Сефер Йилмаз и Мерьем Йилмаз против Турции

Зміст

ПРОЦЕДУРА
ФАКТЫ
ПРАВО
ПО ЭТИМ ОСНОВАНИЯМ, СУД ЕДИНОГЛАСНО,

© Перевод Украинского Хельсинского союза по правам человека

Официальное цитирование – Sefer Yılmaz and Meryem Yılmaz v. Turkey, no. 611/12, § …, 17 November 2015

Официальный текст (фр.)

ЕВРОПЕЙСКИЙ СУД ПО ПРАВАМ ЧЕЛОВЕКА

ВТОРАЯ СЕКЦИЯ

ДЕЛО СЕФЕР ЙИЛМАЗ И МЕРЬЕМ ЙИЛМАЗ ПРОТИВ ТУРЦИИ

(Заявление № 611/12)

РЕШЕНИЕ

СТРАСБУРГ

17 ноября 2015 года

ОКОНЧАТЕЛЬНОЕ

17/02/2016

Это решение стало окончательным в соответствии с условиями, изложенными в статье 44 § 2 Конвенции. Оно может быть отредактировано.

По делу Сефер Йилмаз и Мерьем Йилмаз против Турции,
Европейский суд по правам человека (Вторая секция), заседая палатой в составе:
Paul Lemmens, Председателя,
Işıl Karakaş,
Helen Keller,
Ksenija Turković,
Egidijus Kūris,
Robert Spano,
Jon Fridrik Kjølbro, судей,
и Stanley Naismith, Секретаря Секции,
Рассмотрев дело в закрытом заседании 20 октября 2015 года,
Провозглашает следующее решение, принятое в этот день:

ПРОЦЕДУРА

1. Данное дело основано на заявлении (№ 611/12) против Турецкой Республики, поданном в Суд в соответствии со статьей 34 Конвенции о защите прав человека и основных свобод (далее – «Конвенция») г-ом Сефером Йилмаз и г-жой Мерьем Йилмаз (далее – «заявители») 21 ноября 2011 года.
2. В Суде, заявителей представлял г-н С. Коч, адвокат, практикующий в г. Анкара. Правительство Турции (далее – «Правительство») представлял его уполномоченный по делам Европейского суда по правам человека.
3. 21 мая 2014 года часть жалобы по статьям 2 и 6 Конвенции была направлена Правительству, а остальные жалобы были объявлены неприемлемыми.

ФАКТЫ

I. ОБСТОЯТЕЛЬСТВО ДЕЛА

4. Заявители родились в 1964 и 1960 годах соответственно. Они проживают в г. Орду.
5. Факты дела, предоставленные сторонами, могут быть изложены следующим образом.

A. Смерть сына заявителей и уголовное расследование

6. Заявители являются родителями Мухаммета Йилмаза, погибшего в возрасте 21 года во время прохождения обязательной военной службы.
7. В 2008 году проводилось взятие допризывников на военный учет, сын заявителей также был взят на учет.
8. Молодой человек был поставлен на учет военнообязанных и прошел стандартную медицинскую комиссию, предшествующую поступлению на военную службу, в которую входило и психологическое обследование.
9. Врачи признали его годным для прохождения военной службы.
10. По окончанию прохождения военной подготовки, он был назначен на пост в подразделении жандармерии в Битлис Йенис.
11. 9 сентября 2008 года, Мухаммет Йилмаз и г-н K.D., в сопровождении собаки, были поручено охранять открытый окоп № 5 в подразделения жандармерии в Догруйол.
12. Между 5 ч. и 5 ч. 30 мин., в то время как г-н К.Д. отводил собаку в будку, в окопе послышался звук взрыва.
13. Предположив, что это может быть нападение, г-н K.D. и другие солдаты начали стрелять в направлении, откуда прозвучал взрыв, до тех пор, пока их командир не приказал им остановиться.
14. Мухаммет Йилмаз был найден тяжело раненым в результате взрыва гранаты, находящейся в окопе.
15. Он был доставлен в госпиталь. В тот же день, он скончался от полученных ранений.
16. Военный прокурор г. Ван был немедленно проинформирован об этом, и было открыто уголовное производство.
17. Прокурор заслушал показания призывника K.D.. Последний заявил, что во время несения поста, Мухаммет Йилмаз рассказывал ему о своем браке с женщиной, которая была на восемь лет старше его, и о ссорах, которые, в его отсутствие, возникли между его женой и его родителями.
18. Г-н K.D. добавил, что после того как прекратились выстрелы и он вернулся к окопу, ему сообщили о самоубийстве его товарища.
19. Сержант B.B., который находился на посту в том же подразделении жандармерии, заявил, что Мухаммет Йилмаз был принят в подразделение жандармерии месяц назад. Он отметил, что в ходе одной беседы, Мухаммет Йилмаз рассказал ему о неких разногласиях, которые возникли между его родителями и его женой, а также о финансовых трудностях, в которых она находилась.
20. Сержант B.B. уточнил, что в машине, на которой Мухаммет Йилмаз был доставлен в госпиталь, он еще дышал, однако был не в состоянии произнести ни слова.
21. Далее были заслушаны показания призывников R.E., M.A. и H.Ö. Все они считали, что Мухаммет Йилмаз покончил с собой.
22. Командующий A.Ö., который также был допрошен, заявил следующее:
«Командующий подразделением жандармерии в г. Енидже говорил мне о том, что Мухаммет Йилмаз был солдатом, у которого были проблемы. Он добавил, что у призывника были семейные трудности и, что за ним необходимо было тщательно следить. Поскольку я был предупрежден, поначалу я не назначал его в караул. Я поручал ему только выполнение определенных заданий в течение дня. По прошествии некоторого времени, Мухаммет Йилмаз обратился ко мне с просьбой разрешить ему нести караул. Так как некоторые солдаты находились в отпуске, и существовала определенная необходимость в рабочей силе, я согласился и назначил его в ночной караул.»
23. В соответствии со стандартной практикой, по приказу командующего управлением жандармерии было проведено административное расследование, с целью пролить свет на случившееся и сделать из этого вывод, во избежание повторения подобных ситуаций.
24. В своем рапорте о случившемся, командующий H.Y. отметил:
«Из материалов административного расследования можно сделать вывод, что Мухаммет Йилмаз совершил самоубийство в момент растерянности из-за семейных проблем.»
25. Вскрытие, проведенное под руководством прокурора г. Битлис, позволило установить, что Мухаммет Йилмаз, чья рука была почти оторвана, скончался от травм и множественных переломов, полученных в результате взрыва. Кроме того, как следует из медицинского заключения, составленного Институтом судебно-медицинской экспертизы Малатьи, анализы не выявили никаких следов алкоголя или наркотических веществ в организме.
26. 15 декабря 2009 года, принимая во внимание тот факт, что ничто в материалах дела не позволяло привлечь к ответственности в смерти Мухаммета Йилмаза третьих лиц, военный прокурор вынес постановление о закрытии уголовного производства за отсутствием состава преступления. В постановлении прокурор отметил, что Мухаммет Йилмаз, пользуясь отсутствием г-на K.D., зажал гранату в правой руке, а затем взорвал ее, чтобы покончить с собой. Он также отметил, что призывник был обучен обращению с таким типом оружия и, что он намеренно взорвал гранату с целью покончить с собой.
27. Решение прокурора основывалось, в частности, на отчете о расследовании на месте происшествия, отчете о состоянии дел, заключении о вскрытии и показаниях свидетелей, в соответствии с которыми у Мухаммета Йилмаза наблюдались психологические проблемы из-за семейных и финансовых проблем.
28. В неустановленную дату об этом постановлении были уведомлены заявители, которые просили об участии в проведении расследования через своего адвоката.
29. 7 января 2010 года, через своего адвоката, обжаловали постановление о закрытии уголовного производства.
30. Они утверждали, что в ходе расследования сразу была принята гипотеза о самоубийстве, а остальные зацепки не были приняты во внимание.
31. По мнению заявителей, даже если предположить, что гипотеза о самоубийстве могла в конечном итоге быть принята, военные власти, назначая сына заявителей в ночной караул окопа и при этом, зная, что он страдал от определенных психологических проблем, не предприняли мер по защите права на жизнь их сына, погибшего во время несения караула.
32. 5 марта 2010 года, военный трибунал г. Агры удовлетворил жалобу заявителей и постановил, чтобы прокурор провел дополнительное расследование. В частности, трибуналом были отмечены следующие упущения:
«– Не была изучена медицинская карта призывника Мухаммета Йилмаза. А ведь эта информация имеет ключевое значение для выяснения того, наблюдался ли погибший и проходил ли он какое-либо лечение в связи с его психологическими проблемами;
– из показаний матери Мухаммета Йилмаза следует, что призывник по имени Кемаль сказал ей, что о самоубийстве речь не шла. Следует уточнить этот момент и допросить этого солдата;
– должны быть проверены телефонные разговоры призывника и его жены;
– солдат K.D., который является непосредственным свидетелем, должен быть заново допрошен;
– со всех командующих, работавших с Мухамметом Йилмазом, должны быть сняты показания, с целью пролить свет на то страдал ли призывник от психологических и семейных проблем;
– необходимо вызвать эксперта, чтобы установить, могли ли ранения, обнаруженные на теле Мухаммета Йилмаза, быть причинены взрывом гранаты, а также, чтобы с точностью установить обстоятельства происшествия.»
33. В неустановленную дату, прокурор вынес постановление о закрытии уголовного производства и заново направил дело на рассмотрение в военный трибунал, вместе с отчетом о дополнительном расследовании, которое требовалось, в котором он уведомил о принятых мерах и предоставил ответ относительно упущений, отмеченных трибуналом:
«– Были заслушаны показания свидетелей, упомянутых военным трибуналом г. Агры;
– было подтверждено, что у Мухаммета Йилмаза были финансовые и семейные проблемы;
– было установлено, что он прошел обучение по обращению с оружием;
– было установлено, что его ранения были причинены взрывом гранаты, которую он намеренно взорвал, с целью покончить с собой.»
34. 10 января 2011 года, принимая во внимание тот факт, что прокурором были устранены все недостатки, военный трибунал отклонил жалобу заявителей.

B. Административный порядок возмещения вреда

35. Параллельно этому расследованию, заявители, ссылаясь на статью 125 Конституции и статью 43 Закона № 1602 о Высшем военно-административном суде, 27 августа 2010 года обратились в Министерство внутренних дел с иском о возмещении ущерба.
36. Они требовали 100 000 турецких лир (TRY) (около 50 000 евро на момент событий дела) в качестве компенсации материального вреда и 50 000 турецких лир (TRY) (около 25 000 евро на момент событий дела) в качестве компенсации нематериального вреда.
37. Они утверждали, что ничто в материалах дела не позволяло с уверенностью установить, что их сын покончил с собой; по их мнению, Мухаммет Йилмаз стал жертвой в связи с неисправностью гранаты. В связи с этим, они поднимали вопрос, было ли регламентировано наличие гранаты в окопе, служащем в качестве охраны.
38. 2 ноября 2010 года, не получив никакой информации от администрации на протяжении двух месяцев, что означало молчаливое отклонение жалобы, заявители обратились в Высший военно-административный суд с иском общего характера. Они требовали 110 000 турецких лир (TRY) (55 000 евро) в качестве компенсации как материального, так и нематериального ущерба.
39. 6 января 2011 года, секретариатом Высшего военно-административного суда дело было направлено на рассмотрение второй палаты, состоящей из трех профессиональных судей и двух офицеров.
40. Постановлением от 12 января 2011 года, Высший военно-административный суд отказал в удовлетворении исковых требований заявителей в связи с тем, что они не соблюли предусмотренный для подачи иска о возмещении ущерба срок в один год.
41. Суд счел, что началом срока исковой давности (dies a quo) был дата смерти Мухаммета Йилмаза, то есть 9 сентября 2008 года, и что настоящий иск, поданный 27 августа 2010 года, был подан с опозданием. В своей аргументации, Высший военно-административный суд указал следующее:
« (…) проведенное в данном случае расследование позволило установить, что смерть была вызвана самим родственником истцов, который взорвал гранату с целью покончить с собой, и что это обстоятельство никаким образом не повлияло на то, что заинтересованным лицам уже было известно о причине смерти.»
42. Через своего адвоката, заявители подали ходатайство об исправлении ошибок в решении, что являлось единственным способом оспорить решения Высшего военно-административного суда.
43. 25 мая 2011 года, Высший военно-административный суд отклонил это ходатайство.

II. СООТВЕТСТВУЮЩЕЕ НАЦИОНАЛЬНОЕ ЗАКОНОДАТЕЛЬСТВО И ПРАКТИКА

A. Закон № 1602 о Высшем военно-административном суде

44. Статья 43 Закона № 1602 о Высшем военно-административном суде гласит:

«Лица, желающие подать жалобу в Высший военно-административный суд, предварительно должна подать административную жалобу против документа, лежащего в основе их жалобы, в течение одного года, начиная со дня уведомления о таком документе или со дня, когда они узнали о существовании такого документа и, в любом случае, в течение пяти лет, после появления такого документа.»

B. Соответствующая судебная практика относительно определения срока исковой давности (dies a quo) в делах, касающихся смерти в армии

45. Постановлением от 3 декабря 2003 года (E.2003/98 – K.2003/897) относительно убийства родственника истцов, Высший военно-административный суд отклонил жалобу по причине того, что она была подана по истечению срока исковой давности. Заявители не обратились к компетентным органам в течение одного года, начинающегося не позднее, чем дата вынесения прокурором обвинительного приговора в отношении убийцы, дата – когда они могли узнать об обстоятельствах смерти.
46. В постановлении от 2 апреля 2003 года (E.2002/190 – K.2003/264) относительно смерти родственника истцов, вследствие взрыва оружейных запасов, которые ему дал другой солдат, Высший военно-административный суд начал отсчет одного года с момента смерти.
47. В постановлении от 16 февраля 2000 года (E.2000/114 – K.2000/120) относительно смерти родственника истцов в результате халатного поведения другого солдата и несоблюдения им инструкций, Высший военно-административный суд начал отсчет срока исковой давности (dies a quo) с момента, когда истцы стали стороной в уголовном деле.
48. В деле (постановление от 25 декабря 1991 года (E.1990/249 – K.1990/446)) относительно смерти родственника истца, 27 февраля 1986 года военные власти проинформировали истца, что его сын, который проходил обязательную военную службу, 17 февраля 1986 года умер естественной смертью. Только после того, как истец был вызван в качестве свидетеля на слушание, состоявшееся 19 января 1990 года, в рамках уголовного дела, возбужденного в отношении сержанта, о чем раньше истец не был уведомлен, он узнал, что его сын умер на руках другого солдата. Таким образом, Высший военно-административный суд пришел к выводу, что отправной точкой срока в один год должны была быть дата этого слушания, так как именно во время него истец узнал, что смерть его сына наступила в результате ошибки другого служащего.

ПРАВО

I. ЗАЯВЛЯЕМОЕ НАРУШЕНИЕ СТАТЕЙ 2 И 6 § 1 КОНВЕНЦИИ

49. Заявители жалуются на нарушение статей 2 и 6 Конвенции.

Статья 2 в соответствующей части гласит:
«Право каждого лица на жизнь охраняется законом…»
Статья 6 § 1 в соответствующей части гласит:
«Каждый в случае спора о его гражданских правах и обязанностях или при предъявлении ему любого уголовного обвинения имеет право на справедливое и публичное разбирательство дела в разумный срок независимым и беспристрастным судом, созданным на основании закона.»
50. В первую очередь, заявители утверждают, что отклонение их иска в связи с истечением срока давности является вмешательством в их право на справедливое судебное разбирательство. В связи с этим, они ссылаются на практику Высшего военно-административного суда в части определения начального момента течения срока давности (dies a quo) в делах о случаях смерти в армии. Они утверждают, в соответствии с этой практикой, годичный срок, предусмотренный для подачи таких исков, начинается с даты, когда истец узнал об ущербе и его причинах. В этом контексте, они утверждали, что подозрение о том, что версия о самоубийстве была неверной, возникло только после того, как было вынесено постановление о закрытии уголовного производства за отсутствием состава преступления, о чем они были уведомлены во вторую неделю декабря 2009 года. Следовательно, они считают, что, подав иск о возмещении ущерба через восемь месяцев, они пропустили установленный срок исковой давности.
51. Во-вторых, они утверждали, что рассматривавшая их дело палата Высшего военно-административного суда не предоставляла все предусмотренные гарантии независимости и беспристрастности, так как двое ее членов не являлись профессиональными судьями.
52. И наконец, в-третьих, заявители утверждали, что вывод прокурора о самоубийстве основывался на оперативном, но недостаточном расследовании. В связи с этим, они осуждают отсутствие показаний непосредственного свидетеля, как и любых других доказательств, способных подтвердить версию о самоубийстве: по их мнению, при принятии решения военный прокурор ограничивался лишь мнениями нескольких солдат и слухами о семейных проблемах. Они добавляют, что даже если предположить, что их сын покончил с собой, военные власти должны были объяснить, почему они не предприняли надлежащих мер по защите – от самого себя – призывника, у которого, по их мнению, были психологические проблемы и, в частности, почему они доверили ему охранять пост, где хранились гранаты, что представляло определенный риск.
53. Правительство оспаривает это утверждение.

A. Приемлемость

54. Суд считает, что жалоба не является явно необоснованной по смыслу статьи 35 § 3 a) Конвенции. Он также отмечает, что жалоба не является неприемлемой по любым другим основаниям. Таким образом, жалоба должна быть признана приемлемой.

B. Существо

1. Заявляемое нарушение статьи 6 § 1 Конвенции

a) Заявляемое нарушение права на доступ к суду в связи с отсчетом начального момента срока исковой давности (dies a quo)

55. Заявители жалуются на то, что их административная жалоба была отклонена в связи с несоблюдением срока исковой давности. Они считают, что этим решением было нарушено их право на доступ к суду.
56. Правительство считает, что оценкой национального суда относительно начального момента течения срока давности для подачи иска о возмещении ущерба не было нарушено право заявителей на доступ к суду.
57. Суд рассмотрел утверждения заявителей в свете статьи 6 § 1 Конвенции.
58. Суд напоминает, что право на справедливое судебное разбирательство, гарантированное статьей 6 § 1 Конвенции, должно толковаться в свете принципа верховенства права, который требует наличия эффективного судебного порядка для реализации требований, касающихся гражданских прав (см. решение по делу Běleš et autres c. République tchèque, № 47273/99, § 49, CEDH 2002-IX). Каждый обвиняемый имеет право рассмотрение судом любого спора о его гражданских правах и обязанностях. Таким образом статья 6 § 1 Конвенции признает «право на суд», где право доступа, понимаемое как возможность инициировать судебное производство по гражданским делам, составляет лишь один из аспектов (см. решение по делу Golder c. Royaume-Uni, от 21 февраля 1975 года, § 36, серия A № 18, и решение по делу Prince Hans-Adam II de Liechtenstein c. Allemagne [БП], № 42527/98, § 43, CEDH 2001-VIII).
59. Далее Суд напоминает, что «право на суд» не является абсолютным и может подлежать ограничениям, применение которых допускается в порядке презумпции, в частности, когда речь идет об условиях приемлемости в процедуре обжалования, поскольку такая процедура по своей природе требует регулирования со стороны государства, которое наделено для этого определенной свободой усмотрения (см. решение по делу García Manibardo c. Espagne, № 38695/97, § 36, CEDH 2000-11, и решение по делу Mortier c. France, № 42195/98, § 33, от 31 июля 2001 года). Тем не менее, применяемые ограничения не должны ограничивать доступ, который остается у частного лица, таким образом или в той степени, которые будут подрывают саму суть этого права. Кроме того, такие ограничения не противоречат статье 6 § 1 только в том случае, если они преследуют законную цель и, если есть разумная пропорциональность между используемыми средствами и поставленной целью (см. решение по делу Stubbings et autres c. Royaume-Uni, от 22 октября 1996 года, § 50, Сборник постановлений и решений 1996-IV, и решение по делу Guérin c. France, от 29 июля 1998 года, § 37, Recueil 1998-V).
60. Суд также напоминает, что разрешение проблемы толкования национального законодательства входит в первую очередь в компетенцию национальных властей, в особенности судов. Роль Суда сводится к тому, чтобы установить, совместимы ли последствия такого толкования с требованиями Конвенции. В частности, это касается толкования судами норм процессуального характера, регулирующих сроки исковой давности для подачи жалоб (см. решение по делу Tejedor García c. Espagne, от 16 декабря 1997 года, § 31, Recueil 1997-VIII, и решение по делу Mottola et autres c. Italie, № 29932/07, § 29, от 4 февраля 2014 года). Правила, которыми регулируется сроки исковой давности для подачи жалоб, рассчитаны на обеспечение надлежащего отправления правосудия. Даже если это так, правила, о которых идет речь, или их применение не должны препятствовать заявителям использовать существующее средство правовой защиты. Больше того, в каждом деле Суд должен проводить оценку в свете обстоятельств производства по конкретному делу, и со ссылкой на предмет и цель статьи 6 § 1 Конвенции (см. решение по делу Miragall Escolano et autres c. Espagne, №№ 38366/97, 38688/97, 40777/98, 40843/98, 41015/98, 41400/98, 41446/98, 41484/98, 41487/98 и 41509/98, § 36, CEDH 2000-I).
61. Наконец, Суд напоминает, что из этих принципов следует, что если право на обжалование подчиняется требованиям, предусмотренным законом, то суды, применяя процессуальные меры, должны избегать чрезмерного формализма, который может привести к нарушению справедливости процедуры, и чрезмерной гибкости, которая может свести на нет процессуальные требования, установленные законом (см. решение по делу Walchli c. France, № 35787/03, § 29, от 26 июля 2007 года). Право на доступ к суду нарушается тогда, когда его законные положения перестают служить задачам правовой безопасности и надлежащего отправления правосудия и создают барьер, препятствующий рассмотрению дела заявителя компетентным судом по существу (см. решение по делу Efstathiou et autres c. Grèce, № 36998/02, § 24, от 27 июля 2006 года).
62. Суд отмечает, что в настоящем деле не утверждалось, что срок исковой давности был слишком коротким или, что он сам по себе представлял вмешательство в право заявителей на доступ к суду; заявители не оспаривали годичный срок, предусмотренный статьей 43 закона о Высшем военно-административном суде, для подачи иска о возмещении ущерба.
63. В основе дела лежит определение срока исковой давности (dies a quo) в один год по истечении, которого иск считается утратившим свою силу.
64. Таким образом, прецедентная практика Суда показывает, что в случаях, когда иск о возмещении ущерба основывается на ошибке или утверждаемой халатности, основания обращаться в суд появляются у заявителя с момента, когда он узнал или должен был узнать о такой ошибке или халатности (см. упомянутое решение по делу Miragall Escolano et autres, § 37, и решение по делу Cañete de Goñi c. Espagne, № 55782/00, § 40, CEDH 2002-VIII).
65. В настоящем деле, Суд отмечает, что заявители знали о том, что их сын погиб 9 сентября 2008 года. Однако они не знали точных обстоятельств его гибели. До того, как они были уведомлены о закрытии уголовного производства за отсутствием состава преступления, они не знали наверняка, был ли это несчастный случай, убийство или самоубийство. Однако эти факты были решающими для подачи иска в Высший военно-административный суд.
66. Кроме того, в обстоятельствах настоящего дела, заявители должны были предоставить не только доказательства причинной связи между нанесенным ущербом и военной службой, которую проходил их сын, но и доказательства вины или халатности администрации.
67. Причинная связь могла быть установлена только при соблюдении двух условий: необходимо было, чтобы инцидент произошел в момент и в месте, в котором призывник находился бы в связи со своей службой, а также, чтобы он произошел вследствие события, связанного с его миссией. Суд, принимая во внимание случившийся инцидент, приходит к выводу, что в настоящем деле это условие было соблюдено.
68. Вместе с тем, условие относительно возможной ошибки или халатности администрации, на момент события не было соблюдено. Истина заключается в том, что до вынесения постановления о закрытии уголовного производства, заявители не знали о том, что военные власти назначили их сына в ночной караул, имея в наличии при этом ручную гранату. Однако, данная информация имела важное значение для заявителей, которые могли ссылаться на нее при подаче в Высший военно-административный суд иска о возмещении ущерба.
69. Таким образом, именно на момент уведомления о вынесении постановления о закрытии уголовного производства, заявители на самом деле получили доступ к материалам расследования и могли узнать о возможной ошибке или халатности администрации и обратиться в суд по этому поводу.
70. В связи с этим, Суд в очередной раз отмечает, что срок для подачи апелляционной жалобы начинается с даты, когда апеллянт может эффективно действовать, то есть с даты, когда он узнал или мог узнать о документе или решении, которыми могли быть нарушены его права и в связи с которыми он хотел бы обратиться в суд (см. решение по делу Yeşilkaya c. Turquie (déc.), № 47157/10, § 39, от 26 мая 2015 года).
71. Кроме того, принимая во внимание судебную практику относительно определения срока исковой давности (dies a quo) в делах, связанных со случаями смерти в армии (см. параграфы 45 и 48 выше), Суд отмечает подход, принятый Высшим военно-административным судом. Действительно, если в одних решениях дата, когда был причинен ущерб, считается отправной точкой течения срока исковой давности, то в некоторых других отправной точкой течения этого срока является дата, когда стало известно об административной ошибке, которая привела к нанесению вреда.
72. Принимая во внимание данные обстоятельства, нельзя обвинять заявителей в том, что они действовали небрежно или совершили ошибку в том, что подали иск о возмещении ущерба лишь 27 августа 2010 года (см. параграф 35 выше), то есть менее, чем через год после того, как они были уведомлены о постановлении о закрытии уголовного производства, а не 15 декабря 1999 года и 7 января 2010 года (см. параграфы 26 и 29 выше).
73. Также, отклоняя жалобу, как поданную после истечения срока давности, по причине того, что административная жалоба не была подана ни в срок, который начался с момента происшествия, ни тогда, когда заявители узнали о возможной ошибке администрации, Высший военно-административный суд нарушил право заявителей на доступ к суду (см. также в этом отношении решение по делу Eşim c. Turquie, № 59601/09, от 17 сентября 2013 года и решение по делу Yabansu et autres c. Turquie, № 43903/09, от 12 ноября 2013 года).
74. Таким образом, была нарушена статья 6 § 1 Конвенции.

b) Заявляемое отсутствие независимости и непредвзятости судей Высшего военно-административного суда

75. Принимая во внимание вывод, к которому Суд пришел, рассматривая жалобу относительно доступа к суду, он считает, что нет необходимости рассматривать данную жалобу отдельно.
76. Действительно, Высший военно-административный суд не выносил решение по сути дела, таким образом, в настоящих обстоятельствах нет необходимости рассматривать данную жалобу.

2. Заявляемые нарушения статьи 2 Конвенции

77. Заявители утверждали о нарушении права их сына на жизнь, а также о нарушении их права на эффективное расследование в связи с этим.
78. Правительство утверждает, что уголовное производство было открыто незамедлительно и, что были проведены все следственные меры, необходимые для того, чтобы пролить свет на обстоятельства гибели сына заявителей. Таким образом, по мнению Правительства, обстоятельства смерти Мухаммета Йилмаза были точно установлены. Следствие позволило установить, что призывник не показывал склонности к суициду и, что ответственность за его действия не может быть возложена на военные власти.
Отвечая, на поставленный на этапе коммуникации по делу Судом вопрос, Правительство утверждает, что в соответствии с действующим законодательством, ручная граната могла находиться в окопе в оборонительных целях.
Наконец, Правительство отмечает, что заявители имели возможность принимать участие в расследовании, а также могли обжаловать постановление о закрытии уголовного производства в военном суде.
79. Заявители оспаривают утверждения Правительства и поддерживают свои заявления. В частности, они утверждают, что власти не рассматривали всерьез версию о несчастном случае. Так или иначе, даже если предположить, что их сын совершил самоубийство, заявители считают, что военные власти не выполнили свои позитивные обязательства защитить право их сына на жизнь и, что они виновны в неисполнение определенных обязанностей на превентивном уровне в смысле статьи 2 Конвенции.

a) Нарушение материального аспекта статьи 2 Конвенции

80. Что касается обязательств по защите жизни Мухаммета Йилмаза от третьих лиц, Суд напоминает, что статья 2 Конвенции возлагает на государство позитивное обязательство заранее принимать все необходимые меры для защиты лица, жизни которого угрожают криминальные действия третьих лиц (см. решение по делу Osmanc. Royaume-Uni [БП], от 28 октября 1998 года, § 115, Сборник 1998-VIII).
81. В настоящем деле, заявители утверждали, что их сын стал жертвой убийства. Соответственно, не возникает каких-либо вопросов в связи с этим.
82. Что касается обязательств по защите жизни Мухаммета Йилмаза от него самого, Суд напоминает, что когда лицо находится под ответственностью властей, статья 2 Конвенции также возлагает на государство позитивное обязательство заранее принимать все необходимые меры по защите лица, жизни которого угрожают его собственные действия (решение по делу Keenan c. Royaume-Uni, № 27229/95, §§ 89-93, CEDH 2001-III).
83. Поскольку ничто в материалах расследования не указывало на неисправность гранаты и было установлено, что сын заявителей был хорошо обучен обращению с оружием, Суду остается рассмотреть вопрос о том знали ли военные власти или должны ли они были знать о том, что Мухаммет Йилмаз представлял реальный и непосредственный риск самоубийства и, если так, то сделали ли они все возможное, чтобы предотвратить этот риск (см. решение по делу Tanrıbilir c. Turquie, № 21422/93, § 72, от 16 ноября 2000 года, упомянутое решение по делу Keenan, § 93, и решение по делу Kılınç et autres c. Turquie, № 40145/98, § 43, от 7 июня 2005 года).
84. При рассмотрении этого вопроса Суд должен, по сути, проверить была ли возможная ошибка, инкриминируемая военным властям, допущена из-за ошибки в принятии решения или по невнимательности (см. решение по делу Abdullah Yılmaz c. Turquie, № 21899/02, § 57, от 17 июня 2008 года).
85. Действительно, в таком случае, нельзя упускать из виду непредсказуемость человеческого поведения, а позитивное обязательство государства следует трактовать таким образом, чтобы не возлагать на государственные органы непосильное или слишком тяжелое бремя (см. упомянутое решение по делу Keenan, § 90).
86. В настоящем деле, Суд отмечает, что нет никаких доказательств того, что перед поступлением на военную службу, сын заявителей имел психологические проблемы, которые могли бы подтолкнуть его к совершению самоубийства.
87. Суд также отмечает, что заявители ни разу не ставили под сомнение психическое состояние Мухаммета Йилмаза для несения военной службы.
88. У Суда есть веские основания полагать, что сын заявителей, за исключением того факта, что он жаловался на финансовые сложности и семейные проблемы, не проявлял, вплоть до инцидента, необычного поведения, которое могло указывать на реальный и непосредственный риск самоубийства.
89. По мнению Суда, предполагаемые проблемы Мухаммета Йилмаза, связанные с семейными конфликтами и финансовыми проблемами, не могли рассматриваться как предвестники риска самоубийства, которые должно было заметить его руководство.
90. Иначе говоря, из материалов дела следует, что в поведении призывника не замечались никакие расстройства, которые позволили бы предположить, что его проблемы стали настолько серьёзными, что он мог совершить самоубийство. Кроме того, у властей не было возможности предположить, что существовал такой риск.
91. В связи с этим, Суд считает, что, обвиняя военные власти в том, что они не предотвратили этот инцидент, на них будет налагаться непосильное бремя в рамках их обязательств в соответствии со статьей 2 Конвенции.
92. Таким образом, не было допущено нарушения материального аспекта статьи 2 Конвенции.

b) Нарушение процессуального аспекта статьи 2 Конвенции

93. Что касается нарушения процессуального аспекта статьи 2 Конвенции, Суд напоминает, что в делах, подобных настоящему, процессуальная защита права на жизнь предполагает независимое расследование, способное пролить свет на обстоятельства смерти, так же, как и установить личности ответственных лиц (см. решение по делу Çiçek c. Turquie (déc.), № 67124/01, от 18 января 2005 года). Принципы эффективности расследования по смыслу статьи 2 Конвенции изложены в решении по делу Mustafa Tunç et Fecire Tunç c. Turquie ([БП], № 24014/05, §§ 169-182, от 14 апреля 2015 года).
94. В частности, расследование должно быть эффективным и адекватным (см. решение по делу Ramsahai et autres c. Pays-Bas [БП], № 52391/99, § 324, CEDH 2007-II). Это значит, что оно сможет привести к установлению фактов и, по возможности, к установлению виновных и привлечению их к ответственности.
95. В любом случае, органы государственной власти должны были предпринять все, доступные им, возможные меры для сбора имеющих к делу доказательств, например, такие как свидетельские показания, экспертизы или, в случае необходимости, аутопсия, которая предоставит возможность составить полный и точный отчет о телесных повреждениях и объективный анализ клинических данных, в том числе относительно причины смерти. Любое упущение в расследовании, которое подрывает его способность установить причины гибели или личности ответственных за это лиц, создает риск несоответствия этому стандарту (см. решение по делу Giuliani et Gaggio c. Italie [БП], № 23458/02, § 301, CEDH 2011 (извлечение)).
96. В частности, выводы следствия должны основываться на тщательном, объективном и беспристрастном анализе соответствующих элементов. Неспособность следовать очевидному ходу следствия подрывает в значительной степени возможность следствия установить обстоятельства дела, а также установить личности ответственных лиц (см. решение по делу Kolevi c. Bulgarie, № 1108/02, § 201, от 5 ноября 2009 года).
97. Характер и пределы рассмотрения, отвечающие минимальному критерию эффективности, зависят от обстоятельств дела. Они оцениваются в свете всех, относящихся к делу, фактов и с учетом практических реалий следственной работы. Не представляется возможным свести разнообразие ситуаций, которые могут случиться, к простому перечню следственных действий и иным упрощенным критериям (см. решение по делу Velcea et Mazǎre c. Roumanie, № 64301/01, § 105, от 1го декабря 2009 года).
98. Кроме того, расследование должно быть доступным для семьи жертвы в той мере, какая необходима для защиты их законных интересов. Также общественность должна иметь возможность осуществлять достаточный контроль над ним, в той или иной степени в зависимости от ситуации (см. решение по делу Hugh Jordan c. Royaume-Uni, № 24746/94, § 109, от 4 мая 2001 года). Тем не менее, такой доступ, которым может пользоваться общественность или близкие жертвы, может быть предоставлен и на других стадиях разбирательства (см. решение по делу McKerr c. Royaume-Uni, № 28883/95, § 129, CEDH 2001-III).
99. Наконец, статья 2 Конвенции не предполагает, что следственные органы обязаны удовлетворять любое ходатайство о производстве того или иного следственного действия, поданное родственником потерпевшего в ходе расследования (см. упомянутое решение по делу Ramsahai et autres, § 348, и упомянутое решение по делу Velcea et Mazǎre, § 113).
100. В настоящем деле, следует, прежде всего, отметить, что жалобы заявителей на нарушение процессуального аспекта статьи 2 Конвенции не являются необоснованными. В действительности, заявители утверждают, что речь идет не о суициде, а о возможном несчастном случае, связанном с нарушением работы ручной гранаты.
101. Прежде всего, Суд отмечает, что несчастный случай, который привел к гибели родственника заявителей, произошел 9 сентября 2008 года, что первые следственные меры были произведены в тот же день и, что 15 декабря 2009 года органы прокуратуры закончили расследование и, было вынесено постановление о закрытии уголовного производства за отсутствием состава преступления. Копия этого постановления была направлена заявителям, которые через своего адвоката обжаловали его в военном суде. 5 марта 2010 года военный суд удовлетворил жалобу заявителей и постановил, чтобы органы прокуратуры провели дополнительное уголовное расследование для устранения имеющихся недостатков и проверки версии о суициде. Военный прокурор произвел дополнительные следственные действия, требуемые судом. Основываясь на этих новых фактах, суд отклонил жалобу заявителей от 10 января 2011 года. В данных обстоятельствах Суд считает, что в настоящем деле следственные меры были произведены должным образом и, что в ходе расследования не было допущено никаких неоправданных задержек.
102. Кроме того, Суд отмечает, что власти предприняли соответствующие меры для сбора доказательств, касающихся фактов, о которых идет речь.
103. Полное вскрытие трупа было проведено под наблюдением военного прокурора. Результаты вскрытия позволили составить отчет, содержащий описание телесных повреждений и объективный анализ клинических данных о причинах смерти.
104. Наконец, органы государственной власти сняли многочисленные показания сразу после инцидента. Ничто не позволяло утверждать, что они не допросили ключевых свидетелей или провели допросы ненадлежащим образом. Таким образом, Суд не находит никаких противоречий между показаниями, и приходит к выводу, что они совпадают.
105. Следовательно, нельзя утверждать, что органами прокуратуры не были рассмотрены другие версии, помимо той, к которой они в итоге пришли. Тот факт, что военный суд постановил, что все следственные меры, необходимые для установления истины, были произведены в первую очередь на основе показаний очевидцев и, что не было доказательств достаточных для возбуждения дела, не может рассматриваться как отсутствие эффективного расследования.
106. Таким образом, в свете материалов дела, Суд считает, что нет никаких оснований подвергать сомнению желание следственных органов установить факты дела. Суд не находит никаких упущений, способных поставить под сомнение адекватность и скорость расследования, проведенного национальными органами власти.
107. Следовательно, не было допущено нарушения процессуального аспекта статьи 3 Конвенции.

II. ПРИМЕНЕНИЕ СТАТЬИ 41 КОНВЕНЦИИ

108. В соответствии со статьей 41 Конвенции,
«Если Суд объявляет, что имело место нарушение Конвенции или Протоколов к ней, а внутреннее право Высокой Договаривающейся Стороны допускает возможность лишь частичного устранения последствий этого нарушения, Суд, в случае необходимости, присуждает справедливую компенсацию потерпевшей стороне.»

A. Компенсация вреда

109. Заявители требуют 200 000 (EUR) евро в качестве компенсации материального вреда и 100 000 (EUR) евро в качестве компенсации нематериального вреда. Кроме того, они требуют 15 000 (EUR) евро в качестве компенсации затрат и расходов.
110. Правительство оспаривает эти требования и просит Суд отклонить их.
111. Суд не видит причинной связи между констатированным нарушением и требуемой материальной компенсацией, и отклоняет данное требование. Вместе с тем, Суд считает разумным присудить 6 000 (EUR) евро в качестве компенсации нематериального вреда заявителям совместно.
112. Что касается затрат и расходах, Суд напоминает, что в соответствии со статьей 41 Конвенции, он присуждает компенсацию расходов только тогда, когда доказано, что эти расходы действительно имели место и были необходимыми, а их сумма была разумной (см., среди прочих, решение по делу Nikolova c. Bulgarie [БП], № 31195/96, § 79, CEDH 1999-II). Суд напоминает, что правило 60 § 2 Регламента Суда предусматривает, что заявители должны предоставлять подробный перечень всех своих требований по статье 41 Конвенции по пунктам с приложением любых соответствующих подтверждающих документов, в противном случае Суд вправе отказать в удовлетворении требования полностью или частично (решение по делу Zubani c. Italie (справедливая компенсация), № 14025/88, § 23, от 16 июня 1999 года). Однако, в настоящем деле, Суд отмечает, что не было представлено ни одного документа, способного подтвердить требование о возмещение затрат и расходов, например таких как, квитанция, договор с адвокатом или счет. Таким образом, Суд не находит оснований для присуждения данной суммы.
113. Тем не менее, Суд считает разумным, что пеня должна быть основана на предельной кредитной ставке Европейского центрального банка с добавлением трехпроцентных пунктов.

ПО ЭТИМ ОСНОВАНИЯМ, СУД ЕДИНОГЛАСНО,

1. Объявляет жалобу приемлемой;

2. Постановляет, что была нарушена статья 6 § 1 Конвенции, в связи с тем, что заявители были лишены своего права на доступ к суду;

3. Постановляет, что нет необходимости рассматривать жалобу по статье 6 § 1 Конвенции относительно заявляемого отсутствия независимости Высшего военно-административного суда;

4. Постановляет, что не было нарушения процессуального и материального аспектов статьи 2 Конвенции;

5. Постановляет, что :
a) Государство-ответчик должно выплатить заявителям совместно, в качестве компенсации нематериального вреда, в течение трех месяцев с даты, когда это решение станет окончательным в соответствии со статьей 44 § 2 Конвенции, 6 000 (шесть тысяч) евро, с добавлением любых налогов, которые могут быть начислены на эту сумму; эта сумма должна быть конвертирована в валюту Государства-ответчика по курсу, действующему в день выплаты;
b) с момента истечения вышеупомянутых трех месяцев, на вышеуказанную сумму начисляется пеня, равная предельной кредитной ставке Европейского центрального банка в этот период с добавлением трех процентных пунктов;

6. Отклоняет остальные требования заявителей относительно справедливой сатисфакции.
Составлено на французском языке, и объявлено в письменном виде 17 ноября 2015 года в соответствии с правилом 77 §§ 2 и 3 Регламента Суда.

Stanley Naismith Paul Lemmens
Секретарь Председатель