вреда, а также представил медицинские справки, касающиеся его психологического состояния в ходе разбирательства.
194. Правительство оспорило эти требования и утверждало, что между требованиями заявителя и признанием каких-либо нарушений нет никакой причинно-следственной связи. Они также утверждали, что признания факта нарушения будет достаточно для возмещения вреда, нанесенного заявителю, и что в ходе судебного разбирательства, в период, к которому относятся медицинские свидетельства, заявитель работал в полном объеме в качестве судьи и председателя Конституционного Суда.
195. Что касается требований заявителя о возмещении материального вреда, Суд не усматривает никакой причинно-следственной связи между нарушениями и материальным вредом. В частности, он не может рассуждать о том, каков бы был исход люстрационного разбирательства, если бы нарушения статьи 6 § 1 Конвенции не произошло (см., например, Mitrinovski v. the former Yugoslav Republic of Macedonia, no. 6899/12, § 56, 30 April 2015). Кроме того, Суд не нашел нарушения статьи 8 Конвенции, поскольку заявитель был освобожден от должности судьи Конституционного Суда, но наложенная на него люстрационная мера отрицательно сказалась на его карьерных перспективах (см. Rainys and Gasparavicius, упоминавшееся выше, § 46, где объясняется присуждение компенсации материального вреда в деле Sidabras and Dziautas, упомянутом выше, § 78). Таким образом, Суд отклоняет это требование.
196. С другой стороны, Суд считает, что заявитель должен был понести нематериальный вред. Принимая решение на справедливой основе, Суд присуждает ему 4500 евро в этой связи, с добавлением любым налогов, которые могут быть начислены на эту сумму.

B. Компенсация затрат и расходов

197. Заявитель также потребовал выплатить ему 4000 евро в качестве компенсации затрат и расходов, понесенных в национальных судах, и «единовременную» компенсацию затрат и расходов, понесенных в Суде, не уточнив размер этой компенсации.
198. Правительство оспорило эти требования.
199. В соответствии с прецедентным правом Суда, заявитель имеет право на возмещение затрат и расходов только в той мере, в какой было доказано, что они действительно были понесены, были обязательными и разумными.
200. Что касается требования заявителя в отношении затрат и расходов, понесенных в национальных судах, Суд отмечает, что заявитель не представил детального обоснования данного требования или каких-либо подтверждающих документов, в соответствии с требованиями Правила 60 § 2, хотя ему было предложено это сделать. Поэтому Суд не присуждает заявителю никакой компенсации в этой связи (Правило 60 § 3). С другой стороны, Суд считает разумным присудить сумму в 850 евро в качестве компенсации затрат и расходов, понесенных в ходе разбирательства в этом Суде, с добавлением любым налогов, которые могут быть начислены на эту сумму.

C. Пеня

201. Суд считает разумным, что пеня должна быть основана на предельной кредитной ставке Европейского центрального банка с добавлением трех процентных пунктов.

ПО ЭТИМ ОСНОВАНИЯМ, СУД ЕДИНОГЛАСНО

1. Объявляет жалобы, касающиеся люстрационного разбирательства приемлемыми, а остальную часть жалобы неприемлемой;
2. Постановляет, что не было нарушения статьи 6 § 1 Конвенции в связи с отсутствием доступа к суду;
3. Постановляет, что была нарушена статья 6 § 1 Конвенции в связи с общей несправедливостью люстрационного разбирательства;
4. Постановляет, что нет необходимости рассматривать оставшиеся жалобы заявителя в соответствии со статьей 6 Конвенции;
5. Постановляет, что была нарушена статья 8 Конвенции в связи с люстрационным разбирательством;
6. Постановляет, что нет необходимости рассматривать жалобу в соответствии со статьей 13 Конвенции;
7. Постановляет:
(a) государство-ответчик должно выплатить заявителю, в течение трех месяцев с даты, когда это решение станет окончательным в соответствии со статьей 44 § 2 Конвенции, следующие суммы, в переводе в валюту государства-ответчика по курсу, действующему на день выплаты:
(i) 4500 (четыре тысячи пятьсот) евро, с добавлением любых налогов, которые могут быть начислены на эту сумму, в качестве компенсации нематериального вреда,
(ii) 850 (восемьсот пятьдесят) евро, с добавлением любых налогов, которые могут быть начислены на эту сумму, в качестве компенсации затрат и расходов;
(b) с момента истечения вышеупомянутых трех месяцев до выплаты, на вышеуказанную сумму начисляется пеня, равная предельной кредитной ставке Европейского центрального банка в этот период с добавлением трех процентных пунктов;

8. Отклоняет оставшуюся часть требований заявителя относительно компенсации.
Составлено на английском языке и провозглашено в письменном виде 21 января 2016 года, в соответствии с правилом 77 §§ 2 и 3 Регламента Суда.

Андре Вампах                                                                                                   Пайви Гирвела
Заместитель секретаря                                                                             Председатель