Красуля против Российской Федерации

CASE OF KRASULYA v. RUSSIA

Европейский Суд по правам человека

(Первая Секция)

Дело “Красуля (Krasulya)

против Российской Федерации”

(Жалоба N 12365/03)

Постановление Суда

Страсбург, 22 февраля 2007 г.

Европейский Суд по правам человека (Первая Секция), заседая Палатой в составе:

Х.Л. Розакиса, Председателя Палаты,

Н. Ваич,

А. Ковлера,

Э. Штейнер,

Х. Гаджиева,

Д. Шпильмана,

С.Е. Йебенса, судей,

а также при участии С. Нильсена, Секретаря Секции Суда,

заседая за закрытыми дверями 1 февраля 2007 г.,

вынес в указанный день следующее Постановление:

Процедура

1. Дело было инициировано жалобой (N 12365/03), поданной против Российской Федерации в Европейский Суд по правам человека (далее – Европейский Суд) 4 апреля 2003 г. в соответствии со статьей 34 Конвенции о защите прав человека и основных свобод (далее – Конвенция) гражданином Российской Федерации Василием Александровичем Красулей (далее – заявитель).

2. В Европейском Суде заявителя представлял Б. Дьяконов, юрист, практикующий в г. Ставрополе. Власти Российской Федерации были представлены Уполномоченным Российской Федерации при Европейском Суде по правам человека П.А. Лаптевым.

3. Заявитель утверждал о нарушении его права на распространение информации и о нарушении принципа состязательности сторон, поскольку власти Российской Федерации отказались приобщить к рассматриваемому судом делу заявителя заключение лингвистической экспертизы в качестве доказательства.

4. Решением от 9 декабря 2004 г. Европейский Суд объявил жалобу приемлемой для рассмотрения по существу.

5. Заявитель и власти Российской Федерации представили свои замечания по существу дела (пункт 1 правила 59 Регламента Европейского Суда).

Факты

I. Обстоятельства дела

6. Заявитель, 1952 года рождения, проживает в г. Ставрополе.

1. Публикация в газете заявителя

7. Заявитель является главным редактором газеты “Новый гражданский мир”. 4 января 2002 г. в газете “Новый гражданский мир” была опубликована статья “Черногоров подбирается к Ставрополю. Некоторые размышления городской думы”. Статья была подписана псевдонимом В. Николаев. А.Л. Черногоров занимал пост губернатора Ставропольского края и был конкурентом заявителя на выборах на пост губернатора в 2000 году.

8. В указанной статье автором давалась оценка принятому большинством депутатов Ставропольской городской думы решению относительно изменения порядка наделения полномочиями главы города Ставрополя: глава города более не избирался жителями города, а назначался городской думой. В указанной статье высказывалось предположение о том, что такое решение было принято под давлением со стороны губернатора края А.Л. Черногорова.

“Об этом [депутатов] попросил лично губернатор, который с многочисленной свитой явился на заседание думы уговаривать собравшихся.

Вот с этого момента начинается торгово-посредническое клубление вокруг каждого депутата. Что ему будет обещать, какие золотые горы посулят черногоровские представители, мы можем только гадать…

Каждый депутат получит свою пайку и втихаря схрумкает свою долю.”

9. Статья заканчивалась критичной оценкой действий губернатора как политика и руководителя:

“Чудом избежав поражения на губернаторских выборах только потому, что краевые элиты не смогли договориться и выставить проходного кандидата, избежав по той же причине создания мощной оппозиции внутри краевой Думы, наш шумный и амбициозный, но абсолютно недееспособный губернатор вот-вот приберет к рукам и краевой центр.”

2. Уголовное преследование заявителя

10. 5 февраля 2002 г. прокуратурой Ставропольского края по заявлению А.Л. Черногорова было возбуждено уголовное дело в отношении В.А. Красули за совершение преступления, предусмотренного частью второй статьи 129 Уголовного кодекса Российской Федерации (клевета).

11. 6 марта 2002 г. следователь назначил лингвистическую экспертизу публикации. Экспертиза была проведена 18 марта 2002 г. г-ном Бусленко, доктором философских наук, магистром права* (* Так в тексте (прим. переводчика), профессиональным журналистом со степенями в области языкознания и права, который преподавал на кафедре языковедения и журналистики Ростовского государственного университета. Эксперт пришел к следующему заключению:

[“Общий вывод: представленный на экспертизу текст корреспонденции… в достаточно резкой, эмоциональной форме передает авторские мнение и суждения о роли губернатора Ставропольского края А.Л. Черногорова в предстоящих выборах мэра г. Ставрополя. В данном тексте слова и выражения оскорбительного характера в адрес губернатора, исключая спорное содержание определения “недееспособный”, отсутствуют.”]

12. Эксперт признал, что некоторые предложения передают отрицательное отношение к управленческим способностям губернатора; при этом он утверждал, что публикация не содержит каких-либо обвинений в адрес губернатора о нарушении законодательства, в том числе избирательного, или каких-либо утверждений, причиняющих вред деловой репутации. Эксперт также особо отметил, со ссылкой на академическую статью, написанную прокурором города Краснодара, что идеи, мнения и оценочные суждения не подлежат опровержению через суд в связи с их несоответствием действительности, и что пострадавшее лицо должно вместо этого пользоваться своим правом на ответ посредством того же средства массовой информации.

13. Неустановленного числа заявителю было предъявлено обвинение в уголовно наказуемой клевете, содержащей обвинение в совершении тяжкого или особо тяжкого преступления (часть третья статьи 129 Уголовного кодекса Российской Федерации), а также в публичном оскорблении представителя власти в связи с исполнением им его обязанностей (статья 319 Уголовного кодекса Российской Федерации). Дело было передано в суд.

3. Уголовное осуждение заявителя

14. В суде заявитель не признал себя виновным. Он утверждал, что публикация не содержала каких-либо утверждений о фактах, который могли бы быть признаны не соответствующими действительности.

15. А.Л. Черногоров полагал, что содержащиеся в публикации утверждения о том, что он через взятки получал решения в законодательном органе города, что чудом победил на выборах в 2000 году, а также упоминание о нем как об “абсолютно недееспособном” носили клеветнический характер и порочили его честь, достоинство и деловую репутацию.

16. Суд заслушал трех депутатов Ставропольской городской думы, которые рьяно отрицали тот факт, что им предлагались какие-либо вещи или преимущества со стороны губернатора в обмен на их согласие на назначение главы города. Советники губернатора давали показания такой же направленности.

17. 12 сентября 2002 г. Октябрьский районный суд г. Ставрополя постановил решение по делу заявителя. В своем решении суд отверг выводы лингвистической экспертизы от 18 марта 2002 г. на том основании, что заключение представляло собой “субъективную оценку” публикации г-ном Бусленко, а также в связи с тем, что не имелось доказательств того, что Ростовский государственный университет или г-н Бусленко имели лицензию на проведение лингвистических экспертиз. Октябрьский районный суд г. Ставрополя дал собственную оценку содержания статьи:

“Суд считает, что в статье содержатся не суждения и предположения, как это утверждается защитой, а именно факты… поскольку в статье указано, когда, где, при каких обстоятельствах и с каким результатом голосования был решен вопрос о внесении изменений в Устав города Ставрополя. Употребление автором статьи будущего времени и неопределенной формы, используемых в статье фраз является авторским приемом и не может свидетельствовать о том, что речь идет о еще не наступивших событиях…”.

18. Октябрьский районный суд г. Ставрополя далее постановил, что было невозможно установить истинного автора статьи. Обвинение не доказало, что статья была написана заявителем. Однако заявитель нес ответственность за публикацию статьи в газете, поскольку он был редактором этой газеты.

19. Октябрьский районный суд г. Ставрополя указал следующее:

“Распространенные клеветнические сведения порочат честь и достоинство и подрывают репутацию губернатора Ставропольского края А.Л. Черногорова и обвиняют его в совершении тяжкого преступления, так как неоднократные фразы о том, что “вокруг каждого депутата начинается торгово-посредническое клубление”, что ему “будут обещать золотые горы” “черногоровские представители”, что “больше, чем губернатором депутатам никто не предложит”, и что каждый из них “получит свою пайку и втихаря схрумает свою долю” содержат обвинение губернатора А.Л. Черногорова в даче взятки депутатам за принятие угодного ему (губернатору) решения. Фразы статьи: “торгово-посредническое клубление” начинается вокруг каждого депутата; каждый депутат “получит свою пайку”, свидетельствуют об обвинении А.Л. Черногорова в даче взятки каждому должностному лицу (депутатам), участвующему в принятии решения, то есть в совершении тяжкого преступления, предусмотренного частью второй статьи 291 УК РФ с учетом неоднократности.

Распространенная [заявителем] информация о том, что А.Л. Черногоров “чудом избежал поражения на губернаторских выборах, только потому что краевые элиты не смогли договориться” и “выставить проходного кандидата”, также не соответствует действительности и является заведомо для [заявителя] ложной. Поскольку [заявитель] сам являясь кандидатом на должность губернатора Ставропольского края, во время выборов 2000 года не мог не знать о результатах состоявшихся выборов которые определили отрыв кандидата в губернаторы Ставропольского края А.Л. Черногорова от других кандидатов в губернаторы более чем на 20%. При данном результате нельзя считать, что А.Л. Черногоров “чудом” победил на выборах. Распространенные [заявителем] ложные сведения о том, что избрание А.Л. Черногорова губернатором Ставропольского края явилось не результатом осознанного выбора большинства жителей края, а было случайностью, обусловленной отсутствием согласия между некими “краевыми элитами”, подрывают репутацию легитимно избранного губернатора перед жителями края, порочат и умаляют оценку его личности”.

Суд считает, что утверждение в распространенной [заявителем] статье о том, что “наш шумный, амбициозный, но абсолютно недееспособный губернатор, вот, вот приберет к рукам краевой центр”, также относится к сведениям, не соответствующим действительности и порочащим честь и достоинство и подрывающим репутацию А.Л. Черногорова, так как никем и никогда не было установлено, что А.Л. Черногоров является лицом, недееспособным в юридическом смысле этого понятия. Кроме того, при наличии волеизъявления жителей края, избравших А.Л. Черногорова губернатором Ставропольского края на второй срок, нельзя сделать и вывод о том, что А.Л. Черногоров является “абсолютно недееспособным губернатором” – в понятии недееспособности к действию”.

20. Октябрьский районный суд г. Ставрополя признал заявителя виновным в распространении заведомо ложной информации, причиняющей вред чести и достоинству губернатора Ставропольского края. При этом заявитель был оправдан по обвинению в публичном оскорблении представителя власти, поскольку, по мнению суда, публикация не содержала циничных либо оскорбительных выражений в отношении губернатора.

21. Заявитель был приговорен к одному году лишения свободы условно, с установлением шестимесячного испытательного срока.

22. Заявитель и его адвокат обжаловали приговор Октябрьского районного суда г. Ставрополя от 12 сентября 2002 г. в судебную коллегию по уголовным делам Ставропольского краевого суда. В своей кассационной жалобе они ссылались, в частности, на статью 10 Конвенции, а также указывали на особую роль свободы журналиста в демократическом обществе и более широкие пределы критики в отношении публичных деятелей, к которым, безусловно, относился губернатор Ставропольского края. Адвокат заявителя также жаловался на отказ суда первой инстанции согласиться с заключением лингвистической экспертизы под предлогом отсутствия необходимой лицензии у эксперта, в то время как внутригосударственное право не содержит такого требования.

23. 31 октября 2002 г. судебная коллегия по уголовным делам Ставро-польского краевого суда оставила без изменения приговор Октябрьского районного суда г. Ставрополя от 12 сентября 2002 г. Судебная коллегия не обращалась к вопросу применимости статьи 10 Конвенции или отказу суда первой инстанции приобщить заключение лингвистической экспертизы к доказательствам по делу.

 

II. Применимое национальное законодательство

24. Статья 29 Конституции Российской Федерации гарантирует свободу мысли и слова, равно как и свободу массовой информации.

25. Часть первая статьи 129 Уголовного кодекса Российской Федерации определяет клевету как распространение заведомо ложных сведений, порочащих честь и достоинство другого лица или подрывающих его репутацию. Часть вторая статьи 129 Уголовного кодекса Российской Федерации предусматривает, что клевета, содержащаяся в публичном выступлении, публично демонстрирующемся произведении или средствах массовой информации, наказывается штрафом и/или исправительными работами на срок до двух лет. Часть третья статьи 129 Уголовного кодекса Российской Федерации предусматривает, что клевета, соединенная с обвинением лица в совершении тяжкого или особо тяжкого преступления, наказывается лишением свободы на срок до трех лет.

26. Часть первая статьи 57 Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации от 18 декабря 2001 г. предусматривает, что лицу, обладающему специальными знаниями, могут быть поручены проведение экспертизы по уголовному делу и дача соответствующего заключения. Часть вторая статьи 195 Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации предусматривает, что судебная экспертиза производится государственными судебными экспертами и иными экспертами из числа лиц, обладающих специальными знаниями.

Право

I. Предварительное возражение властей Российской Федерации

27. В своем дополнительном меморандуме от 15 февраля 2005 г., после решения Европейского Суда о приемлемости настоящей жалобы от 9 декабря 2004 г., власти Российской Федерации впервые заявили, что заявитель не исчерпал всех внутригосударственных средств правовой защиты как того требует пункт 1 статьи 35 Конвенции. Власти Российской Федерации утверждали, что заявитель не подавал жалобу в порядке надзора на приговор, постановленный по его уголовному делу.

28. Европейский суд напоминает, что согласно правилу 55 Регламента Европейского Суда, любой довод о неприемлемости жалобы должен в той степени, в какой это допускают его характер и обстоятельства, быть заявлен государством-ответчиком в их письменных или устных замечаниях по вопросу приемлемости жалобы (см. Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу “К. и Т. против Финляндии” (K. and T. v. Finland), жалоба N 25702/94, § 145, ECHR 2001-VII; и Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу “Н.К. против Италии” (N.C. v. Italy), жалоба N 24952/94, § 44, ECHR 2002-X). Замечания властей Российской Федерации относились к событиям, которые произошли до момента подачи жалобы в Европейский Суд, каких-либо соответствующих юридических подвижек с тех пор не произошло. Отсутствуют исключительные обстоятельства, которые освободили бы власти государства-ответчика от обязанности заявлять свое предварительное возражение до того, как Европейский Суд принял 9 декабря 2004 г. решение о приемлемости настоящей жалобы.

29. Соответственно, власти Российской Федерации лишены права ссылаться на предварительное возражение о неисчерпании внутригосударственных средств правовой защиты на данной стадии разбирательства дела. В любом случае протест в порядке надзора не является средством, которое должно быть исчерпано согласно пункту 1 статьи 35 Конвенции (см. Решение Европейского Суда по делу “Бердзенешвили против Российской Федерации”* (* Опубликовано в “Бюллетене Европейского Суда по правам человека” N 5/2004.) (Berdzenishvili v. Russia) от 29 января 2004 г., жалоба N 31697/03). Следовательно, предварительное возражение властей Российской Федерации должно быть отклонено.

II. Предполагаемое нарушение статьи 10 Конвенции

30. Заявитель, ссылаясь на статью 10 Конвенции, жаловался на нарушение его права на свободу выражения мнения. В соответствии со статьей 10 Конвенции:

“1. Каждый имеет право свободно выражать свое мнение. Это право включает свободу придерживаться своего мнения и свободу получать и распространять информацию и идеи без какого-либо вмешательства со стороны публичных властей и независимо от государственных границ

2. Осуществление этих свобод, налагающее обязанности и ответственность, может быть сопряжено с определенными формальностями, условиями, ограничениями или санкциями, которые предусмотрены законом и необходимы в демократическом обществе в интересах национальной безопасности, территориальной целостности или общественного порядка, в целях предотвращения беспорядков или преступлений, для охраны здоровья и нравственности, защиты репутации или прав других лиц, предотвращения разглашения информации, полученной конфиденциально, или обеспечения авторитета и беспристрастности правосудия”.

А. Доводы сторон

31. Власти Российской Федерации утверждали, что заявитель был осужден за умышленное распространение недостоверной информации, наносящей вред чести, достоинству и репутации другого лица, поскольку он являлся главным редактором и соучредителем газеты, в которой была опубликована соответствующая статья. Заявитель не выполнил своей обязанности в соответствии со статьей 49 Закона Российской Федерации “О средствах массовой информации” – проверить соответствие действительности распространяемой информации или получить согласие заинтересованного лица.

32. Заявитель в ответ указал, что уголовное разбирательство по факту его публикации было мерой, несоразмерной преследуемой цели защиты чести и репутации, и в любом случае такое разбирательство не было “необходимым в демократическом обществе”.

В публикации обсуждался профессиональный политик, а пределы приемлемой критики в отношении политиков шире по сравнению с обычными людьми. Заявитель утверждает, что он воспользовался журналистской свободой, которая в том числе допускает некоторое преувеличение или даже провокацию.

В. Мнение Европейского Суда

33. Европейский Суд отмечает, что стороны не оспаривают тот факт, что постановленный по делу заявителя приговор являлся “вмешательством” в его право на свободу выражения мнения, гарантированное пунктом 1 статьи 10 Конвенции. Стороны не оспаривают тот факт, что вмешательство было “предусмотрено законом”, в частности, статьей 129 Уголовного кодекса Российской Федерации, и “преследовало правомерную цель” защиты репутации или прав других лиц по смыслу пункта 2 статьи 10 Конвенции. Остается определить, было ли вмешательство “необходимым в демократическом обществе”.

34. Проверка необходимости в демократическом обществе требует от Европейского Суда определения того, соответствовало ли обжалуемое вмешательство “острой общественной потребности”, было ли оно соразмерным преследуемой правомерной цели и были ли основания, использованные властями государства-ответчика для оправдания вмешательства, применимыми и достаточными. При оценке того, действительно ли существует такая необходимость, и какие меры должны быть приняты в связи с этим, национальным властям оставляется определенный минимум пределов усмотрения. Однако данная возможность оценки не является безграничной, а следует рука об руку с европейским надзором, осуществляемым Европейским Судом, чьей задачей является вынесение окончательного решения относительно того, совместимо ли примененное ограничение права со свободой выражения мнения, гарантированной статьей 10 Конвенции. Таким образом, при осуществлении своей надзорной функции задачей Европейского Суда не является замещение властей государства-ответчика, а, скорее, осуществление надзора за соблюдением положений статьи 10 Конвенции в свете обстоятельств всего дела в целом и решений, принимаемых ими в соответствии с их возможностью самостоятельной оценки. При этом Европейский Суд должен убедиться в том, что властями государства-ответчика были применены стандарты, соответствующие принципам, изложенным в статье 10 Конвенции, и что решения властей были основаны на разумной оценке соответствующих обстоятельств дела (см. Постановление Европейского Суда по делу “Гринберг против Российской Федерации” (Grinberg v. Russia) от 21 июля 2005 г., жалоба N 23472/03, § 27).

35. При изучении обстоятельств настоящего дела Европейский Суд примет во внимание следующие моменты: положение заявителя, положение лица, против которого была направлена критика, предмет публикации, характеристика оспариваемых утверждений внутригосударственными судами, формулировка, использованная заявителем и примененная к нему санкция (см., mutatis mutandis* (* Mutatis mutandis (лат.) – с соответствующими изменениями, внеся необходимые изменения. (прим. переводчика).), Постановление Европейского Суда по делу “Джерусалем против Австрии” (Jerusalem v. Austria), жалоба N 26958/95, § 35, ECHR 2001-II).

36. Что касается положения заявителя, то Европейский Суд отмечает, что он был журналистом и главным редактором газеты. Он был осужден за его публикацию, поэтому оспариваемое вмешательство должно рассматриваться в контексте важной роли прессы в обеспечении надлежащего функционирования политической демократии (см. Постановление Европейского Суда по делу “Лингенс против Австрии” (Lingens v. Austria) от 8 июля 1986 г., Series A, N 103, § 41; и Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу “Сюрэк против Турции (N 1)” (Surek v. Turkey (no. 1), жалоба N 26682/95, § 59, ECHR 1999-IV). Европейский Суд напоминает, что ограничения журналистской свободы, предусмотренные пунктом 2 статьи 10 Конвенции, должны толковаться в узком смысле, и необходимость любого такого ограничения должна быть установлена убедительным образом.

37. Критика заявителя была направлена против губернатора Ставропольского края А.Л. Черногорова, профессионального политика, пределы критики в отношении которого шире по сравнению с частным лицом (см. Постановление Европейского Суда по делу “Лингенс против Австрии”, упоминавшееся выше, в § 42). Выдвинув свою кандидатуру на губернаторских выборах, А.Л. Черногоров вышел на политическую арену и неизбежно и сознательно открыл себя для тщательного наблюдения за каждым своим словом и поступком со стороны журналистов и большей части общества, и, следовательно, он должен проявлять большую степень терпимости.

38. Предметом публикации было решение городского законодательного собрания об отмене выборов мэра в г. Ставрополе (столице Ставропольского края) и предположение заявителя о том, что губернатор края ненадлежащим образом вмешивался в ход законодательного процесса. В статье также комментировались результаты выборов и критиковались управленческие способности губернатора. Вопросы, затронутые в статье, имели большое значение для общественности Ставропольского края. Они вызывали большой общественный интерес, и статья являлась частью продолжающейся политической дискуссии. Европейский Суд напоминает, что ограничения политических выступлений или дебатов по вопросам, представляющим общественный интерес, предусмотренные пунктом 2 статьи 10 Конвенции, являются узкими. Европейский Суд последовательно применяет подход, согласно которому требуются очень убедительные основания для оправдания ограничений политических выступлений, для применения широких ограничений в делах частных лиц, которые, без сомнения, вторглись бы в сферу соблюдения права на свободу выражения мнения в соответствующем государстве в принципе (см. Постановление Европейского Суда по делу “Фельдек против Словакии” (Feldek v. Slovakia), жалоба N 29032/95, § 83, ECHR 2001-VIII; и цитировавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу “Сюрек против Турции”, § 61).

39. Европейский Суд отмечает, что суды Российской Федерации охарактеризовали высказывания заявителя как утверждения о факте и возложили на него ответственность за то, что он не представил доказательств соответствия действительности его утверждений. Суды Российской Федерации не согласились с доводом заявителя о том, что его высказывания являлись оценочными суждениями. В связи с этим Европейский Суд напоминает, что необходимо проводить различие между утверждениями о фактах и оценочными суждениями. В то время как факты могут быть доказаны, правдивость оценочных суждений не поддается доказыванию. Требование о доказывании правдивости оценочного суждения неисполнимо и само по себе нарушает свободу мнения, что является основной частью права, гарантированного статьей 10 Конвенции (см., например, упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу “Лингенс против Австрии”, § 46; Постановление Европейского Суда по делу “Обершлик против Австрии (N 1)” (Oberschlick v. Austria (no. 1)) от 23 мая 1991 г., Series A, N 204, p. 27, § 63). Европейский Суд по очереди изучит каждое из утверждений заявителя.

40. Первый оспариваемый отрывок начинался сообщением о том, что городское законодательное собрание проголосовало за решение отменить выборы мэра города. Далее было описано появление губернатора и его помощников на заседании городского законодательного собрания. Оно сопровождалось предположением о том, что губернатор и его советники пролоббировали среди депутатов городского законодательного собрания соответствующее решение (см. параграф 8 данного постановления). Суды Российской Федерации истолковали последнее утверждение как обвинение в даче взяток. Европейский Суд не может присоединиться к такому толкованию. По мнению Европейского Суда, утверждение заявителя было слишком не точным, чтобы являться обвинением в даче взяток. Утверждение заявителя только намекало на то, что губернатор оказывал влияние на законодателей без каких-либо уточнений.

41. Европейский Суд затрудняется в определении того, было ли высказывание заявителя о влиянии губернатора на законодателей утверждением о факте или оценочным суждением. Использование заявителем будущего времени предполагает, что статья содержала, скорее, предположения, нежели факты. Однако согласно прецедентному праву Европейского Суда оценочное суждение должно основываться на достаточных фактах для того, чтобы являться справедливым комментарием по смыслу статьи 10 Конвенции. Европейский Суд рассмотрит вопрос о том, существовали ли достаточные фактические основания для утверждения заявителя. Не оспаривался тот факт, что губернатор посетил заседание городского законодательного собрания и преследовал цель убедить законодателей проголосовать за закон, отменяющий выборы мэра города. По мнению Европейского Суда, множество доступных фактов составляют достаточное фактическое основание для утверждений заявителя о том, что губернатор и его помощники вмешивались в законодательный процесс. Поэтому Европейский Суд полагает, что заявитель опубликовал справедливый комментарий по важному вопросу, представляющему общественный интерес.

42. Что касается утверждений о том, что губернатор “чудом избежал поражения на губернаторских выборах”, и что он “шумный и амбициозный, но абсолютно недееспособный”, то Европейский Суд полагает: эти утверждения являются наиболее типичным примером оценочных суждений, которые представляют субъективную оценку заявителя относительно управленческих способностей губернатора и его личное восприятие результатов выборов губернатора. Суды Российской Федерации постановили, что заявитель должен был доказать соответствие этих утверждений действительности. Выполнить такую обязанность по доказыванию объективно было невозможно.

43. Далее Европейский Суд отмечает, что хотя статья, опубликованная заявителем, действительно была написана в сильных выражениях, в ней не использовался оскорбительный либо невоздержанный язык, и она не выходила за пределы общепризнанной степени преувеличения или провокации, использование которых предусмотрено журналистской свободой (см. Постановление Европейского Суда по делу “Прагер и Обершлик против Австрии” (Prager and Oberschlick v. Austria) от 26 апреля 1995 г., Series A, N 313, p. 19, § 38).

44. При оценке соразмерности вмешательства характер и суровость санкций, примененных к заявителю, также являются факторами, которые должны быть приняты во внимание (см. Постановление Европейского Суда по делу “Скалка против Польши” (Skalka v. Poland) от 27 мая 2003 г., жалоба N 43425/98, § 38). В связи с этим Европейский Суд отмечает, что заявитель был признан виновным и ему было назначено наказание в виде одного года лишения свободы в рамках уголовного судопроизводства. Несмотря на то, что наказание было условным, заявитель столкнулся с угрозой лишения свободы. Наказание считалось условным при выполнении заявителем в течение шести месяцев обязательства не совершать каких-либо иных преступлений при исполнении им обязанностей редактора. Это условие имело устрашающее влияние на заявителя, ограничивая его журналистскую свободу и снижая его способность распространять информацию и идеи по вопросам, представляющим общественный интерес (см. Постановление Европейского Суда по делу “Шенер против Турции” (Sener v. Turkey) от 18 июля 2000 г., жалоба N 26680/95, § 46 с последующими ссылками). Европейский Суд полагает, что такое наказание было несоразмерно суровым.

45. В связи с изложенным и принимая во внимание роль журналиста и прессы в распространении информации и идей по вопросам, имеющим общественное значение, даже тех, которые могут оскорблять, шокировать или вызывать беспокойство, Европейский Суд полагает, что публикация заявителя не вышла за пределы приемлемой критики. Осуждение заявителя было не совместимым с принципами, закрепленными в статье 10 Конвенции, поскольку суды Российской Федерации не привели “достаточных” оснований, оправдывающих вмешательство в данном случае. Таким образом, Европейский Суд приходит к выводу, что внутригосударственные суды вышли за узкие пределы усмотрения, предоставленные им в сфере ограничения дискуссий, представляющих общественный интерес, и что вмешательство было несоразмерным преследуемой цели и “не было необходимым в демократическом обществе”.

46. Соответственно, имело место нарушение статьи 10 Конвенции.

III. Предполагаемое нарушение статьи 6 Конвенции

47. Заявитель, ссылаясь на пункт 1 статьи 6 Конвенции, жаловался на нарушение принципа состязательности сторон. Он утверждал, что суд первой инстанции в нарушение закона не приобщил к делу заключение лингвистической экспертизы, и что суд кассационной инстанции не исправил это предполагаемое нарушение и не рассмотрел этот вопрос. Пункт 1 статьи 6 Конвенции в соответствующей части гласит:

“1. Каждый … при предъявлении ему любого уголовного обвинения имеет право на справедливое и публичное разбирательство дела … судом …”.

/…/

48. Власти Российской Федерации утверждали, что лингвистическое заключение касалось только обвинения в предполагаемом оскорблении, по которому заявитель был оправдан.

49. Заявитель оспаривал утверждения властей Российской Федерации как не соответствующие фактическим обстоятельствам дела, утверждал, что они опровергаются содержанием самого заключения. Он подчеркнул, что основным выводом заключения было то, что статья содержала выражала мнения и оценочные суждения о роли губернатора А.Л. Черногорова в предстоящих выборах мэра г. Ставрополя. Если бы внутригосударственные суды согласились изучить заключение, то его бы оправдали по обвинению в клевете, поскольку статья не содержала утверждений о фактах, в то время как достоверность оценочных суждений не подлежит доказыванию.

50. Европейский Суд напоминает, что в то время, как статья 6 Конвенции гарантирует право на справедливое разбирательство, она не закрепляет каких-либо правил допустимости доказательств или правил их оценки, поэтому эти вопросы регулируются прежде всего внутригосударственным правом и внутригосударственными судами (см. Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу “Гарсиа Руиз против Испании” (Garcia Ruiz v. Spain), жалоба N 30544/96, § 28 ECHR 1999-I). Тем не менее для того, чтобы разбирательство было справедливым, как того требует пункт 1 статьи 6 Конвенции, “суд” должен надлежащим образом изучить замечания, доводы и доказательства, представленные сторонами, без предвзятости при оценке их применимости к его решению (см. Постановление Европейского Суда по делу “Ван Кюк против Германии” (Van Kuck v. Germany), жалоба N 35968/97, §§ 47, 48, ECHR 2003-VII; Постановление Европейского Суда по делу “Краска против Швейцарии” (Kraska v. Switzerland) от 19 апреля 1993 г., Series A, N 254-В, § 30). Пункт 1 статьи 6 Конвенции требует, чтобы суды приводили мотивацию своих решений, но он не может быть истолкован как требующий детального ответа на каждый довод. Вопрос о соблюдении судом вытекающей из пункта 1 статьи 6 Конвенции обязанности указывать мотивы своего решения может быть решен только в свете обстоятельств конкретного дела (см. Постановление Европейского Суда по делу “Руис Тория против Испании” (Ruiz Torija v. Spain), от 9 декабря 1994 г., Series A, N 303-А, § 29).

51. В настоящем деле Суд назначал лингвистическую экспертизу опубликованной заявителем статьи. Эксперт пришел к выводу, что статья не содержала каких-либо утверждений о факте, подлежащих доказыванию, и, скорее, в ней были изложены мнения и оценочные суждения автора. Суд первой инстанции отказался приобщить заключение эксперта в качестве доказательства, поскольку у эксперта не было лицензии, разрешающей лингвистические исследования. В обоснование своей кассационной жалобы заявитель утверждал, что названный отказ в приобщении заключения эксперта в качестве доказательства по делу не был основан на внутригосударственном законодательстве, так как в нем не содержалось требования о наличии у эксперта специальной лицензии для проведения лингвистических исследований. Суд кассационной инстанции в своем определении не рассматривал доводы заявителя.

52. Европейский Суд полагает, что заключение эксперта было важным доказательством, которое подкрепляло позицию защиты, избранную заявителем, и которое могло быть решающим при рассмотрении вопроса об уголовном характере деяний, совершенных заявителем. Довод заявителя в суде кассационной инстанции о том, что заключение эксперта было незаконно отклонено судом первой инстанции, был сформулирован им ясно и четко. Европейский Суд полагает, что этот довод требовал точного и ясного ответа. При отсутствии такого ответа невозможно определить: либо суд кассационной инстанции просто не выполнил своей обязанности по рассмотрению довода заявителя, либо он намеревался отклонить его, и если имело место последнее, то какими были его мотивы для принятия подобного решения. Полное молчание суда кассационной инстанции по вопросу законности отказа в приобщении к доказательствам по делу заключения эксперта является несовместимым с концепцией справедливого судебного разбирательства, заложенной в основу статьи 6 Конвенции (см., mutatis mutandis, процитированные выше Постановление Европейского Суда по делу “Руис Тория против Испании”, § 30; Постановление Европейского Суда по делу “Видал против Бельгии” (Vidal v. Belgium), от 22 апреля 1992 г., Series A, N 235-В, § 34).

53. Соответственно имело место нарушение пункта 1 статьи 6 Конвенции.

II. Применение статьи 41 Конвенции

54. Статья 41 Конвенции предусматривает:

“Если Суд объявляет, что имело место нарушение Конвенции или Протоколов к ней, а внутреннее право Высокой Договаривающейся Стороны допускает возможность лишь частичного устранения последствий этого нарушения, Суд, в случае необходимости, присуждает справедливую компенсацию потерпевшей стороне”.

А. Ущерб

55. Заявитель требовал 100 000 евро в качестве компенсации морального вреда.

56. Власти Российской Федерации утверждали, что заявленные суммы являются чрезмерными и необоснованными. Полагали, что факт признания нарушения сам по себе будет являться достаточной компенсацией.

57. Европейский Суд согласен с тем, что заявителю был причинен моральный вред: он испытал чувства разочарования и неудовлетворенности как следствие несправедливого судебного разбирательства, осуждения и назначения ему наказания несовместимых со статьей 10 Конвенции, который не может быть в достаточной степени компенсирован самим фактом признания нарушения Конвенции. Однако Европейский Суд приходит к выводу, что сумма, требуемая заявителем, является завышенной. Исходя из принципа справедливости, Европейский Суд присуждает заявителю 4 000 евро и сумму любого налога, который может быть взыскан с указанной суммы.

B. Издержки и расходы

58. Заявитель не требовал возмещения расходов и издержек. Соответственно, нет необходимости присуждать какую-либо сумму в этой части.

C. Процентная ставка при просрочке платежей

59. Европейский Суд полагает, что процентная ставка при просрочке платежей должна быть установлена в размере предельной годовой процентной кредитной ставки Европейского центрального банка плюс три процента.

На основании изложенного Суд единогласно:

1) отклонил предварительное возражение властей Российской Федерации;

2) постановил, что в данном деле имело место нарушение статьи 10 Конвенции;

3) постановил, что в данном деле имело место нарушение пункта 1 статьи 6 Конвенции;

4) постановил:

(a) что власти государства-ответчика должны выплатить заявительнице в течение трех месяцев со дня вступления данного Постановления в силу в соответствии с пунктом 2 статьи 44 Конвенции 4 000 (четыре тысячи) евро в качестве компенсации морального вреда в российских рублях по курсу, установленному на день выплаты, и любые налоги, подлежащие начислению на указанную сумму;

(b) что с даты истечения вышеуказанного срока и до момента выплаты на эти суммы должны начисляться простые проценты в размере предельной годовой ставки по займам Европейского центрального банка плюс три процента;

5) отклонил остальную часть требований заявителя о справедливой компенсации.

Совершено на английском языке, уведомления в письменной форме разосланы 22 февраля 2007 г. в соответствии с пунктами 2 и 3 правила 77 Регламента Европейского Суда.

Серен Нильсен Христос Розакис

Секретарь Секции Суда Председатель Палаты Суда