Зміст
Источник: voskanapat.info
Европейский суд по правам человека 17 ноября 2015 года вынес решение по делу “Сефер Йилмаз и Мерьем Йилмаз против Турции” (Sefer Yılmaz and Meryem Yılmaz v. Turkey, no. 611/12, § …, 17 November 2015), признав нарушение статьи 6 § 1 Конвенции и присудив компенсацию в размере 6 000 евро в счет возмещения нематериального вреда.
Факты
Смерть сына заявителей и уголовное расследование
Заявители являются родителями Мухаммета Йилмаза, погибшего в возрасте 21 года во время прохождения обязательной военной службы.
В 2008 году проводилось взятие допризывников на военный учет, сын заявителей также был взят на учет.
Молодой человек был поставлен на учет военнообязанных и прошел стандартную медицинскую комиссию, предшествующую поступлению на военную службу, в которую входило и психологическое обследование.
Врачи признали его годным для прохождения военной службы.
По окончанию прохождения военной подготовки, он был назначен на пост в подразделении жандармерии в Битлис Йенис.
9 сентября 2008 года, Мухаммет Йилмаз и г-н K.D., в сопровождении собаки, были поручено охранять открытый окоп № 5 в подразделения жандармерии в Догруйол.
Между 5 ч. и 5 ч. 30 мин., в то время как г-н К.Д. отводил собаку в будку, в окопе послышался звук взрыва.
Предположив, что это может быть нападение, г-н K.D. и другие солдаты начали стрелять в направлении, откуда прозвучал взрыв, до тех пор, пока их командир не приказал им остановиться.
Мухаммет Йилмаз был найден тяжело раненым в результате взрыва гранаты, находящейся в окопе.
Он был доставлен в госпиталь. В тот же день, он скончался от полученных ранений.
Военный прокурор г. Ван был немедленно проинформирован об этом, и было открыто уголовное производство.
Прокурор заслушал показания призывника K.D.. Последний заявил, что во время несения поста, Мухаммет Йилмаз рассказывал ему о своем браке с женщиной, которая была на восемь лет старше его, и о ссорах, которые, в его отсутствие, возникли между его женой и его родителями.
Г-н K.D. добавил, что после того как прекратились выстрелы и он вернулся к окопу, ему сообщили о самоубийстве его товарища.
Сержант B.B., который находился на посту в том же подразделении жандармерии, заявил, что Мухаммет Йилмаз был принят в подразделение жандармерии месяц назад. Он отметил, что в ходе одной беседы, Мухаммет Йилмаз рассказал ему о неких разногласиях, которые возникли между его родителями и его женой, а также о финансовых трудностях, в которых она находилась.
Сержант B.B. уточнил, что в машине, на которой Мухаммет Йилмаз был доставлен в госпиталь, он еще дышал, однако был не в состоянии произнести ни слова.
Далее были заслушаны показания призывников R.E., M.A. и H.Ö. Все они считали, что Мухаммет Йилмаз покончил с собой.
Командующий A.Ö., который также был допрошен, заявил следующее:
«Командующий подразделением жандармерии в г. Енидже говорил мне о том, что Мухаммет Йилмаз был солдатом, у которого были проблемы. Он добавил, что у призывника были семейные трудности и, что за ним необходимо было тщательно следить. Поскольку я был предупрежден, поначалу я не назначал его в караул. Я поручал ему только выполнение определенных заданий в течение дня. По прошествии некоторого времени, Мухаммет Йилмаз обратился ко мне с просьбой разрешить ему нести караул. Так как некоторые солдаты находились в отпуске, и существовала определенная необходимость в рабочей силе, я согласился и назначил его в ночной караул.»
В соответствии со стандартной практикой, по приказу командующего управлением жандармерии было проведено административное расследование, с целью пролить свет на случившееся и сделать из этого вывод, во избежание повторения подобных ситуаций.
В своем рапорте о случившемся, командующий H.Y. отметил:
«Из материалов административного расследования можно сделать вывод, что Мухаммет Йилмаз совершил самоубийство в момент растерянности из-за семейных проблем.»
Вскрытие, проведенное под руководством прокурора г. Битлис, позволило установить, что Мухаммет Йилмаз, чья рука была почти оторвана, скончался от травм и множественных переломов, полученных в результате взрыва. Кроме того, как следует из медицинского заключения, составленного Институтом судебно-медицинской экспертизы Малатьи, анализы не выявили никаких следов алкоголя или наркотических веществ в организме.
15 декабря 2009 года, принимая во внимание тот факт, что ничто в материалах дела не позволяло привлечь к ответственности в смерти Мухаммета Йилмаза третьих лиц, военный прокурор вынес постановление о закрытии уголовного производства за отсутствием состава преступления. В постановлении прокурор отметил, что Мухаммет Йилмаз, пользуясь отсутствием г-на K.D., зажал гранату в правой руке, а затем взорвал ее, чтобы покончить с собой. Он также отметил, что призывник был обучен обращению с таким типом оружия и, что он намеренно взорвал гранату с целью покончить с собой.
Решение прокурора основывалось, в частности, на отчете о расследовании на месте происшествия, отчете о состоянии дел, заключении о вскрытии и показаниях свидетелей, в соответствии с которыми у Мухаммета Йилмаза наблюдались психологические проблемы из-за семейных и финансовых проблем.
В неустановленную дату об этом постановлении были уведомлены заявители, которые просили об участии в проведении расследования через своего адвоката.
7 января 2010 года, через своего адвоката, обжаловали постановление о закрытии уголовного производства.
Они утверждали, что в ходе расследования сразу была принята гипотеза о самоубийстве, а остальные зацепки не были приняты во внимание.
По мнению заявителей, даже если предположить, что гипотеза о самоубийстве могла в конечном итоге быть принята, военные власти, назначая сына заявителей в ночной караул окопа и при этом, зная, что он страдал от определенных психологических проблем, не предприняли мер по защите права на жизнь их сына, погибшего во время несения караула.
5 марта 2010 года, военный трибунал г. Агры удовлетворил жалобу заявителей и постановил, чтобы прокурор провел дополнительное расследование. В частности, трибуналом были отмечены следующие упущения:
«– Не была изучена медицинская карта призывника Мухаммета Йилмаза. А ведь эта информация имеет ключевое значение для выяснения того, наблюдался ли погибший и проходил ли он какое-либо лечение в связи с его психологическими проблемами;
– из показаний матери Мухаммета Йилмаза следует, что призывник по имени Кемаль сказал ей, что о самоубийстве речь не шла. Следует уточнить этот момент и допросить этого солдата;
– должны быть проверены телефонные разговоры призывника и его жены;
– солдат K.D., который является непосредственным свидетелем, должен быть заново допрошен;
– со всех командующих, работавших с Мухамметом Йилмазом, должны быть сняты показания, с целью пролить свет на то страдал ли призывник от психологических и семейных проблем;
– необходимо вызвать эксперта, чтобы установить, могли ли ранения, обнаруженные на теле Мухаммета Йилмаза, быть причинены взрывом гранаты, а также, чтобы с точностью установить обстоятельства происшествия.»
В неустановленную дату, прокурор вынес постановление о закрытии уголовного производства и заново направил дело на рассмотрение в военный трибунал, вместе с отчетом о дополнительном расследовании, которое требовалось, в котором он уведомил о принятых мерах и предоставил ответ относительно упущений, отмеченных трибуналом:
«– Были заслушаны показания свидетелей, упомянутых военным трибуналом г. Агры;
– было подтверждено, что у Мухаммета Йилмаза были финансовые и семейные проблемы;
– было установлено, что он прошел обучение по обращению с оружием;
– было установлено, что его ранения были причинены взрывом гранаты, которую он намеренно взорвал, с целью покончить с собой.»
10 января 2011 года, принимая во внимание тот факт, что прокурором были устранены все недостатки, военный трибунал отклонил жалобу заявителей.
Административный порядок возмещения вреда
Параллельно этому расследованию, заявители, ссылаясь на статью 125 Конституции и статью 43 Закона № 1602 о Высшем военно-административном суде, 27 августа 2010 года обратились в Министерство внутренних дел с иском о возмещении ущерба.
Они требовали 100 000 турецких лир (TRY) (около 50 000 евро на момент событий дела) в качестве компенсации материального вреда и 50 000 турецких лир (TRY) (около 25 000 евро на момент событий дела) в качестве компенсации нематериального вреда.
Они утверждали, что ничто в материалах дела не позволяло с уверенностью установить, что их сын покончил с собой; по их мнению, Мухаммет Йилмаз стал жертвой в связи с неисправностью гранаты. В связи с этим, они поднимали вопрос, было ли регламентировано наличие гранаты в окопе, служащем в качестве охраны.
2 ноября 2010 года, не получив никакой информации от администрации на протяжении двух месяцев, что означало молчаливое отклонение жалобы, заявители обратились в Высший военно-административный суд с иском общего характера. Они требовали 110 000 турецких лир (TRY) (55 000 евро) в качестве компенсации как материального, так и нематериального ущерба.
6 января 2011 года, секретариатом Высшего военно-административного суда дело было направлено на рассмотрение второй палаты, состоящей из трех профессиональных судей и двух офицеров.
Постановлением от 12 января 2011 года, Высший военно-административный суд отказал в удовлетворении исковых требований заявителей в связи с тем, что они не соблюли предусмотренный для подачи иска о возмещении ущерба срок в один год.
Суд счел, что началом срока исковой давности (dies a quo) был дата смерти Мухаммета Йилмаза, то есть 9 сентября 2008 года, и что настоящий иск, поданный 27 августа 2010 года, был подан с опозданием. В своей аргументации, Высший военно-административный суд указал следующее:
« (…) проведенное в данном случае расследование позволило установить, что смерть была вызвана самим родственником истцов, который взорвал гранату с целью покончить с собой, и что это обстоятельство никаким образом не повлияло на то, что заинтересованным лицам уже было известно о причине смерти.»
Через своего адвоката, заявители подали ходатайство об исправлении ошибок в решении, что являлось единственным способом оспорить решения Высшего военно-административного суда.
25 мая 2011 года, Высший военно-административный суд отклонил это ходатайство.
Оценка Суда
Заявляемое нарушение статьи 6 § 1 Конвенции – Заявляемое нарушение права на доступ к суду в связи с отсчетом начального момента срока исковой давности (dies a quo)
Суд напоминает, что право на справедливое судебное разбирательство, гарантированное статьей 6 § 1 Конвенции, должно толковаться в свете принципа верховенства права, который требует наличия эффективного судебного порядка для реализации требований, касающихся гражданских прав (см. решение по делу Běleš et autres c. République tchèque, № 47273/99, § 49, CEDH 2002-IX). Каждый обвиняемый имеет право рассмотрение судом любого спора о его гражданских правах и обязанностях. Таким образом статья 6 § 1 Конвенции признает «право на суд», где право доступа, понимаемое как возможность инициировать судебное производство по гражданским делам, составляет лишь один из аспектов (см. решение по делу Golder c. Royaume-Uni, от 21 февраля 1975 года, § 36, серия A № 18, и решение по делу Prince Hans-Adam II de Liechtenstein c. Allemagne [БП], № 42527/98, § 43, CEDH 2001-VIII).
Далее Суд напоминает, что «право на суд» не является абсолютным и может подлежать ограничениям, применение которых допускается в порядке презумпции, в частности, когда речь идет об условиях приемлемости в процедуре обжалования, поскольку такая процедура по своей природе требует регулирования со стороны государства, которое наделено для этого определенной свободой усмотрения (см. решение по делу García Manibardo c. Espagne, № 38695/97, § 36, CEDH 2000-11, и решение по делу Mortier c. France, № 42195/98, § 33, от 31 июля 2001 года). Тем не менее, применяемые ограничения не должны ограничивать доступ, который остается у частного лица, таким образом или в той степени, которые будут подрывают саму суть этого права. Кроме того, такие ограничения не противоречат статье 6 § 1 только в том случае, если они преследуют законную цель и, если есть разумная пропорциональность между используемыми средствами и поставленной целью (см. решение по делу Stubbings et autres c. Royaume-Uni, от 22 октября 1996 года, § 50, Сборник постановлений и решений 1996-IV, и решение по делу Guérin c. France, от 29 июля 1998 года, § 37, Recueil 1998-V).
Суд также напоминает, что разрешение проблемы толкования национального законодательства входит в первую очередь в компетенцию национальных властей, в особенности судов. Роль Суда сводится к тому, чтобы установить, совместимы ли последствия такого толкования с требованиями Конвенции. В частности, это касается толкования судами норм процессуального характера, регулирующих сроки исковой давности для подачи жалоб (см. решение по делу Tejedor García c. Espagne, от 16 декабря 1997 года, § 31, Recueil 1997-VIII, и решение по делу Mottola et autres c. Italie, № 29932/07, § 29, от 4 февраля 2014 года). Правила, которыми регулируется сроки исковой давности для подачи жалоб, рассчитаны на обеспечение надлежащего отправления правосудия. Даже если это так, правила, о которых идет речь, или их применение не должны препятствовать заявителям использовать существующее средство правовой защиты. Больше того, в каждом деле Суд должен проводить оценку в свете обстоятельств производства по конкретному делу, и со ссылкой на предмет и цель статьи 6 § 1 Конвенции (см. решение по делу Miragall Escolano et autres c. Espagne, №№ 38366/97, 38688/97, 40777/98, 40843/98, 41015/98, 41400/98, 41446/98, 41484/98, 41487/98 и 41509/98, § 36, CEDH 2000-I).
Наконец, Суд напоминает, что из этих принципов следует, что если право на обжалование подчиняется требованиям, предусмотренным законом, то суды, применяя процессуальные меры, должны избегать чрезмерного формализма, который может привести к нарушению справедливости процедуры, и чрезмерной гибкости, которая может свести на нет процессуальные требования, установленные законом (см. решение по делу Walchli c. France, № 35787/03, § 29, от 26 июля 2007 года). Право на доступ к суду нарушается тогда, когда его законные положения перестают служить задачам правовой безопасности и надлежащего отправления правосудия и создают барьер, препятствующий рассмотрению дела заявителя компетентным судом по существу (см. решение по делу Efstathiou et autres c. Grèce, № 36998/02, § 24, от 27 июля 2006 года).
Суд отмечает, что в настоящем деле не утверждалось, что срок исковой давности был слишком коротким или, что он сам по себе представлял вмешательство в право заявителей на доступ к суду; заявители не оспаривали годичный срок, предусмотренный статьей 43 закона о Высшем военно-административном суде, для подачи иска о возмещении ущерба.
В основе дела лежит определение срока исковой давности (dies a quo) в один год по истечении, которого иск считается утратившим свою силу.
Таким образом, прецедентная практика Суда показывает, что в случаях, когда иск о возмещении ущерба основывается на ошибке или утверждаемой халатности, основания обращаться в суд появляются у заявителя с момента, когда он узнал или должен был узнать о такой ошибке или халатности (см. упомянутое решение по делу Miragall Escolano et autres, § 37, и решение по делу Cañete de Goñi c. Espagne, № 55782/00, § 40, CEDH 2002-VIII).
В настоящем деле, Суд отмечает, что заявители знали о том, что их сын погиб 9 сентября 2008 года. Однако они не знали точных обстоятельств его гибели. До того, как они были уведомлены о закрытии уголовного производства за отсутствием состава преступления, они не знали наверняка, был ли это несчастный случай, убийство или самоубийство. Однако эти факты были решающими для подачи иска в Высший военно-административный суд.
Кроме того, в обстоятельствах настоящего дела, заявители должны были предоставить не только доказательства причинной связи между нанесенным ущербом и военной службой, которую проходил их сын, но и доказательства вины или халатности администрации.
Причинная связь могла быть установлена только при соблюдении двух условий: необходимо было, чтобы инцидент произошел в момент и в месте, в котором призывник находился бы в связи со своей службой, а также, чтобы он произошел вследствие события, связанного с его миссией. Суд, принимая во внимание случившийся инцидент, приходит к выводу, что в настоящем деле это условие было соблюдено.
Вместе с тем, условие относительно возможной ошибки или халатности администрации, на момент события не было соблюдено. Истина заключается в том, что до вынесения постановления о закрытии уголовного производства, заявители не знали о том, что военные власти назначили их сына в ночной караул, имея в наличии при этом ручную гранату. Однако, данная информация имела важное значение для заявителей, которые могли ссылаться на нее при подаче в Высший военно-административный суд иска о возмещении ущерба.
Таким образом, именно на момент уведомления о вынесении постановления о закрытии уголовного производства, заявители на самом деле получили доступ к материалам расследования и могли узнать о возможной ошибке или халатности администрации и обратиться в суд по этому поводу.
В связи с этим, Суд в очередной раз отмечает, что срок для подачи апелляционной жалобы начинается с даты, когда апеллянт может эффективно действовать, то есть с даты, когда он узнал или мог узнать о документе или решении, которыми могли быть нарушены его права и в связи с которыми он хотел бы обратиться в суд (см. решение по делу Yeşilkaya c. Turquie (déc.), № 47157/10, § 39, от 26 мая 2015 года).
Кроме того, принимая во внимание судебную практику относительно определения срока исковой давности (dies a quo) в делах, связанных со случаями смерти в армии, Суд отмечает подход, принятый Высшим военно-административным судом. Действительно, если в одних решениях дата, когда был причинен ущерб, считается отправной точкой течения срока исковой давности, то в некоторых других отправной точкой течения этого срока является дата, когда стало известно об административной ошибке, которая привела к нанесению вреда.
Принимая во внимание данные обстоятельства, нельзя обвинять заявителей в том, что они действовали небрежно или совершили ошибку в том, что подали иск о возмещении ущерба лишь 27 августа 2010 года, то есть менее, чем через год после того, как они были уведомлены о постановлении о закрытии уголовного производства, а не 15 декабря 1999 года и 7 января 2010 года.
Также, отклоняя жалобу, как поданную после истечения срока давности, по причине того, что административная жалоба не была подана ни в срок, который начался с момента происшествия, ни тогда, когда заявители узнали о возможной ошибке администрации, Высший военно-административный суд нарушил право заявителей на доступ к суду (см. также в этом отношении решение по делу Eşim c. Turquie, № 59601/09, от 17 сентября 2013 года и решение по делу Yabansu et autres c. Turquie, № 43903/09, от 12 ноября 2013 года).
Таким образом, была нарушена статья 6 § 1 Конвенции.
