Автономность католической церкви в принятии решений по трудовым вопросам
Решение Большой Палаты Европейского суда по правам человека “Фернандес Мартинес (Fernández Martinez) против Испании”, № 56030/07, 12 июня 2014 года. Отсутствие нарушения статьи 8 Конвенции. Представитель заявителя в Европейском суде – Mr J.L. Mazón Costa, юрист.
Дело об отказе в продлении контракта преподавателю католической религии после того как он публично сообщил о своем статусе «женатого священника».
Фактические обстоятельства
Заявитель является секуляризированным католическим священником. В 1964 году он обратился в Ватикан для освобождения от обязательства соблюдать обет безбрачия (целибата). В следующем году он женился, его жена имела пятерых детей. С 1991 года он преподавал католическую религию и этику в государственной средней школе на основании годового контракта, который был продлен на основании решения епископа епархии, имеющее обязательную силу. В 1996 году заявитель принял участие в собрании «За необязательное безбрачие» священников (MOCEOP). По этому случаю участники выразили свое несогласие с позицией церкви по различным вопросам, таким как, аборт, развод, сексуальность и контроль рождаемости. Статья была опубликована в районной газете, с иллюстрацией фотографии заявителя с семьей и упоминанием его имени, вместе с комментариями, приписываемых ему. В 1997 году заявитель был освобожден от обязательства соблюдать обет безбрачия. Его преподавательский контракт не был продлен на том основании, что опубликовав свой статус «женатого священника», он нарушил свой долг учить «не создавать риска скандала». Заявитель обжаловал это решение в национальные суды, но безрезультатно. Национальные суды сочли, что раз, что обоснования для не возобновления разрешения были религиозными, они должны были ограничиться соблюдением фундаментальных прав, поставленных на карту. В частности, Конституционный Суд после тщательного изучения обстоятельств дела, отметил, что обязанность государства беспристрастно предотвращать устанавливание понятия «скандал», использованного епископом в отказе продлить договор заявителю или по существу принципа необязательности обета безбрачия, отстаиваемого священником. Тем не менее суд также изучил степень вмешательства в права заявителя, установив, что это не было непропорционально и не противоречило Конституции, но было оправдано по отношению к законному праву католической церкви в праве на свободу религии в коллективном и общественном аспектах в сочетании с правом родителей выбирать для своих детей религиозное образование.
Решение Суда
В своем решение от 15 мая 2012 года Палата Суда установила, шестью голосами против одного, что не было нарушения статьи 8 Конвенции.
Право лица жениться, и выбрать этот шаг самостоятельно, известны общественности как защищенные Конвенцией. В отличие от Палаты Большая Палата сочла, что вопрос в данном случае заключался в том, не было ли государство ограничено в контексте своих позитивных обязательств по статье 8 Конвенции, чтобы убедится, что право на уважение личной жизни заявителя преобладает над правом католической церкви отказаться продлевать его контракт. Даже если не государственный орган фактически взял на себя полномочия по невозобновленному решению, но такому органу было достаточно вмешаться на более поздней стадии принятия решения, это следует рассматривать как акт государственного органа. Суть вопроса заключается в действиях государственной власти, которые, как работодатель заявителя и вовлеченные непосредственно в принятие решения, поддались давлению решения епископа отказать в продлении контракта. В то время как Суд признал ограниченные возможности действий в данном случае, было также отмечено, что если бы не вмешательство епископа контракт был бы пролонгирован Министерством образования. Следовательно, поведение государственных властей представляло собой вмешательство в право заявителя на уважение его частной жизни. Оспариваемое вмешательство было на основании закона и преследовало законную цель защиты прав и свобод других лиц, а именно верующих католической церкви, и, в частности, автономности в выборе лиц, аккредитованных учить религиозной доктрине (см. Metropolitan Church of Bessarabia and Others v. Moldova, no. 45701/99, § 118, ECHR 2001-XII; and Holy Synod of the Bulgarian Orthodox Church (Metropolitan Inokentiy) and Others v. Bulgaria, nos. 412/03 and 35677/04, § 103, 22 January 2009).
Суд счел необходимым принять во внимание следующие факторы:
1) статус заявителя. Подписывая свои последовательные трудовые контракты, заявитель сознательно и добровольно принял на себя повышенное обязательство лояльности по отношению к католической церкви и которые ограничили в определенной степени круг его прав на уважение личной и семейной жизни. Такие договорные ограничения допустимы в соответствии с Конвенцией, если они были приняты добровольно. В самом деле, с точки зрения интересов церкви в отстаивании последовательности ее заповедей, обучая католической религии подростков, можно было бы считать решающим требование особой верности. Даже если статус заявителя как женатого священника был неясен, все же еще можно было ожидать соблюдения обязательств на том основании, что епископ выбрал его как подходящего представителя для преподавания католической религии;
2) публичность, выявленная заявителем, касательно его статуса женатого священника. Выбирая разрешить опубликовать обстоятельства своей семейной жизни, и его связи, по мнению епископа, с протестующе-настроенным собранием, заявитель разорвал особые доверительные узы, которые были необходимы для выполнения его задач. Принимая во внимание важность религиозного образования преподавателей во всех во всех религиозных группах, было неудивительным, что такой разрыв повлечет за собой определенные последствия. Существенные расхождения между идеями, которые должны преподаваться, и личными убеждениями преподавателя, может поднять вопрос о способности внушать доверие, если преподаватель активно и публично выступал против идей в этих вопросах. Таким образом, в данном деле проблема заключается в том, мог ли заявитель быть понят, агитируя за свой способ жизни добиваться изменений правил церкви, и открыто критикуя эти правила;
3) публичность заявителя касательно его членства в MOCEOP и высказываний, приписываемых ему. Хотя было общеизвестно, что заявитель был женат и имел пятерых детей, неясным было до какой степени известно широкой публике его членство в организации с целями несовместимыми с официальной церковной доктриной до публикации оспариваемой статьи. Тем не менее, что не было никаких доказательств того, что заявитель в своем классе преподавал что-либо несовместимое с учением католической церкви, не хватало для того чтобы сделать вывод о том, что он выполнил свои повышенные обязательства верности. Кроме того, изменения, вызванные публичностью данного членства в MOCEOP и высказывания, появившееся в статье, были тем более важны, так как заявитель преподавал подросткам, которые не было достаточно зрелыми для того чтобы сделать различие между информацией, которая была частью учения церкви и той, что соответствовала личному мнению заявителя;
4) ответственность государства, как работодателя. Тот факт, что заявитель был принят на работу государство, которое платило соответственно ему заработную плату, было недостаточно, чтобы повлиять на обязательство лояльности, возложенное на него по отношению к католической церкви, или на меры, которые будут предприняты в случае нарушения этого обязательства;
5) тяжесть наказания. Особое значение имел тот факт, что работник, уволенный церковным работодателем, имел ограниченный возможности найти другую работу. Это было тем более верно, когда работодатель занимал доминирующее положение в данном секторе деятельности и пользовался определенным умаление обычного права, или когда уволенный сотрудник имел определенную квалификацию, что делало трудным или невозможным найти роботу в другом месте. Кроме того, как результат его бывших обязательств в церкви, заявитель знал ее правила и должен был, поэтому ожидать, что публичность, которую он придал своему членству в MOCEOP не останется без последствий для его контракта. Помимо всего прочего, в данном случае другая какая-либо ограничительная мера не имела бы той же эффективности с точки зрения сохранения доверия к церкви. Следовательно, не было установлено, что последствия не продлевать контракт были чрезмерными в этих обстоятельствах дела, с учетом, в частности, того что заявитель сознательно поставил себя в ситуацию, которая была полностью оппозиционной к предписаниям церкви;
6) рассмотрение национальными судами. Заявитель мог жаловаться на отказ продлить его контракт на разных уровнях правосудия. Суды принимали во внимание все соответствующие факты и, хотя они подчеркивали право заявителя на свободу выражения мнения, они взвесили детально и глубоко поставленные на карту интересы в пределах возложенного на них должного уважения автономии католической церкви (см. W. v. the United Kingdom, 8 July 1987, §§ 62 and 64, Series A no. 121; Elsholz v. Germany [GC], no. 25735/94, § 52, ECHR 2000-VIII; and Sahin v. Germany [GC], no. 30943/96, § 68, ECHR 2003-VIII). Таким образом, достигнутые выводы не кажутся неразумными. Дело в том, что Конституционный Суд провел тщательны анализ, и это тем более очевидно в связи с наличием двух особых мнений приложенных к решению большинства, показывая таким образом, что суд рассмотрел дело с различных точек зрения, в то же время, воздерживаясь от вынесения решения по существу принципов церкви. Что касается автономии церкви, то не прослеживается, что в ходе рассмотрений национальными судами, были неправильные рассуждения по этому поводу. Иными словами, решение епископа не продлять контракта заявителя не можно сказать, что не имело достаточной аргументации, чтобы признать его произвольным и принятым с целью не связанной с осуществлением автономии католической церкви. Принимая во внимание запас государственного усмотрения в данном случае, вмешательство в право заявителя на уважение его личной жизни не было непропорциональным. Соответственно не была нарушена статья 8 Конвенции.
