Беда против Швейцарии

© Перевод Украинского Хельсинского союза по правам человека

Официальное цитирование: Bédat v. Switzerland [GC], no. 56925/08, § …, ECHR 2016

Официальный текст (англ.)

ЕВРОПЕЙСКИЙ СУД ПО ПРАВАМ ЧЕЛОВЕКА

БОЛЬШАЯ ПАЛАТА

ДЕЛО БЕДА ПРОТИВ ШВЕЙЦАРИИ
(Заявление № 56925/08)

РЕШЕНИЕ

СТРАСБУРГ
29 марта 2016 года

По делу Беда против Швейцарии
Европейский суд по правам человека, заседая Большой Палатой в составе:
Мирьяна Лазарова Трайковска (Mirjana Lazarova Trajkovska), председатель
Дин Шпильман (Dean Spielmann),
Хосеп Касадеваль (Josep Casadevall),
Луис Лопес Герра (Luis Lopez Guerra),
Марк Виллингер (Mark Villiger),
Элизабет Штайнер (Elisabeth Steiner),
Ханлар Гаджиев (Khanlar Hajiyev),
Пяйви Хирвеля (Päivi Hirvelä),
Кристина Пардалос (Kristina Pardalos)
Анна Юдковская (Ganna Yudkivska),
Винсент Э. Де Гаетано (Vincent A. De Gaetano),
Юлия Лаффранк (Julia Laffranque),
Хелен Келлер (Helen Keller),
Пол Махони (Paul Mahoney),
Алеш Пейхал (Aleš Pejchal),
Кшиштоф Войтычек (Krzysztof Wojtyczek),
Егидюс Курис (Egidijus Kūris), судьи,
Лоренс Эрли (Lawrence Early), юрисконсульт,
Рассмотрев дело в закрытых заседаниях 13 мая 2015 года и 20 января 2016 года,
Провозглашает следующее решение, которое было принято в этот день:

ПРОЦЕДУРА

1. Данное дело основано на заявлении (№ 56925/08) против Швейцарской Конфедерации, поданном в Суд в соответствии со статьей 34 Конвенции о защите прав человека и основных свобод (далее – «Конвенция») гражданином Швейцарии, г-ном Арно Беда (Arnaud Bédat) (далее – «заявитель»), 7 ноября 2008 года. Будучи изначально обозначенным инициалами «А.Б.» (A.B.), заявитель впоследствии согласился на раскрытие его имени.
2. Заявителя представляли г-н С. Понсе (C. Poncet) и г-н Д. Гоффман (D. Hoffmann), адвокаты в Женеве. Правительство Швейцарии (в дальнейшем – «Правительство») представлял его уполномоченный, г-н Ф. Шюрман (F. Schürmann) из Федерального управления юстиции.
3. Заявитель утверждал, что штраф, наложенный на него в рамках уголовного процесса за опубликование информации, являвшейся тайной уголовного следствия, нарушал его право на свободу выражения мнения, закрепленное в статье 10 Конвенции.
4. Заявление было распределено на Вторую секцию Суда (правило 52, п. 1 Регламента Суда). 1 июля 2014 года Палата данной Секции в составе Гвидо Раймонди (Guido Raimondi), Ишыл Каракаш (Işıl Karakaş), Андраша Шайо (András Sajó), Небойсы Вучинича (Nebojša Vučinić), Хелен Келлер (Helen Keller), Поля Лемменса (Paul Lemmens) и Роберта Спано (Robert Spano), судьи, а также Абеля Кампоса (Abel Campos), заместителя секретаря секции, вынесла решение (см. решение по делу «А.Б. против Швейцарии», № 56925/08, 1 июля 2014 года (A.B. v. Switzerland, no. 56925/08, 1 July 2014), в котором заявление объявлялось приемлемым и четырьмя голосами «за» при трех «против» постановлялось о том, что была нарушена статья 10 Конвенции. К решению Палаты было приложено совместное особое мнение судей Каракаш, Келлер и Лемменса.
29 сентября 2014 года Правительство обратилось с ходатайством о передаче дела в Большую Палату в соответствии со статьей 43 Конвенции. 17 ноября 2014 года коллегия Большой Палаты удовлетворила это ходатайство.
5. Состав Большой Палаты был определен в соответствии с положениями статьи 26 §§ 4 и 5 Конвенции и правила 24.
6. Заявитель и Правительство, каждый, подали дальнейшие письменные замечания (правило 59, п. 1).
7. Слушание состоялось в открытом заседании во Дворце прав человека в Страсбурге 13 мая 2015 года (правило 59, п. 3).
В судебное заседание явились:
(a) от имени Правительства
г-н Ф. ШЮРМАН, начальник международного отдела защиты прав человека Федерального управления юстиции уполномоченный,
г-жа Д. ШТАЙГЕР ЛОЙБА (D. STEIGER LEUBA),
г-н Ф. ГАЛЛИ (F. GALLI),
г-н П. РОНЕР (P. ROHNER), советники;
(b) от имени заявителя
г-н С. ПОНСЕ (C. PONCET),
г-н Д. ХОФФМАН (D. HOFFMANN), адвокаты

Суд заслушал обращения г-на Понсе, г-на Шюрмана и г-на Хоффмана, а также ответы г-на Понсе и г-на Шюрмана на вопросы, заданные судьями.

ФАКТЫ

I. ОБСТОЯТЕЛЬСТВА ДЕЛА

8. Заявитель по профессии – журналист. 15 октября 2003 года он опубликовал статью в еженедельном журнале L’Illustre, озаглавленную «Трагедия на лозаннском мосту – версия водителя-лихача – допрос сумасшедшего водителя» (“Drame du Grand-Pont a Lausanne – la version du chauffard – l’interrogatoire du conducteur fou”). Статья, о которой идет речь, касалась ряда уголовных процессов против М.Б. (M.B.), автомобилиста, который был помещен под стражу после аварии, случившейся 8 июля 2003 года, когда он на своей машине врезался в пешеходов до того, как броситься с лозаннского моста (Гранд Понт) (Grand-Pont). Происшествие, в котором три человека погибли, а еще восемь получили ранения, вызвало в Швейцарии множество переживаний и дискуссий. Статья начиналась так:
«Фамилия: Б. Имя: M. Родился 1 января 1966 года в г. Таманрассет (Алжир), сын Б.Б. и Ф.И., проживает в Лозанне, имеет водительские права категории “С”, супруг М.Б. Род занятий: санитар… 20.15, вторник, 8 июля 2003 года в строго убранном помещении следственного департамента Лозанны по уголовным делам. Шесть часов спустя после своей трагической бешеной гонки по лозаннскому мосту, закончившейся тремя смертями и восемью пострадавшими, этот водитель-лихач впервые остался один с тремя следователями. Сознается ли он? В действительности он, кажется, на самом деле не осознает происходящего, как будто не обращает внимания на события и весь этот шум вокруг него. Человек, который в этот ясный солнечный день вывел из равновесия всю Лозанну, – не очень разговорчив. Этот гражданин Алжира замкнут, сосредоточен на самом себе, невозмутим, поистине совершенно непроницаем. И при этом со всех сторон летят вопросы. «Каковы причины этой «аварии», – достаточно неуклюже пишет один из полицейских, как будто он уже сформировал свое мнение. Три слова в ответ: «Я не знаю».
9. Статья продолжалась кратким изложением вопросов, поставленных сотрудниками полиции и следственным судьей, а также ответами М.Б. В ней также упоминалось, что М.Б. «обвиняется в предумышленном убийстве (assassinat) и, в качестве альтернативы, убийстве (meurtre), причинении тяжких телесных повреждений, посягательстве на жизнь и серьезных нарушениях правил дорожного движения», а также, что у него «отсутствовали признаки чувства вины». Статья сопровождалась несколькими фотографиями писем, которые были направлены М.Б. следственным органам. Завершалась она следующим абзацем:
«В своей тюремной камере М.Б. теперь проводит время, отправляя письма следственному судье…: после заключения под стражу он попросил вернуть ему часы, а также попросил чашку для кофе, сухофрукты и шоколад. 11 июля, спустя три дня после событий, он даже попросил временно освободить его на «несколько дней». «Я хотел бы позвонить моему старшему брату в Алжир», – выпрашивал он далее. Наконец, 11 августа он объявил, что пришел к «окончательному решению»: он отказался от услуг своего адвоката, г-на М.Б., на основании «отсутствия доверия». Спустя два дня последовало другое письмо: не может ли судья прислать ему «справочник ассоциации адвокатов кантона Во», чтобы помочь найти другого адвоката? Однако, с помощью всей этой повторяющейся лжи и бездеятельности, смеси простодушия и заносчивости, амнезии и чистого безумия, характерными для всех этих заявлений, М.Б., вне всяких сомнений, делает все, что в его силах, чтобы провалить свою защиту?»
10. Статья включала также краткое резюме под заголовком «Он совсем спятил…» (“Il a perdu la boule…”) и заявления жены М.Б. и его доктора.
11. Из материалов дела следует, что статья заявителя не являлась единственной, опубликованной в отношении трагедии на лозаннском мосту. Органы, отвечающие за уголовное расследование, сами приняли решение проинформировать прессу о некоторых аспектах расследования, что привело к опубликованию статьи 14 августа 2003 года в Tribune de Geneve.
12. М.Б. не подавал жалобу на заявителя. Однако по инициативе прокурора против заявителя было возбуждено уголовное разбирательство за опубликование секретных документов. В ходе следствия выяснилось, что одна из сторон, заявлявших к М.Б. в судебном процессе требования о возмещении убытков, сделала фотокопии материалов дела и потеряла одну из копий в торговом центре. Затем неизвестное лицо принесло эту копию в офис журнала, который опубликовал спорную статью.
13. Постановлением от 23 июня 2004 года следственный судья Лозанны приговорил заявителя к одному месяцу тюремного заключения с отсрочкой исполнения на один год.
14. После подачи заявителем заявления об отмене решения полицейский суд Лозанны своим решением от 22 сентября 2005 года заменил приговор о заключении на штраф в размере 4 000 швейцарских франков (CHF) (приблизительно 2 667 евро (EUR)). Во время слушания 13 мая 2015 года в ответ на вопрос Суда представитель заявителя заявил, что сумма в размере 4 000 швейцарских франков была предварительно выплачена работодателем его клиента и его клиент собирается ее вернуть после разбирательства в Суде. При этом он подтвердил, что сумма, установленная судом по уголовным делам, учитывала предыдущую судимость заявителя.
15. Заявитель подал кассационную жалобу. 30 января 2006 года его жалоба была отклонена кассационным судом по уголовным делам кантона Во.
16. Заявитель подал жалобу по общему праву, а также жалобу на основаниях ничтожности в Федеральный суд, который отклонил эти жалобы 29 апреля 2008 года. Его решение было вручено заявителю 9 мая 2008 года. Соответствующие выдержки из этого решения приводятся ниже:
«7. В двух словах, заявитель утверждает, что его приговор в отношении нарушения статьи 293 Уголовного кодекса противоречит федеральному законодательству. Он не оспаривает тот факт, что опубликованная им информация подпадает под сферу действия статьи 293 Уголовного кодекса. С другой стороны, в соответствии с толкованием статей 293 и 32 Уголовного кодекса в свете принципов, выведенных Европейским судом по правам человека из статьи 10 ЕКПЧ (ECHR), он утверждает, что добросовестно получив информацию, не прибегая к ее получению незаконным путем, его долг как профессионального журналиста согласно статье 32 Уголовного кодекса состоял в том, чтобы опубликовать ее, поскольку он считает так называемое дело о «лозаннском мосте» представляющим очевидный интерес для широких масс во франкоговорящей Швейцарии.
7.1. В соответствии со статьей 293 Уголовного кодекса («Опубликование секретных сведений из должностных актов») любое лицо, которое в полном объеме или частично обнародует документы, материалы следственных действий или совещаний государственных органов, при отсутствии у него прав на совершение данных действий, которые являются секретными в силу закона или решения, принятого таким органом, действующим в пределах своих полномочий, карается штрафом (пункт 1). Также карается соучастие в таких действиях (см. пункт 2). Суд может принять решение не налагать какое-либо взыскание, если обнародованная секретная информация не представляет особой важности (см. пункт 3).
В соответствии с судебной практикой, данное положение проистекает из официальной концепции секретности. Достаточно, чтобы документы, материалы совещаний или следственных действий, о которых идет речь, были объявлены секретными по закону или в силу решения, принятого органом власти, или, иными словами, при наличии намерения предотвратить их обнародование независимо от типа выбранной классификации (например, «совершенно секретно» или «конфиденциально»). С другой стороны, строгая секретность предполагает, что владелец конкретной информации желает хранить ее в тайне, что под удар ставится законный интерес и что информация известна или к ней имеет доступ избранная группа лиц (см. ATF [Решения Федерального суда Швейцарии] 126 IV 236, пункт 2a, стр. 242 и 2c/aa, стр. 244 (ATF [Judgments of the Swiss Federal Court] 126 IV 236, point 2a, p. 242, and 2c/aa, p. 244)). Такое положение дел не изменилось при вступлении в силу 1 апреля 1998 года пункта 3 данной статьи (Официальный сборник федеральных законов (RO) [Recueil officiel – Official Collection of Federal Statutes] 1998 852 856; федеральный лист (FF) [Feuille federale] 1996 IV 533). Данное правило касается не секретной информации в материальном смысле, а скорее случаев тщетного, незначительного или чрезмерного сокрытия (см. Решения Федерального суда Швейцарии 126 IV 236, пункт 2c/bb, стр. 246 (ATF 126 IV 236, point 2c/bb, p. 246)). В целях исключения применения пункта 3 суд, таким образом, должен, прежде всего, изучить основания для отнесения информации к категории секретной. Однако он должен это делать с ограничением, не вмешиваясь в дискреционные полномочия, которыми обладает государственный орган, объявивший информацию секретной. Достаточно, чтобы это заявление, тем не менее, выглядело состоятельным в отношении (vis-a-vis) содержания документов, материалов следственных действий и совещаний, о которых идет речь. Кроме того, точка зрения журналистов на заинтересованность в опубликовании информации не имеет отношения к делу (см. Решения Федерального суда Швейцарии 126 IV 236, пункт 2d, стр. 246 (ATF 126 IV 236, point 2d, p. 246)). В своем решении по делу «Штолль против Швейцарии» (Stoll v. Switzerland) от 10 декабря 2007 года Европейский уд по правам человека подтвердил, что эта официальное понятие секретности не противоречит статье 10 ЕКПЧ, поскольку оно не помешало Федеральному суду принять решение по вопросу о том, является ли вмешательство, о котором идет речь, совместимым с требованиями статьи 10 ЕКПЧ, оценив, в контексте исследования им пункта 3 статьи 293 Уголовного кодекса, оправдание отнесения данной информации к категории секретной, с одной стороны, и взвесив поставленные на карту интересы, с другой (см. решение по делу «Штолль против Швейцарии», упоминаемому выше, пп. 138 и 139).
7.2. В настоящем деле правонарушение, вменяемое апеллянту, касалось опубликования протоколов допросов и корреспонденции, содержавшихся в материалах дела текущего уголовного следствия.
В соответствии со статьей 184 Уголовно-процессуального кодекса кантона Во (CPP/VD) информация обо всех следственных действиях должна оставаться в тайне до их окончательного завершения (см. пункт 1). Требование секретности относится ко всем доказательствам, выявленным самим следствием, а также ко всем непубличным решениям и следственным мерам (см. пункт 2). Закон также конкретизирует, что нижеперечисленные лица связаны обязательствами в отношении секретности по отношению к (vis-a-vis) любому лицу, которое не имеет доступа к материалам дела: судьи и штатные сотрудники судов (за исключением случаев, когда раскрытие информации может содействовать следствию или является оправданным с точки зрения общественного порядка, по административным или судебным основаниям; см. статью 185 CPP/VD), а также стороны, их друзья и родственники, их адвокаты, объединения последних, консультанты и штатные сотрудники, а также любые эксперты и свидетели. Однако раскрытие информации друзьям или родственникам либо их адвокатам не наказуемо (см. статью 185a CPP/VD). Наконец, закон предусматривает ряд исключений. В качестве исключения из статьи 185 следственный судья кантона и, при согласии последнего, судья, отвечающий за ведение предварительного следствия, или старшие офицеры полиции, специально назначенные правительством кантона [Conseil d’Etat] (см. пункт 3 статьи 168), могут информировать прессу, радио и телевидение об идущем расследовании, если этого требуют публичные интересы или соображения объективности, в частности, когда требуется сотрудничество общественности, чтобы пролить свет на правонарушение в случае, когда оно является особо серьезным или о котором уже известно общественности, или при необходимости внесения корректировок в неверную информацию или переубеждения широких масс (см. пункт 1 статьи 185b CPP/VD).
Следовательно, настоящее дело касается секретности, устанавливаемой законом, а не официальным решением.
7.3. По общему правилу, основанием для конфиденциальности судебных расследований, которое применяется к большинству групп уголовных разбирательств в кантоне, является необходимость защитить интересы в рамках уголовного производства, предвидя риски тайного сговора и опасность фальсификации или уничтожения доказательств. Несмотря на это, не должны игнорироваться также и интересы обвиняемого, в частности, в отношении (vis-a-vis) презумпции невиновности и, более широко, личные связи и интересы обвиняемого (см. Hauser, Schweri and Hartmann, Schweizerisches Strafprozessrecht, 6th ed., 2005, § 52, no. 6, p. 235; Gerard Piquerez, op. cit., § 134, no. 1066, p. 678; Gérard Piquerez, Procedure penale suisse: manuel, 2nd ed., 2007, no. 849, pp. 559 et seq.), а также необходимость зашиты процесса формирования мнения и процесса принятия решения в рамках Государственного органа власти, которые как раз и охраняются статьей 293 Уголовного кодекса (см. ATF 126 IV 236, пункт 2c/aa, стр. 245 (ATF 126 IV 236, point 2c/aa, p. 245)). Европейскому cуду по правам человека уже представлялся случай признать такую цель законной самой по себе. Цель – сохранить авторитет и беспристрастность правосудия в соответствии с формулировкой статьи 10 (2) ЕКПЧ, в которой также упоминается о защите репутации или прав других лиц (см. решение по делу «Вебер против Швейцарии» от 22 мая 1990 года, п. 45 (Weber v. Switzerland, judgment of 22 May 1990, § 45), и решение по делу «Дюпюи и другие против Франции» от 7 июня 2007 года, п. 32 (Dupuis and Others v. France, judgment of 7 June 2007, § 32).
Кроме того, в той части, в которой спорная публикация касалась отрывков из протоколов допросов обвиняемого и воспроизводила некоторые письма, направленные последним в адрес следственного судьи, данные доказательства могут на законных основаниях классифицироваться как «секретные» с запретом доступа к ним со стороны общественности в соответствии с законодательством кантона Во. Настоящее представляет собой неизбежный вывод в части протоколов допросов, поскольку было бы неприемлемым позволить публично проводить анализ таких документов до завершения расследования, до суда или вне контекста, в порядке, открытом для оказания влияния на решения, принимаемые следственным судьей и судом, рассматривающим дело. Это также единственно возможный вывод, что касается писем, направленных обвиняемым следственному судье, которые были сконцентрированы на практических проблемах и критике его адвоката (см. решение полицейского суда, пункт 4, стр. 7 (Police Court judgment, point 4, p. 7)). Здесь мы могли бы отметить, что из спорной публикации, которую власти кантона не воспроизвели в полному объеме в своих решениях, хотя они и ссылались на нее, и ее содержание не оспаривается, вытекает, что вышеупомянутые практические проблемы касались ходатайств о временном освобождении и предоставлении доступа к личным вещам (письма от 11 июля 2003 года), смене камеры (письмо от 7 августа 2003 года) и предоставлении разрешения на пользование телефоном (письмо от 6 августа 2003 года). Независимо от гарантии презумпции невиновности и умозаключений касательно характера задержанного, которые можно было извлечь во время уголовного производства, опираясь на такую корреспонденцию, задержанный, чья свобода была существенно ограничена даже в отношении ежедневных действий, имеющих отношение к его личной жизни или, на самом деле, интимной сфере, может предполагать, что орган власти, ограничивающий его свободу, защитит его от публичной демонстрации практических подробностей его жизни в качестве лица, содержащегося в предварительном заключении и в качестве лица, предстающего перед судом (см. статью 13 Конституции).
Отсюда следует, что в настоящем деле информация, опубликованная апеллянтом, в части, касающейся содержания протоколов его допросов и его корреспонденции со следственным судьей, не может характеризоваться как секретная информация, не представляющая особой важности в целях части 3 статьи 293 Уголовного кодекса. Раз так, спорная публикация представляла собой фактические элементы правонарушения, предусмотренного в части 1 статьи 293 Уголовного кодекса.
7.4. Более того, информация, о которой идет речь, может быть охарактеризована как секретная по существу, поскольку она была доступна только ограниченному кругу лиц (следственный судья и стороны процесса). Кроме того, следственный орган желал оставить их в тайне, имея не только законную заинтересованность в совершении таких действий, но и обязательство по Уголовно-процессуальному кодексу кантона, основание которого было упомянуто выше (см. пункт 7.3 выше).
7.5. Следовательно, единственный остающийся предмет спора – это наличие оправдания.
8. В нескольких словах, апеллянт утверждает, что у него как журналиста был профессиональный долг (согласно бывшей статье 32 Уголовного кодекса) опубликовать информацию, являющуюся предметом рассмотрения, ввиду существования того, что он описал как явный интерес к делу «лозаннского моста» для франкоговорящего населения Швейцарии. Он считает, что в свете судебной практики Европы, основное предположение должно было состоять в том, что, в принципе, публикация была бы оправданной, если бы не острая общественная необходимость сохранять секретность. С точки зрения добросовестности, он заявляет, что статья 32 должна применяться к журналистам, которые не несут ответственности за разглашение тайны, совершенное третьим лицом, и которые получают информацию, сами не совершая какого-либо правонарушения, кроме как нарушение тайны, возникающей из публикации. Наконец, он утверждает, что способ опубликования не является подходящим критерием.
8.1. Что касается предыдущего пункта, суд кантона пришел к выводу, что в то время как авария, случившаяся 8 июля 2003 года, обстоятельства которой, несомненно, имели необычный характер, вызвало значительные переживания в обществе, хотя, с юридической точки зрения, это было просто дорожно-транспортное происшествие со смертельным исходом, и само по себе не влекло за собой какого-либо явного публичного интереса. Это не было делом о групповом травмировании со стороны населения Лозанны, что могло бы оправдать переубеждение граждан и информирование их о ходе следствия (см. обжалуемое решение, пункт 2, стр. 9).
И правда, «дело о лозаннском мосте» привлекло обширное освещение в средствах массовой информации (см. решение полицейского суда, пункт 4, стр. 8, на которое ссылается решение кантонального суда (обжалуемое решение суда, пункт B, стр. 2)). Однако одно только это обстоятельство наряду с необычным характером происшествия является недостаточным для доказывания главного публичного интереса в опубликовании конфиденциальной информации, о которой идет речь. В случае если это не будет обосновано по сути (per se) интерес, вызванный в обществе освещением событий в средствах массовой информации, не может составлять публичный интерес к раскрытию конфиденциальной информации, поскольку это будет означать, что достаточно разжечь искру публичного интереса к определенному событию, чтобы оправдать последующее опубликование конфиденциальной информации, которая могла бы сохранить этот интерес. Кроме того, такой публичный интерес явно отсутствует в отношении опубликованных писем. Как мы уже увидели выше (см. пункт 7.3 выше), эти письма действительно касались исключительно критических замечаний, направленных обвиняемым против его адвоката, а также в отношении таких практических проблем как ходатайства о временном освобождении, предоставлении доступа к личным вещам, смене камеры и пользовании телефоном. Информация такого рода не дает никакого соответствующего понимания происшествия или обстоятельств, при которых оно произошло. Это относится к частной жизни или, на самом деле, к интимной сфере лица, содержащегося под стражей, и здесь тяжело заметить какой-либо интерес, который ее опубликование могло бы удовлетворить, кроме как своего рода визионизм. То же касается и ходатайств апеллянта к следственному судье в отношении его выбора защитника. В отношении протоколов его допросов также неясно, какой политический вопрос или вопрос публичного интереса мог возникнуть или вызвать дебаты в публичной сфере, и власти кантона в прямой форме исключили существование какого-либо группового травмирования, которое могло оправдать переубеждение или информирование населения. Это установление факта, которое не оспаривалось заявителем в его апелляции по общеправовым вопросам, является обязательным для этого суда (см. статью 277 bis Федерального закона «Об уголовном судопроизводстве» (Federal Criminal Procedure Act)). В этом случае апеллянту не удается продемонстрировать «явный» интерес широкой общественности к опубликованной информации и суд кантона нельзя критиковать за вывод о том, что самое большое, что влек за собой такой интерес, – удовлетворение нездорового любопытства.
8.2. Остальные два фактора, которыми руководствовался апеллянт, касаются его поведения (добросовестность при доступе к информации и способ обнародования).
8.2.1. Прежде всего, необходимо отметить, что статья 293 Уголовного кодекса карает только раскрытие информации, независимо от того, каким образом правонарушитель ее получил. Более того, даже в соответствии со статьей 10 ЕКПЧ Европейский Суд не придает этому факту решающего значения при рассмотрении вопроса о выполнении заявителями своего долга и своих обязанностей. Определяющим фактом является скорее то, что они не могли добросовестно заявлять, что им не было известно о том, что разглашение информации карается законом (см. решение по делу «Штолль против Швейцарии» (Stoll v. Switzerland), упоминаемое выше, п. 144, и решение по делу «Фрессо и Руар против Франции» [GC], № 29183/95, ЕКПЧ 1999-I (Fressoz and Roire v. France [GC], no. 29183/95, ECHR 1999-I)). Этот момент точно установлен в настоящем деле (см. раздел B выше).
8.2.2. С другой стороны, способ опубликования может играть более важную роль в контексте осуществления гарантий свободы выражения мнения. В то время, как Европейский суд по правам человека в очередной раз подчеркивает, что ни он, ни национальные суды по данному делу не должны подменять свое собственное мнение мнением прессы на предмет того, какая техника репортажей должна быть принята журналистами при взвешивании интересов, поставленных на карту, он, тем не менее, учитывает содержание, лексикон и формат публикации и ее заголовков и подзаголовков (независимо от выбранного журналистом или редакторами) и точность информации (см. решение по делу «Штолль против Швейцарии» (Stoll v. Switzerland), упоминаемое выше, пп. 146 и далее (et seq.), в частности, 146, 147 и 149 (§§ 146 et seq., especially 146, 147 and 149)).
В рассматриваемом деле суд кантона вынес решение о том, что тон, принятый апеллянтом в его статье показывал, что его основная задача являлась не, как он утверждал, информирование широкой общественности о ведении Государством уголовного расследования. Заголовку статьи («Допрос сумасшедшего водителя» (Questioning of the mad driver), «версия водителя-лихача» (the reckless driver’s version)) уже не хватало объективности. Она наводила на мысль, что дело уже было рассмотрено в присутствии автора, в том смысле, что смертельный исход жертв на лозаннском мосту был вызван не обычным автомобилистом, а «сумасшедшим водителем», человеком, который «не обращает внимания на события и весь этот шум вокруг него»; журналист делал вывод, задавая вопрос, неужели ли водитель делал все возможное для того, чтобы «провалить свою защиту». Способ, которым он цитировал выдержки из протоколов допросов и воспроизводил письма, направленные ответчиком судье, указывал на мотивы автора спорной статьи: он ограничил себя погоней за сенсацией, направив свой образ действий (modus operandi) исключительно на удовлетворение относительно нездорового любопытства, испытывать которое подвержен любой в отношении такого вида дел. Читатели этой чрезвычайно небеспристрастной публикации могли прийти к выводу и субъективно составить поспешное мнение о том, какие будущие шаги должны предпринять суды в отношении данного дела без малейшего уважения к принципу презумпции невиновности (см. обжалуемое решение, пункт 2, стр. 9 и далее). Суд кантона сделал вывод о том, что данный фактор не указывал на превалирование публичного интереса в получении информации. Данный суд нельзя критиковать на сей счет.
8.3. Апеллянт также утверждает, что протоколы допросов и письма в любом случае необходимо упомянуть в последующем открытом слушании дела. Из этого он вывел умозаключение о том, что, следовательно, сохранение конфиденциальности данной информации не может быть оправдано какой-либо «острой общественной необходимостью».
Однако сама по себе возможность того, что тайна уголовного следствия может быть раскрыта в ходе следующей фазы производства, в частности, во время рассмотрения дела, что, как правило, подчиняется принципу гласности, не сводит на нет оправдание соблюдения режима конфиденциальности в отношении судебных расследований, поскольку основной целью является защита процесса формирования мнения и принятия решений не только со стороны суда, рассматривающего дело, но и следственного органа до завершения данной секретной фазы разбирательства. Кроме того, далеко не нейтральная и не обстоятельная публикация, являющаяся предметом обсуждения, включала комментарии и оценки, которые представляли информацию, являющуюся предметом обсуждения, в особом свете, без предоставления возможностей для состязательного спора, которые являются самой сутью разбирательств в судах, рассматривающих споры.
8.4. Наконец, апеллянт не критиковал в явной форме сумму наложенного на него штрафа. Он также не оспаривал отказ в предоставлении ему испытательного срока, после которого штраф был бы отменен (пункт 4 бывшей статьи 49 во взаимосвязи с положениями пункта 3 статьи 106 Уголовного кодекса) согласно законодательству Швейцарии. С точки зрения взвешивания интереса во вмешательстве, мы могли бы просто заметить, что наложенный штраф, сумма которого учитывала прежнюю судимость, датированную 1998 годом (наложение штрафа в размере 2 000 швейцарских франков, который мог быть отменен по окончании двухлетнего испытательного срока, за принуждение и дискредитацию), не превышает половины месячного дохода апеллянта в соответствующее время (см. решение полицейского суда пункт 1, стр. 5 (Police Court judgment, point 1, p. 5)), и ничто не наводит на мысль о том, что его статус фрилансера на момент вынесения решения судом первой инстанции привел к значительному падению его заработков. Следует отметить, что при сумме в 4 000 швейцарских франков, сумма штрафа является ниже установленного законом максимума, закрепленного в пункте 1 бывшей статьи 106 Уголовного кодекса (который действовал до 31 декабря 2006 года) и что эта максимальная сумма, предусмотренная законодательными органами более тридцати лет назад, не пересматривалась до введения в силу нового общего раздела Уголовного кодекса, в котором сейчас фигурирует сумма в 10 000 швейцарских франков (см. часть 1 статьи 106 Уголовного кодекса, введенного в действие с 1 января 2007 года). Кроме того, санкция за правонарушение, вменяемое апеллянту, не мешала ему выражать свои взгляды, поскольку она была применена после опубликования статьи (см. решение по делу «Штолль против Швейцарии», упоминаемое выше, п. 156). В этом случае неясно, учитывая природу вменяемого в вину правонарушения (наименее тяжкое по классификации, изложенной в Уголовном кодексе Швейцарии), сумму штрафа и время его наложения, каким образом санкция, примененная к заявителю, могла бы считаться формой цензуры.
8.5. Из вышеизложенного следует, что апеллянт раскрыл секретную информацию в понимании части 1 статьи 293 Уголовного кодекса и что он не может руководствоваться каким-либо оправдывающим фактором в свою пользу. Решение, являющееся предметом обжалования, не нарушает федеральный закон, как интерпретируется в свете положений Конвенции, которыми руководствуется апеллянт».

II. СООТВЕТСТВУЮЩЕЕ НАЦИОНАЛЬНОЕ ПРАВО И ПРАКТИКА

A. Уголовный кодекс Швейцарии от 21 декабря 1937 года (редакция, действовавшая до 31 декабря 2006 года)

17. Соответствующие положения Уголовного кодекса Швейцарии (в редакции, действовавшей до 31 декабря 2006 года) гласят следующее:
Статья 39 – Короткие периоды заключения под стражу (аресты)
«1. Короткие периоды заключения под стражу [arrêts] соответствуют самым легким видам наказания, связанным с лишением свободы. Их продолжительность составляет минимум один день и максимум три месяца.
Статья 293 – Опубликование секретных сведений из должностных актов
«1. Любое лицо, которое при отсутствии у него права на совершение данных действий, опубликовывает все или часть документов, материалов расследований или актов любого государственного органа, которые являются секретными в силу закона или решения, принятого таким органом, действующим в пределах своих полномочий, карается заключением под стражу [arrêts] или штрафом.
2. Карается соучастие в таких действиях.
3. Суд может принять решение о неналожении какого-либо наказания, если соответствующая секретная информация не представляет особой важности».

B. Уголовный кодекс Швейцарии от 21 декабря 1937 года (редакция, введенная в действие с 1 января 2007 года)

18. Положения Уголовного кодекса Швейцарии от 21 декабря 1937 года (в редакции, введенной в действие с 1 января 2007 года) гласят следующее:
Статья 293 – Опубликование секретных сведений из должностных актов
«1. Любое лицо, которое, при отсутствии у него права на совершение данных действий, опубликовывает все или часть документов, материалов расследований или актов любого государственного органа, которые являются секретными в силу закона или решения, принятого таким органом, действующим в пределах своих полномочий, карается штрафом.
2. Карается соучастие в таких действиях.
3. Суд может принять решение о неналожении какого-либо наказания, если обнародованная секретная информация не представляет особой важности».

C. Уголовно-процессуальный кодекс кантона Во от 12 декабря 1967 года

19. Соответствующие положения Уголовно-процессуального кодекса кантона Во от 12 декабря 1967 года гласят следующее:
Статья 166 – Неразглашение
«Предварительные полицейские расследования содержатся в тайне. Статьи 184 – 186 применяются по аналогии».
Статья 184 – Тайна следствия
«1. Все следственные действия должны оставаться в тайне до их окончательного завершения.
2. Режим неразглашения касается всех доказательств, раскрытых непосредственно следствием и всех непубличных следовательских решений и следственных мероприятий».
Статья 185 – Лица, обязанные хранить тайну
«Судьи, прокуроры и штатные сотрудники судов не имеют права раскрывать отдельные доказательства или информацию о расследовании кому-либо, кто не имеет доступа к материалам, кроме случаев, когда такое раскрытие информации может помочь расследованию или является оправданным с точки зрения мотивов общественного порядка, управления или судопроизводства».
Статья 185а
«1. От сторон, их друзей и родственников, их адвокатов, объединений последних, консультантов и штатных сотрудников, а также любых экспертов и свидетелей требуется соблюдать тайну следствия в отношении (vis-a-vis) любого лица, не имеющего доступа к материалам.
2. Раскрытие такой информации сторонами или их адвокатами друзьям или родственникам не является наказуемым.
Статья 185b
«1. В качестве исключения из статьи 185 следственный судья кантона, при согласии последнего, судья, отвечающий за ведение предварительного следствия, или старшие офицеры полиции, специально назначенные правительством кантона [Conseil d’Etat] (см. пункт 3 статьи 168), могут информировать прессу, радио и телевидение об идущем расследовании, если этого требуют публичные интересы или соображения объективности, в частности, в следующих случаях:
a. когда требуется сотрудничество общественности, чтобы пролить свет на правонарушение;
b. в особо серьезных делах или делах, которые уже известны общественности;
c. в случаях необходимости исправления неверной информации или переубеждения общественности.
2. В случае организации пресс-конференции, на нее приглашаются адвокаты сторон и прокурор.
3. В случае раскрытия прессе, радио или телевидению неверной информации, стороны имеют право обратиться к следственному судье кантона в отношении выдачи постановления об исправлении такой информации через те же средства массовой информации».
Статья 186 – Санкции
«1. Любое лицо, нарушающее тайну следствия, карается штрафом в размере до пяти тысяч швейцарских франков, если это деяние не карается в соответствии с другими положениями, защищающими тайну.
2. В делах об очень незначительных нарушениях лицо, о котором идет речь, может быть освобождено от какого-либо наказания…»

D. Директивы швейцарского Совета по делам прессы

20. Директивы, имеющее отношение к Декларации прав и обязанностей журналиста, изданные швейцарским Советом по делам прессы, имеющие отношение к данному делу, гласят:
Директива 3.8: Право быть выслушанным при тяжких обвинениях
«В соответствии с принципом справедливости и общим этическим требованием в отношении того, что обе стороны должны быть выслушаны («следует выслушать и другую сторону») (audiatur et altera pars), журналисты обязаны связываться и выслушивать, до опубликования, мнения обвиняемых в совершении тяжких правонарушений.
При этом они должны в подробностях описывать тяжкие обвинения, о которых они имеют намерение размещать публикации. В отношении заявлений лица, обвиняемого в тяжких правонарушениях, отсутствует обязательство придавать тот же вес в сообщении, что и критическим комментариям в отношении его или ее действий. Эти заявления должны, тем не менее, быть представлены объективно при опубликовании в том же сообщении средства массовой информации.
Директива 7.2 – Идентификация
«Журналисты должны тщательно взвешивать различные вовлеченные интересы (право общественности на доступ к информации, защита частной сферы). Упоминание имен или личных данных разрешается:
– когда причастное лицо появляется публично в отношении рассматриваемого вопроса или соглашается на публикацию иным образом;
– когда лицо пользуется широкой известностью, а сообщение средств массовой информации касается причины его или ее знаменитости;
– когда причастное лицо занимает государственный пост или возглавляет правительство, или занимает общественное положение, которое связано с сообщением в средствах массовой информации;
– когда упоминание лица является необходимым во избежание путаницы, которая может нанести ущерб другим людям;
– когда упоминание или идентификация лица также оправдывается перевешивающим публичным интересом.
В случаях, когда интерес в защите частной жизни перевешивает публичный интерес в установлении личности, журналисты не должны публиковать ни имен, ни какой-либо иной информации, которая могла бы идентифицировать личность перед третьими лицами, не принадлежащими к кругу его или ее семьи, общественной или профессиональной сфере, и которые, следовательно, информируются исключительно через средства массовой информации».

III. СООТВЕТСТВУЮЩИЕ ЕВРОПЕЙСКИЕ ИНСТРУМЕНТЫ И СРАВНИТЕЛЬНО-ПРАВОВОЙ МАТЕРИАЛ

A. Рекомендация Rec(2003)13 Комитета министров Совета Европы государствам-членам по предоставлению информации через средства массовой информации в отношении уголовных дел (принята Комитетом министров 10 июля 2003 года)

21. Соответствующие положения Рекомендации Rec (2003) 13 гласят следующее:
Напоминая, что средства массовой информации имеют право предоставлять информацию, ввиду права граждан на получение информации, в том числе и общественно значимую информацию, в соответствии со статьей 10 Конвенции, и обязаны это делать;
Напоминая, что права на презумпцию невиновности, справедливое судебное разбирательство и уважение частной и семейной жизни в соответствии со статьями 6 и 8 Конвенции представляет собой основные требования, которые должны соблюдаться в любом демократическом обществе;
Подчеркивая важность средств массовой информации в информировании общества о разбирательствах по уголовным делам, в реализации устрашающей функции уголовного права, а также в обеспечении общественного контроля над функционированием системы уголовного правосудия;
Принимая во внимание возможность конфликта интересов, охраняемых статьями 6, 8 и 10 Конвенции и необходимость сбалансировать эти права, учитывая фактические обстоятельства каждого отдельного дела, а также учитывая контролирующую роль Европейского суда по правам человека в обеспечении исполнения обязательств, установленных Конвенцией
Желая активизировать основывающиеся на фактах споры об охране прав и интересов, о которых идет речь, в контексте сообщений средств массовой информации в отношении процессов по уголовным делам, и оказать содействие развитию передовой практики во всей Европе, предоставляя доступ средствам массовой информации к рассмотрению уголовных дел;
…
Рекомендует, признавая различие в национальных правовых системах, касающееся уголовного процесса, правительствам государств-членов:
1. Принять или усилить, в зависимости от обстоятельств, все меры, которые они считают необходимыми в целях имплементации прилагаемых к настоящей рекомендации Принципов, в пределах своих соответствующих конституционных положений,
2. Широко распространить данную рекомендацию и прилагаемые принципы, если понадобится, вместе с их переводом и
3. Довести их, в частности до сведения судебных органов и полиции, а также предоставить представительским организациям юристов и специалистов средств массовой информации.
Приложение к Рекомендации Rec(2003)13 – Принципы, касающиеся получения информации через средства массовой информации в отношении разбирательств по уголовным делам
Принцип 1 – Информирование общественности средствами массовой информации
Общественность должна быть в состоянии получать информацию о деятельности судебных властей и полиции через средства массовой информации. Следовательно, журналисты должны быть в состоянии свободно сообщать и комментировать работу системы уголовного правосудия, исключительно с учетом ограничений, предусмотренными нижеследующими принципами.
Принцип 2 – Презумпция невиновности
Соблюдение принципа презумпции невиновности является составной частью права на справедливое судебное разбирательство.
Таким образом, мнения и информация, касающиеся текущих разбирательств по уголовным делам, следует сообщать или распространять только через средства массовой информации, если это не нарушает принцип презумпции невиновности подозреваемого или обвиняемого.
…
Принцип 6 – Регулярная информация в ходе уголовного разбирательства
В контексте уголовного разбирательства, затрагивающего общественный интерес, или иного уголовного разбирательства, привлекающего внимание общественности, судебные власти и полиция должны информировать средства массовой информации об основных своих действиях до тех пор, пока это не нарушает тайну следствия и полицейского расследования или не затягивает либо препятствует окончанию разбирательства. В уголовных делах, рассмотрение которых продолжается в течение длительного срока, такая информация должна предоставляться регулярно.
…
Принцип 8 – Защита частной жизни в контексте рассматриваемого уголовного дела
Предоставление сведений о подозреваемых, обвиняемых или осужденных либо о других участниках уголовного процесса должно уважать их право на защиту неприкосновенности частной жизни в соответствии со статьей 8 Конвенции. Особая защита должна предоставляться сторонам, являющимся несовершеннолетними или иными незащищенными лицами, а также жертвам, свидетелям и семьям подозреваемых, обвиняемых и осужденных. В любом случае, особое внимание должно уделяться неблагоприятным последствиям, которые могут наступить для лиц, упомянутых в данном Принципе, в результате разглашения сведений, которые дают возможность установить их личность.

B. Сравнительное право

22. Что касается вопроса наказаний, предусмотренных в случаях нарушения тайны следствия по уголовным делам, в распоряжении Суда есть сравнительно-правовой материал в отношении тридцати государств-членов Совета Европы (Австрия, Азербайджан, Бельгия, Болгария, Чешская Республика, Эстония, Финляндия, Франция, Германия, Греция, Венгрия, Ирландия, Италия, Латвия, Литва, Люксембург, Молдова, Монако, Польша, Португалия, Румыния, Россия, Словакия, Словения, Испания, Швеция, «бывшая югославская Республика Македония», Турция, Украина и Соединенное Королевство).
Разглашение информации, охраняемой тайной уголовного следствия, наказуемо как таковое во всех этих государствах.
23. В двадцати трех из соответствующих тридцати государств-членов наказание является всеобщим в сфере применения, т.е. оно может налагаться на любое лицо, разгласившее информацию, охраняемую тайной уголовного следствия. В оставшихся семи государствах (Австрия, Литва, Люксембург, Молдова, Румыния, Испания и Украина) наказание предназначается только для лиц, участвующих в уголовном следствии.
Большинство их этих двадцати трех государств сделали выбор в пользу уголовного наказания, в то время как в Эстонии, Российской Федерации и Чешской Республике нарушение тайны уголовного следствия подлежит лишь привлечению к административной ответственности.

ПРАВО

24. Заявитель жаловался, что его осуждение в уголовном порядке привело к нарушению его права на свободу выражения мнения, предусмотренного в статье 10 Конвенции, которая гласит следующее:
«1. Каждый имеет право свободно выражать свое мнение. Это право включает свободу придерживаться своего мнения и свободу получать и распространять информацию и идеи без какого-либо вмешательства со стороны публичных властей и независимо от государственных границ. Настоящая статья не препятствует Государствам осуществлять лицензирование радиовещательных, телевизионных или кинематографических предприятий.
2. Осуществление этих свобод, налагающее обязанности и ответственность, может быть сопряжено с определенными формальностями, условиями, ограничениями или санкциями, которые предусмотрены законом и необходимы в демократическом обществе в интересах национальной безопасности, территориальной целостности или общественного порядка, в целях предотвращения беспорядков или преступлений, для охраны здоровья и нравственности, защиты репутации или прав других лиц, предотвращения разглашения информации, полученной конфиденциально, или обеспечения авторитета и беспристрастности правосудия.”

А. Решение Палаты

25. В своем решении от 1 июля 2014 года Палата сделала вывод о том, что была нарушена статья 10. Она, прежде всего, приняла во внимание то, что осуждение заявителя в уголовном порядке и штраф, наложенный на него за использование и воспроизведение отрывков из материалов предварительного расследования в своей статье, составляли вмешательство в его право на свободу выражения мнения и что такое посягательство было предусмотрено законом и преследовало следующие законные цели: предотвращение «разглашения информации, полученной конфиденциально», обеспечения «авторитета и беспристрастности правосудия» и защита «репутации [и] прав других лиц».
26. В дальнейшем Палата заявила, что спор в отношении данной статьи возник из ряда судебных процессов, возбужденных после происшествия, случившегося при исключительных обстоятельствах, которые незамедлительно вызвали резонанс среди общественности и которые подтолкнули многие информационные агентства к освещению дела и его ведению органами системы уголовного правосудия. В спорной статье заявитель рассматривал характер обвиняемого и пытался понять его мотивы, одновременно делая акцент на методах, которые использовали полиция и судебные власти при работе с ним – человеком, который, казалось, страдал от психического расстройства. Таким образом, Палата сделала вывод, что статья рассматривала вопрос, затрагивавший публичный интерес.
27. Однако Палата отметила, что заявитель, опытный журналист, должен был знать, что документы, попавшие в его распоряжение, охранялись тайной судебного расследования. При этом он должен был соблюсти соответствующие правовые нормы.
28. При взвешивании поставленных на карту конфликтующих интересов, Палата пришла к выводу, что Федеральный суд просто отметил, что преждевременное раскрытие, как протоколов допросов, так и писем, направленных судье обвиняемым, неизбежно привело бы к нарушению и презумпции невиновности, и, в более широком смысле, права обвиняемого на справедливое судебное разбирательство. Однако статья, являющаяся предметом обсуждения, не рассматривала вопрос вины обвиняемого и была опубликована более чем за два года до первого слушания в суде над ним по заявляемым правонарушениям. Кроме того, обвиняемого привлекали к ответственности суды, в состав которых входили исключительно профессиональные судьи без какого-либо участия присяжных, что также сократило риски влияния статей, подобных данной, на исход судебного разбирательства.
29. Поскольку Правительство утверждало, что раскрытие документов, охраняемых тайной судебного расследования, составляло посягательство на право обвиняемого на уважение к его частной жизни, Палата отметила, что хотя по законодательству Швейцарии обвиняемому были доступны средства правовой защиты, чтобы требовать компенсацию за нанесение ущерба его репутации, он преминул воспользоваться ими. Соответственно вторая законная цель, которой руководствовалось Правительство, была неизбежно менее важной при данных обстоятельствах дела.
30. Что касается критических замечаний Правительства в отношении формы статьи, являющейся предметом спора, Палата в очередной раз подчеркнула, что в дополнение к сути выраженных идей и информации, статья 10 также защищает порядок, в котором последние выражались.
31. Наконец, хотя штраф был наложен за «незначительное правонарушение», а за те же правонарушения могут выноситься более серьезные наказания, в том числе приговоры к тюремному заключению, Палата сочла, что ввиду своей существенной устрашающей силы, штраф, наложенный в настоящем деле, был непропорционален преследуемой цели.
32. Палата сделала вывод, что причины, названные национальными органами, имели отношение к делу, но были недостаточны для оправдания такого посягательство на право заявителя на свободу выражения мнения.

B. Заявление сторон Большой Палате

1. Заявитель

33. Заявитель согласился, что его осуждение имело законную основу, но заявил, что оно не являлось необходимым в демократическом обществе.
34. Он, прежде всего, заявил, что публикация не ставила перед собой цель раскрыть конфиденциальную информацию, а скорее удовлетворяла публичный интерес, а именно обязательство информировать население о фактах, имеющих отношение к основному событию, которое шокировало всех жителей Лозанны и франкоговорящей Швейцарии.
Он утверждал, что хотя эта информация действительно формально являлась конфиденциальной, ее характер не предполагал, что хранение ее в тайне является оправданным.
35. Заявитель также отмечал, что спорная публикация не оказала влияния на текущее расследование и не нарушила презумпцию невиновности в отношении обвиняемого. Что касается этого последнего принципа, заявитель подчеркивал, что хотя он был обязательным для Государственных властей, он не мог воспрепятствовать формированию мнения у частных лиц до окончания рассмотрения уголовного дела. Как и в деле «Кампос Дамасо против Португалии» (Campos Damaso v. Portugal) (№ 17107/05, п. 35, 24 апреля 2008 года (no. 17107/05, § 35, 24 April 2008)), ни одного непрофессионального судьи не было привлечено к вынесению решения по делу, которое на самом деле рассматривалось судом исключительно в составе профессиональных судей. Заявитель утверждал, что в решении суда по уголовным делам от 23 ноября 2005 года и решении кассационного суда по уголовным делам от 26 июня 2006 года обнаружилось, что статья, являющаяся предметом спора, не оказывала никакого влияния на рассмотрение дела М. Б. Более того, решение Федерального суда не установило какого-либо такого влияния, ограничившись общими соображениями о риске тайного сговора и опасности фальсификации или уничтожения доказательств.
Более того, заявитель утверждал, что даже хотя на момент публикации спорной статьи никому не могло быть известно о том, что суд над обвиняемым состоится два года спустя, что даже еще больше уменьшало возможное влияние статьи на шедшее разбирательство, несомненным было то, что следствие, которое вело к судебному разбирательству, может продлиться многие-многие месяцы.
36. Что касается защиты права М.Б. на уважение к его частной жизни, заявитель неоднократно подчеркивал, что последний ни в суд не обращался, ни прибегал к средствам юридической защиты, имевшемся в его распоряжении. При этом позитивное обязательство Государства по защите частной жизни обвиняемого было всего лишь теоретическим вопросом, в то время как оценка Суда должна была проводиться на фактической основе (in concreto). Настоящее дело влекло «фактическое» действие по уравновешиванию прав журналиста, который был осужден в уголовном процессе, и прав обвиняемого лица, которое никогда не имело намерения руководствоваться своим правом на защиту своей частной жизни, несмотря на имевшуюся у него возможность поступить таким образом.

2. Правительство

37. Правительство не оспаривало факт вмешательства в осуществление права заявителя на свободу выражения мнения, ссылаясь на вывод Палаты о том, что такое вмешательство было «предписано законом» и преследовало «законную цель».
38. Аргументы Правительства в основном сводились к необходимости вмешательства в демократическое общество.
39. Во-первых, Правительство заметило, что в рассматриваемом деле не было никаких веских оснований для информирования общественности, что могло бы дать право заявителю пренебрегнуть тайной следствия. Оно упомянуло о целом ряде дел, рассмотренных Судом, который сделал вывод о существовании публичного интереса, исходя из заметности лиц, причастных к рассматриваемому уголовному процессу. Со ссылкой на решение по делу «Leempoel & S.A. ED. Cine Revue против Бельгии» (№ 64772/01, п. 72, 9 ноября 2006 года (Leempoel & S.A. ED. Cine Revue v. Belgium, no. 64772/01, § 72, 9 November 2006)) Правительство подчеркивало, что самого по себе факта опубликования информации, которая могла удовлетворить определенного рода общественное любопытство, было недостаточно. Оно также ссылалось на вывод, к которому пришел Федеральный суд в своем решении от 28 апреля 2008 года о том, что даже хотя обстоятельства происшествия были необычными и вызвали значительное общественное возбуждение, это, тем не менее, с юридической точки зрения, было просто дорожно-транспортное происшествие.
Далее Правительство утверждало, что интерес, вызванный освещением в средствах массовой информации, не мог по сути (per se) составлять «публичный интерес» к раскрытию сведений, не подлежавших оглашению. Более конкретно, оно ставило под сомнение ту идею, что опубликование корреспонденции обвиняемого могло быть в интересах общественности, поскольку письма, о которых идет речь, не проливали какого-либо света на обстоятельства происшествия и имели отношение к частной жизни обвиняемого.
Правительство также заявляло, что это применимо и к публикации отрывков из протоколов допросов.
40. Что касается уравновешивания поставленных на карту интересов, Правительство в очередной раз подчеркнуло, что общее право общественности на получение информации о судебной деятельности требовало уважения к правам других лиц на презумпцию невиновности, справедливое судебное разбирательство и защиту частной и семейной жизни, которые защищаются статьями 6 и 8 Конвенции.
В этом контексте оно подчеркнуло, что принцип учета мнений на всех уровнях, который подвел фундамент под конвенционную систему, означал, что эта реализация уравновешивания, о которой идет речь, в основном являлась вопросом для рассмотрения национальными судами, требование, о чем в настоящем деле было выполнено, поскольку Федеральный суд провел углубленную оценку этого вопроса.
41. Что касается права обвиняемого на уважение к его частной жизни, Правительство заявило, что подвергаемая сомнению статья включала его фотографию, снятую крупным планом, и целый ряд сугубо личных данных, включая данные из протоколов допросов и заявлений его жены, его доктора и, кроме того, конечно же, письма, направленные обвиняемым следственному судье, в которых предоставлялись сведения о его частной жизни в тюрьме.
При этом Правительство приводило аргументы в пользу того, что контекст статьи и использованные формулировки показывали личность обвиняемого в особо неблагоприятном и несдержанном свете.
Правительство обратило внимание на то, что статья 8 Конвенции влекла за собой позитивное обязательство, неотделимое от эффективного уважения к частной жизни и что данное позитивное обязательство было особо важным в случае незащищенных лиц таких, как заключенный, в особенности такого, который явно страдал от психического расстройства. В отношении решения по делу «Фон Ганновер против Германии» (№ 2) ([GC], №№ 40660/08 и 60641/08, п. 104, ЕСПЧ 2012 года (Von Hannover v. Germany (no. 2) [GC], nos. 40660/08 and 60641/08, § 104, ECHR 2012) Правительство заметило, что выбор средств, рассчитанных на обеспечение соблюдения статьи 8 Конвенции, находится в пределах свободы усмотрения Государства и что в настоящем деле применение статьи 293 Уголовного кодекса Швейцарии предоставляло надлежащие средства защиты частной жизни обвиняемого.
Наконец, Правительство утверждало, что Палата обошла вопрос о взвешивании права заявителя на реализацию свободы прессы в отношении права обвиняемого на защиту своей частной жизни, просто отметив, что обвиняемый не возбудил какой-либо судебный процесс в целях обеспечения защиты, даже несмотря на то, что он мог это сделать согласно законодательству Швейцарии. Оно утверждало, что существование средств правовой защиты, которые обвиняемый мог применить, не освобождает Государство от выполнения своего позитивного обязательства. Правительство добавило, что у обвиняемого, который был взят под стражу и страдал от психического расстройства, очевидно, не было возможности начать судебное разбирательство в защиту своих интересов.
42. Что касается защиты текущего расследования и презумпции невиновности, Правительство заявило, что тот факт, что рассмотрение длилось более двух лет после опубликования спорной статьи и что дело обвиняемого рассматривалось профессиональными судьями, а не судом присяжных, не был известен на момент публикации. Таким образом, оно приводило аргументы в пользу того, что Палата ошиблась, приняв во внимание эти факты в своем решении.
Кроме того, Правительство утверждало, что Суд не мог ожидать от них предоставления доказательств, что раскрытие конфиденциальной информации причинило фактический и ощутимый вред защищаемым интересам. Такое требование лишило бы тайну судебного следствия значительной части его значения.
43. Что касается пропорциональности назначенного наказания, Правительство подчеркнуло, что штраф не превышал половины месячных доходов заявителя и был начислен на основании факторов, включавших предыдущую судимость заявителя. Оно также указывало на то, что штраф выплатил не сам заявитель, а его работодатель.

C. Оценка Суда

1. Наличие вмешательства «предписанного законом» и преследование «законной цели»

44. В своем решении от 1 июля 2014 года Палата отметила, что между сторонами не было разногласий касательно того факта, что осуждение заявителя составляло вмешательство в осуществление им права на свободу выражения мнения, гарантированное согласно статье 10 § 1 Конвенции.
45. Также не оспаривалось и то, что посягательство было предписано законом, то есть Уголовным кодексом Швейцарии и Уголовно-процессуальным кодексом кантона Во.
46. Кроме того, в своем решении (пункты 40 и 41) Палата сделала вывод, что оспариваемая мера преследовала законные цели, а именно упреждение «разглашения информации, полученной конфиденциально», обеспечение «авторитета и беспристрастности правосудия» и защита «репутации [и] прав других лиц»; это также не оспаривалось сторонами.
47. Большая Палата не видит никаких причин, чтобы отступить от выводов Палаты по этим трем пунктам.

2. Необходимость вмешательства «в демократическое общество»

(а) Общие принципы

48. Общие принципы оценки необходимости вмешательства в осуществление свободы выражения мнения, которые неоднократно подтверждались Судом, начиная с решения по делу «Хэндисайд против Соединенного Королевства» (7 декабря 1976 года, серия A, № 24) (Handyside v. the United Kingdom judgment (7 December 1976, Series A no. 24)), были кратко изложены в решении по делу «Штолль против Швейцарии» ([GC], № 69698/01, п. 101, ЕСПЧ 2007-V) (Stoll v. Switzerland ([GC], no. 69698/01, § 101, ECHR 2007-V)), и были повторно изложены совсем недавно в решении по делу «Морис против Франции» ([GC], № 29369/10, п. 124, 23 апреля 2015 года) (Morice v. France ([GC], no. 29369/10, § 124, 23 April 2015) и «Пентикяйнен против Финляндии» ([GC], № 11882/10, п. 87, ЕСПЧ 2015 год) (Pentikainen v. Finland ([GC], no. 11882/10, § 87, ECHR 2015)):
«(i) Свобода выражения мнения составляет одну из самых главных основ демократического общества и является одним из основных условий его прогресса и самовыражения каждого из членов общества. В соответствии с пунктом 2 статьи 10 Конвенции он применяется не только к «информации» или «идеям», которые принимаются благосклонно или считаются неоскорбительными или не вызывают какой-либо реакции, но также к тем, которые оскорбляют, шокируют или вызывают беспокойство. Такими являются требования плюрализма, толерантности и широты мировоззрения, без которых нет «демократического общества». В порядке, предусмотренном в статье 10 Конвенции, эта свобода подлежит исключениям, которые… должны, однако, четко толковаться, а необходимость любых ограничений должна быть убедительно установлена…
(ii) Прилагательное «необходимый» в контексте статьи 10 § 2 подразумевает существование «насущной социальной необходимости». Договаривающиеся Государства обладают определенной свободой усмотрения при оценке того, существует ли такая необходимость, но эта свобода неразрывно связана с европейским надзором, охватывающим как законодательство, так и решения, применяющие его, даже те, которые вынесены независимым судом. Таким образом, Суд имеет право выносить окончательные постановления в отношении того, совместимо ли «ограничение» со свободой выражения мнения, гарантированной статьей 10 Конвенции.
(iii) Задача Суда при осуществлении судебных функций состоит не в том, чтобы занять место национальных компетентных органов, а, скорее, чтобы пересмотреть в соответствии со статьей 10 решения, которые они вынесли, руководствуясь своей свободой усмотрения. Это не означает, что надзор ограничивается выяснением того, осуществило ли Государство-ответчик свою свободу усмотрения разумно, тщательно и добросовестно; что следует сделать Суду – это рассмотреть обжалуемое вмешательство в свете дела в целом и определить, являлось ли оно «пропорциональным преследуемой законной цели» и были ли причины, приведенные национальными властями в его оправдание, «относящимися к делу и достаточными»… Поступая таким образом, Суд должен удостовериться, что национальные власти применяли стандарты, соответствующие принципам, закрепленным в статье 10, и, более того, что они руководствовались надлежащей оценкой соответствующих фактов…»
49. Более того, что касается уровня защищенности, в соответствии со статьей 10 § 2 Конвенции существует мало места для ограничения свободы выражения мнения в двух областях, а именно: политическая речь и вопросы публичного интереса (см. «Сюрек против Турции» (№ 1) [GC], № 26682/95, п. 61, ЕСПЧ 1999-IV (Sürek v. Turkey (no. 1) [GC], no. 26682/95, § 61, ECHR 1999-IV); «Лендон, Очаковски-Лоран и Жюли против Франции» [GC], №№ 21279/02 и 36448/02, п. 46, ЕСПЧ 2007-IV (Lindon, Otchakovsky-Laurens and July v. France [GC], nos. 21279/02 and 36448/02, § 46, ECHR 2007-IV); «Аксель Шпрингер АГ» против Германии» [GC], № 39954/08, п. 90, ЕСПЧ 2012 (Axel Springer AG v. Germany [GC], no. 39954/08, § 90, ECHR 2012); и решение по делу Мориса, упоминаемое выше, § 125). Соответственно, высокий уровень защиты свободы выражения мнения, при том, что власти, таким образом, обладают узкими пределами свободы усмотрения, как правило, будет предоставляться в тех случаях, когда комментарии касаются вопроса публичного интереса, как, в частности, в случае с комментариями по функционированию судебной системы, даже в контексте все еще длящегося разбирательства (см., с соответствующими изменениями (mutatis mutandis) «Ролан Дюма против Франции», № 34875/07, п. 43, 15 июля 2010 года (Roland Dumas v. France, no. 34875/07, § 43, 15 July 2010); «Гоувейя Гомес Фернандес и Фрейтас и Коста против Португалии», № 1529/08, §47, 29 марта 2011 года (Gouveia Gomes Fernandes and Freitas e Costa v. Portugal, no. 1529/08, § 47, 29 March 2011); и решение по делу Мориса, упоминаемое выше, §125). Определенная степень враждебности (см. решение по делу «Е.К. против Турции», № 28496/95, пп. 79-80, 7 февраля 2002 года (E.K. v. Turkey, no. 28496/95, §§ 79-80, 7 February 2002), и решение по делу Мориса, упоминаемое выше, п. 125), а также потенциальная серьезность некоторых замечаний (см. решение по делу «Тома против Люксембурга», № 38432/97, п. 57, ЕСПЧ 2001-III (Thoma v. Luxembourg, no. 38432/97, § 57, ECHR 2001-III) и по делу Мориса, упоминаемое выше, п. 125) не исключают права на высокий уровень защищенности, учитывая существование вопроса, представляющего публичный интерес (см. решение по делу «Патюрель против Франции», № 54968/00, §42, 22 декабря 2005 года (Paturel v. France, no. 54968/00, § 42, 22 December 2005) и решение по делу Мориса, упоминаемое выше, §. 125).
50. Пресса играет важную роль в демократическом обществе. Несмотря на это, она не должна переступать определенные границы, в частности, в отношении репутации и прав других лиц, а также необходимости упреждать разглашение информации, полученной конфиденциально, однако ее долг – сообщать, в порядке, согласующемся с ее обязанностями и ответственностью, информацию и идеи по всем вопросам, представляющим публичный интерес (см. «Де Хаэс и Гийселс против Бельгии», 24 февраля 1997 года, §37, Сборник решений и постановлений ЕСПЧ 1997-I (De Haes and Gijsels v. Belgium, 24 February 1997, § 37, Reports of Judgments and Decisions 1997-I); «Бладет Тромсё и Стенсос против Норвегии» № 21980/93, § 62, ЕСПЧ 1999-III (Bladet Tromsø and Stensaas v. Norway [GC], no. 21980/93, § 62, ECHR 1999-III); «Тома против Люксембурга», упоминаемого выше, §§. 43-45, ЕСПЧ 2001-III; и «Тураншо и Жюли против Франции», № 53886/00, § 65, 24 ноября 2005 года (Tourancheau and July v. France, no. 53886/00, § 65, 24 November 2005).
Безусловно, на защиту, обеспечиваемую журналистам статьей 10 Конвенции, распространяется действие условия о том, что они будут действовать добросовестно в целях предоставления точной и проверенной информации в соответствии с догмами ответственной журналистики. Понятие «ответственной журналистики» как профессиональной деятельности, которая находится под защитой статьи 10 Конвенции, не ограничивается содержанием информации, которая собирается и/или распространяется средствами журналистики (см. Пентикяйнена, упоминаемое выше, § 90 и решения по делам, упоминаемым в нем). В своем решении по делу Пентикяйнена Суд указал (там же), что понятие «ответственная журналистика» охватывает также законность поведения журналиста и факт нарушения журналистом закона является важным, пусть даже и не решающим, соображением при определении действовал ли он или она ответственно.
51. В частности, невозможно себе представить, чтобы в прошлом или настоящем не было обсуждений предмета судебных рассмотрений, будь-то в специализированных журналах, массовой прессе или среди широкой общественности в целом. Не только у средств массовой информации есть задача передавать такую информацию и идеи; у общественности тоже есть право на их получение. Однако необходимо учитывать право каждого на справедливое разбирательство, гарантированное в соответствии со статьей 6 § 1 Конвенции, что, в уголовных делах, включает право на рассмотрение беспристрастным судом (см. Тураншо и Жюли, упоминаемое выше, § 66) и право на презумпцию невиновности (там же §68). Как уже неоднократно подчеркивалось Судом (там же § 66; см. также «Ворм против Австрии», 29 августа 1997 года, §50, Сборник решений и постановлений 1997-V» (Worm v. Austria, 29 August 1997, § 50, Reports of Judgments and Decisions 1997-V); решение по делу Кампоса Дамасо, упоминаемого выше, § 31); «Пинто Коэло против Португалии», № 28439/08, § 33, 28 июня 2011 года (Pinto Coelho v. Portugal, no. 28439/08, § 33, 28 June 2011); и «Агеевы против России», № 7075/10, §§ 224-225, 18 апреля 2013 года (Ageyevy v. Russia, no. 7075/10, §§ 224-225, 18 April 2013:
«Журналисты должны иметь это в виду, комментируя уголовные дела, находящиеся на стадии рассмотрения, поскольку границы допустимых комментариев не могут включать заявления, которые способны снизить, будь-то преднамеренно или невольно шансы лица, получающего справедливое рассмотрение или подорвать доверие общественности к роли судов в отправлении правосудия в уголовных процессах».
52. Кроме того, когда его ставят перед необходимостью разрешить конфликт между двумя правами, которые пользуются одинаковыми гарантиями в соответствии с Конвенцией, Суд должен взвесить конфликтующие интересы. Результат рассмотрения заявления, в принципе, не должен меняться в зависимости от того было оно подано в Суд в соответствии со статьей 8 Конвенции лицом, являвшимся субъектом оскорбительной статьи, или в соответствии со статьей 10 Конвенции автором этой статьи, поскольку оба эти права, в принципе, заслуживают одинакового уважения (см. «Ашетт Филипаччи Ассосье» («ИСИ ПАРИ») против Франции», № 12268/03, § 41, 23 июля 2009 года (Hachette Filipacchi Associés (ICI PARIS) v. France, no. 12268/03, § 41, 23 July 2009); «Тимчук против Румынии» (dec.), № 28999/03, § 144, 12 октября 2010 года (Timciuc v. Romania (dec.), no. 28999/03, § 144, 12 October 2010); «Мосли против Соединенного Королевства», № 48009/08, § 111, 10 мая 2011 года (Mosley v. the United Kingdom, no. 48009/08, § 111, 10 May 2011); и «Кудерк и «Ашетт Филипаччи Ассосье» против Франции», [GC], № 40454/07, § 91, 10 ноября 2015 года (Couderc and Hachette Filipacchi Associes v. France [GC], no. 40454/07, § 91, 10 November 2015)). Соответственно, пределы свободы усмотрения теоретически должны быть одинаковыми в обоих случаях (см. решение по делу фон Ганновер (№ 2), упомянутое выше, §106; «Аксель Шпрингер АГ», упомянутое выше, § 87; и Кудерка и «Ашетт Филипаччи Ассосье», упомянутое выше, § 91).
53. Суд считает, что аналогичное обоснование должно применяться при взвешивании прав, гарантированных согласно статье 10 и статье 6 § 1, соответственно.
54. Наконец, Суд в очередной раз подчеркивает, что необходимо принять во внимание необходимость нахождения золотой середины между различными вовлеченными интересами. Ввиду их прямого, продолжительного контакта с реалиями страны, суды в Государстве находятся в лучшем положении, нежели международный суд при определении каким образом, в определенное время, должна быть проведена золотая середина. По этой причине в делах по статье 10 Конвенции у Договаривающихся сторон есть определенная свобода усмотрения при оценивании необходимости и объема какого-либо вмешательства в свободу выражения мнения, гарантированную этой статьей (см. среди других «Паломо Санчес» [GC], №№ 28955/06, 28957/06, 28959/06 и 28964/06, § 54, ЕСПЧ 2011 (Palomo Sanchez and Others v. Spain [GC], nos. 28955/06, 28957/06, 28959/06 and 28964/06, § 54, ECHR 2011)), в частности, когда необходимо найти золотую середину между конфликтующими частными интересами.
В тех случаях, когда национальные органы взвесили находящиеся в опасности интересы в соответствии с критерием, заложенным в судебной практике Суда, потребуются веские причины, в случае если ему предстоит сменить свою точку зрения на точку зрения национальных судов (см. «MGN Limited против Соединенного Королевства», № 39401/04, §§150 и 155, 18 января 2011 года (MGN Limited v. the United Kingdom, no. 39401/04, §§ 150 and 155, 18 January 2011); Паломо Санчеса и других, упоминаемое выше, § 57; и недавно вынесенное решение по делу «Халдиман и другие против Швейцарии», № 21830/09, §§ 54 и 55, ЕСПЧ 2015 год (Haldimann and Others v. Switzerland, no. 21830/09, §§ 54 and 55, ECHR 2015)).

(b) Применение этих принципов в данном деле

55. В настоящем деле право заявителя на информирование общественности и права общественности на получение информации наталкиваются на не менее важные публичные и частные интересы, которые защищены запретом на раскрытие информации, охраняемой тайной уголовного следствия. Такими интересами являются авторитет и беспристрастность правосудия, эффективность уголовного расследования и право обвиняемого на презумпцию невиновности и защиту его частной жизни. Суд считает, равно как он поступил с учетом соответствующих изменений (mutatis mutandis) при вынесении решений по делу «Аксель Шпрингер АГ» (Axel Springer AG) (упомянуто выше, §§ 89-95) и Штолля (упомянуто выше, §§ 108-161), что необходимо конкретизировать критерий, которого следует придерживаться национальным органам Государств-членов Конвенции при взвешивании таких интересов и, следовательно, при оценивании «необходимости» вмешательства в случаях, связанных с нарушением журналистом тайны судебного расследования.
Эти критерии возникают из вышеупомянутых общих принципов, а также, в определенной степени, из законодательства тридцати государств-членов Совета Европы, которое было изучено Судом в связи с настоящим заявлением (см. §§ 22 и 23 выше).

(i) Каким образом заявитель получил информацию, о которой идет речь

56. Суд в очередной раз подчеркивает, что способ, которым лицо получает информацию, считающуюся конфиденциальной или секретной, может иметь определенную полезность при уравновешивании интересов, которое необходимо выполнить в контексте статьи 10 § 2 (см. решение по делу Штолля, упомянуто выше, § 141).
57. В настоящем деле не утверждалось, что заявитель получил информацию, о которой идет речь, незаконными средствами (см. § 12 выше). Тем не менее, это не является в обязательном порядке определяющим фактором при оценивании выполнения им своего долга и обязанности при опубликовании информации. При этом Палата верно отметила, что заявитель, как профессиональный журналист, не мог не знать о конфиденциальном характере информации, которую он планировал опубликовать (там же, § 144). Более того, ни в одном отношении заявитель не оспаривал, как в национальных судах, так и в Суде, тот факт, что опубликование информации, о которой идет речь, может подпадать под действие статьи 293 Уголовного кодекса Швейцарии (сравните решение по делу «Дюпюи и другие против Франции», № 1914/02, § 24, 7 июня 2007 года (Dupuis and Others v. France, no. 1914/02, § 24, 7 June 2007)).

(ii) Содержание спорной статьи

58. Суд в очередной раз подчеркивает, что гарантия, предоставляемая журналистам статьей 10 в отношении сообщений по вопросам, представляющим общий интерес, подлежит оговорке о том, что они действуют добросовестно и на достоверной фактической основе и предоставляют «проверенную и точную» информацию в соответствии с журналистской этикой (см. решение по делу Штолля, упоминаемое выше, § 103).
Кроме того, статья 10 защищает не только суть отраженных идей и информации, но также и форму, в которой они были донесены. Следовательно, в задачу данного Суда или национальных судов с этой точки зрения, не входит замена своих собственных взглядов на взгляды прессы в отношении того, какие репортажные приемы следует усвоить журналистам (там же § 146; см. также решение по делу «Ларанхейра Маркес да Сильва против Португалии», № 16983/06, § 51, 19 января 2010 года (Laranjeira Marques da Silva v. Portugal, no. 16983/06, § 51, 19 January 2010)). Журналистская свобода также распространяется на возможное применение определенной степени преувеличения или даже провокацию (см. «Прагер и Обершлик против Австрии», 26 апреля 1995 года, § 38, Серия A № 313 (Prager and Oberschlick v. Austria, 26 April 1995, § 38, Series A no. 313); Тома, упоминаемое выше, §§ 45 и 46; «Перна против Италии» [GC], № 48898/99, § 39, ЕСПЧ 2003-V (Perna v. Italy [GC], no. 48898/99, § 39, ECHR 2003-V); и «Орманни против Италии», № 30278/04, § 59, 17 июля 2007 года (Ormanni v. Italy, no. 30278/04, § 59, 17 July 2007)).
59. В настоящем деле Суд обращает внимание, что в своем решении от 29 апреля 2008 года Федеральный суд провел объемный анализ статьи, сделав вывод, что «способ, которым он цитировал выдержки из протоколов допросов и воспроизводил письма, направленные ответчиком судье, изобличал мотивы автора спорной статьи: он ограничил себя погоней за сенсацией, направив свой образ действий (modus operandi) исключительно на удовлетворение относительно нездорового любопытства, чувствовать которое подвержен любой в отношении такого вида дел. Читатели этой чрезвычайно небеспристрастной публикации могли прийти к выводу и субъективно составить поспешное мнение о том, какие будущие шаги должны предпринять суды в отношении данного дела без малейшего уважения к принципу презумпции невиновности.
60. Со своей стороны Суд обращает внимание, что даже хотя спорная статья и не принимала ту или иную позицию в отношении умышленного характера правонарушения, которое, как утверждалось, совершил обвиняемый, она, тем не менее, изображала его в весьма отрицательном свете, принимая почти язвительный тон. Заголовки, использованные заявителем – «Допрос сумасшедшего водителя» (Questioning of the mad driver), «версия водителя-лихача» (the reckless driver’s version)) и «Он совсем спятил…» (“He lost his marbles…”), а также фотография обвиняемого крупным планом, сопровождаемая текстом, не оставляли никаких сомнений в том, что заявитель хотел, чтобы его статья имела дух сенсации. Кроме того, статья заостряла внимание на бессодержательности заявлений обвиняемого и многих его противоречиях, которые зачастую в явной форме характеризовались как «повторяемая ложь», подводя итог вопросом действительно ли посредством «этой смеси простодушия и заносчивости» М.Б. «делает все, что в его силах, чтобы провалить свою защиту». Суд подчеркивает, что это был именно тот тип вопросов, в отношении которых судебные органы были призваны дать ответ, как на стадии следствия, так и на стадии судебного рассмотрения.
61. По этому вопросу Суд также не видит никаких веских причин, чтобы ставить под сомнение полностью обоснованное решение Федерального суда.

(iii) Вклад спорной статьи в спор, имеющий публичный интерес

62. В своем решении от 1 июля 2014 года Палата подчеркнула, что инцидент, который являлся предметом уголовного производства, о котором идет речь, незамедлительно привлек публичный интерес и привел многие информационные агентства к освещению дела и его ведения системой уголовного правосудия.
63. Суд в очередной раз заявляет, что он уже выносил постановление о том, что у общественности есть законный интерес к предоставлению и доступности информации о производстве по уголовным делам и что замечания в отношении функционирования правосудия касаются вопроса, представляющего публичный интерес (см. решение по делу Мориса, упоминаемое выше, § 152).
64. В настоящем деле Суд соглашается, что предмет статьи, а именно уголовное следствие в отношении трагедии на лозаннском мосту, являлось вопросом публичного интереса. Это весьма исключительное происшествие спровоцировало массу волнений среди населения и сами судебные органы сочли целесообразным проинформировать прессу о некоторых аспектах текущего расследования (см. § 11 выше).
Однако здесь возникает вопрос: а могло ли содержание статьи и, в частности, информация, охраняемая тайной судебного следствия, стать вкладом в публичные дебаты по данному вопросу (см. решение по делу Штолля, упоминаемое выше, § 121; см. также решение по делу Leempoel & S.A. Ed. Cine Revue, упоминаемое выше, § 72) или они служили исключительно для удовлетворения любопытства конкретной читательской аудитории в отношении подробностей частной жизни обвиняемого (см. с учетом соответствующих изменений (mutatis mutandis) «Фон Ганновер против Германии», № 59320/00, § 65, ЕСПЧ 2004-VI (Von Hannover v. Germany, no. 59320/00, § 65, ECHR 2004-VI); «Societe Prisma Presse против Франции» (dec.), №№ 66910/01 и 71612/01, 1 июля 2003 года (Société Prisma Presse v. France (dec.), nos. 66910/01 and 71612/01, 1 July 2003); см. решение по делу «Ашетт Филипаччи Ассосье» («ИСИ ПАРИ»), упоминаемое выше, § 40; и решение по делу Мосли, упоминаемое выше, § 114).
65. Суд в этой связи подчеркивает, что после глубинного анализа содержания статьи, характера предоставленной информации и обстоятельств вокруг «дела о лозаннском мосте» Федеральный суд в судебном решении с пространной мотивировочной частью, где не было и намека на произвол, постановил, что ни разглашение протоколов допросов, ни разглашение содержания писем, направленных обвиняемым в адрес следственного судьи не пролили свет, имеющий отношение к публичным дебатам, и что интерес общественности к данному делу самое большее «включал удовлетворение нездорового любопытства» (см. § 16 выше).
66. Со своей стороны заявитель не смог продемонстрировать как факт опубликования протоколов допросов, заявлений жены и доктора осужденного, а также писем, направленных осужденным следственному судье в отношении банальных аспектов его ежедневной жизни в заточении мог стать вкладом в какие-либо публичные дебаты по текущему расследованию.
67. Соответственно, Суд не усматривает каких-либо веских причин для замены своей собственной точки зрения на точку зрения Федерального суда (см. с соответствующими изменениями (mutatis mutandis) решение по делу MGN Limited, упоминаемое выше, §§ 150 и 155; см. решение по делу Паломо Санчеса и других, упоминаемое выше, §§ 54 и 55), у которого была определенная степень свободы усмотрения в таких делах.

(iv) Влияние спорной статьи на уголовное производство

68. Отмечая, что права, гарантированные статьей 10 и статьей 6 § 1 в принципе заслуживают одинакового уважения (см. § 53 выше), Суд в очередной раз подчеркивает, что будет законным предоставить специальную защиту тайне судебного расследования с учетом того, что поставлено на карту в уголовном процессе, как в целях отправления правосудия, так и для права лиц, находящихся под следствием, считаться невиновными (см. решение по делу Дюпюи и других, упоминаемое выше, § 44). Он подчеркивает, что тайна следствия предназначена для защиты, с одной стороны, интересов уголовного производства путем предвидения рисков тайного сговора и опасности фальсификации или уничтожения доказательств, а с другой – интересов обвиняемого, в частности, с точки зрения презумпции невиновности и, более обобщенно, его или ее личных отношений и интересов. Такая секретность также оправдывается потребностью защитить процессы формирования мнения и вынесения решений в рамках правосудия.
69. В рассматриваемом деле, даже хотя спорная статья открыто не поддерживала ту точку зрения, что обвиняемый действовал умышленно, тем не менее, она была изложена таким образом, который изображает последнего в весьма отрицательном свете, заостряя внимание на определенных, вызывающих опасения, сторонах его личности с подведением вывода, что он делал «все, что в его силах, чтобы провалить свою защиту» (см. § 60 выше).
Несомненно, что опубликование статьи, передергивающей факты таким образом, в то время, когда все еще велось следствие, влекло за собой присущий риск влияния тем или иным образом на ход разбирательства, будь-то в отношении работы следственного судьи, решений представителей обвиняемого, позиции сторон, требовавших возмещения убытков, или на объективность суда, рассматривавшего дело независимо от его состава.
70. Большая Плата считает, что от правительства нельзя ожидать предоставления задним числом (ex post facto) доказательств в отношении того, что данный вид публикации действительно оказал влияние на ведение данного раунда разбирательства. Риск оказания влияния на разбирательство оправдывает по сути (per se) принятие национальными органами сдерживающих мер, как, например, запрет на раскрытие секретной информации.
Законность таких мер в соответствии с национальным законодательством и их совместимость с требованиями Конвенции должны поддаваться оценке на момент принятия таких мер, а не, как заявляет заявитель, в свете последовавших событий, выявляющих действительное влияние публикаций на суд, например, на состав суда, рассматривающего дело (см. § 35 выше).
71. Таким образом, Федеральный суд правомерно постановил в своем решении от 29 апреля 2008 года, что протоколы допросов и корреспонденция обвиняемого «обсуждались в публичной сфере до завершения расследования, до суда или вне контекста, в порядке, открытом для оказания влияния на решения, принимаемые следственным судьей и судом, рассматривающим дело.»

(v) Нарушение частной жизни обвиняемого

72. Суд в очередной раз подчеркивает, что защита репутации является правом, гарантированным статьей 8 Конвенции в части права на уважение частной жизни (см. решение по делу «Шови и другие против Франции», № 64915/01, п. 70, ЕСПЧ 2004-VI (Chauvy and Others v. France, no. 64915/01, § 70, ECHR 2004-VI); см. решение по делу «Поланко Торрес и Мовилла Поланко против Испании», № 34147/06 п. 40, 21 сентября 2010 года (Polanco Torres and Movilla Polanco v. Spain, no. 34147/06 § 40, 21 September 2010); и решение по делу «Аксель Шпрингер АГ», упоминаемое выше, п. 83). Концепция «частная жизнь» является широким понятием, которое не допускает исчерпывающего определения. Она включает физическую и психологическую целостность человека и, следовательно, охватывает многочисленные аспекты идентичности человека такие, как, например, гендерная принадлежность, название сексуальной ориентации и элементы, имеющие отношение к праву человека на его или ее имидж (см. «С. и Марпер против Соединенного Королевства» [GC], №№ 30562/04 и 30566/04, п. 66, ЕСПЧ 2008 год (S. and Marper v. the United Kingdom [GC], nos. 30562/04 and 30566/04, § 66, ECHR 2008)). Она распространяется на личную информацию, в отношении которой частные лица могут законным образом предполагать, что она не будет опубликована без их разрешения (см. «Флинккиля и другие против Финляндии», № 25576/04, п. 75, 6 апреля 2010 года (Flinkkilä and Others v. Finland, no. 25576/04, § 75, 6 April 2010) и «Сааристо и другие против Финляндии», № 184/06, п. 61, 12 октября 2010 года (Saaristo and Others v. Finland, no. 184/06, § 61, 12 October 2010)). Для того чтобы вступила в действие статья 8 требуется все же, чтобы посягательство на репутацию лица достигало определенного уровня серьезности и совершалось в порядке, причиняющем ущерб личному пользованию правом на уважение частной жизни (см. «Аксель Шпрингер АГ», упоминаемое выше, § 83).
73. Хотя объектом статьи 8 по существу является защита человека от произвольного вмешательства государственных органов, она не просто принуждает Государство воздержаться от такого вмешательства – вдобавок к этому изначальному обязательству воздерживаться от определенных действий могут иметь место и позитивные обязательства, присущие действительному уважению к частной или семейной жизни. Эти обязательства могут включать принятие мер, разработанных для обеспечения уважения к частной жизни даже в сфере человеческих взаимоотношений между людьми (см. «X и Y против Нидерландов», 26 марта 1985 года, § 23, Серия A № 91 (X and Y v. the Netherlands, 26 March 1985, § 23, Series A no. 91); «Армониене против Литвы», № 36919/02, § 36, 25 ноября 2008 года (Armonienė v. Lithuania, no. 36919/02, § 36, 25 November 2008); (№ 2), упоминаемое выше, § 98; и «Сёдерман против Швеции» [GC], № 5786/08, § 78, ЕСПЧ 2013 (Söderman v. Sweden [GC], no. 5786/08, § 78, ECHR 2013)). Это также применимо к защите изображения индивида от оскорбления третьими лицами (см. «Шюссель против Австрии (dec.), № 42409/98, 21 февраля 2002 года (Schüssel v. Austria (dec.), no. 42409/98, 21 February 2002); фон Ганновер (Von Hannover), упоминаемое выше, § 57; «Реклос и Давурлис против Греции», № 1234/05, § 35, 15 января 2009 года (Reklos and Davourlis v. Greece, no. 1234/05, § 35, 15 January); и фон Ганновер (Von Hannover (no. 2), упоминаемое выше, § 98).
74. Суд обращает внимание, что в целях выполнения своего позитивного обязательства по гарантированию прав одного лица в соответствии со статьей 8 Государство может прибегнуть к ограничению в определенной степени прав, гарантированных в соответствии со статьей 10 другому лицу. При рассмотрении необходимости такого ограничения в демократическом обществе в интересах «защиты репутации или прав других», от Суда может потребоваться проверить был ли достигнут национальными властями справедливый баланс при защите двух ценностей, гарантированных Конвенцией, которые могут в определенных случаях вступать в конфликт друг с другом, а именно, когда с одной стороны – свобода выражения мнений, которая защищается статьей 10, а с другой – право на уважение к частной жизни, закрепленное в статье 8 (см. «Ашетт Филипаччи Ассосье», упоминаемое выше, § 43; MGN Limited, упоминаемое выше, § 142; и «Аксель Шпрингер АГ», упоминаемое выше, § 84).
75. Правительство возражало, что в настоящем деле на швейцарские власти возлагалось и обязательство воздержаться от определенных действий, и позитивное обязательство защитить частную жизнь обвиняемого. Правительство справедливо заметило, что выбор средств, рассчитанных на обеспечение выполнения позитивного обязательства, находится в пределах свободы усмотрения государств. Оно утверждало, что статья 293 Уголовного кодекса Швейцарии, которая устанавливала уголовную ответственность за раскрытие конфиденциальной информации, эту функцию выполнила.
76. Суд уже рассмотрел в соответствии со статьей 8 вопрос уважения частной жизни обвиняемого лица в деле, в котором фигурирует нарушение тайны судебного расследования. В деле «Кракси против Италии» (№ 2) (№ 25337/94, п. 73, 17 июля 2003 года) (Craxi v. Italy (no. 2) (no. 25337/94, § 73, 17 July 2003)) было постановлено, что у национальных властей не просто было обязательство воздержаться от преднамеренного разглашения информации, конфиденциальность которой защищалась статьей 8, но что им следовало предпринять меры для обеспечения эффективной защиты права обвиняемого лица на уважение к его корреспонденции.
Следовательно, Суд считает, что уголовное следствие, возбужденное против заявителя органами уголовного преследования соответствовало позитивному обязательству, возложенному на Швейцарию согласно статье 8 Конвенции касательно защиты частной жизни обвиняемого лица.
Кроме того, информация, раскрытая заявителем, была весьма личного рода и даже носила медицинский характер, включая заявления врача обвиняемого лица (см. § 10 выше), а также письма, отправленные обвиняемым из мест его содержания под стражей следственному судье, отвечавшему за это дело. Суд выражает мнение, что данный тип информации требовал высокого уровня защиты в соответствии со статьей 8; что установленные факты являются в особенности важными, поскольку обвиняемый не был известен общественности и сам по себе факт, что он являлся субъектом уголовного следствия, пусть даже и по очень серьезному правонарушению, не оправдывал обращения с ним как с публичной фигурой, которая добровольно подвергает себя публичности (см. с учетом соответствующих изменений (mutatis mutandis) и в сравнении решение по делу Фрессо и Руара, упоминаемое выше, § 50, и решение по делу «Эгеланн и Хансей против Норвегии», № 34438/04, § 62, 16 апреля 2009 года (Egeland and Hanseid v. Norway, no. 34438/04, § 62, 16 April 2009)).
77. В своем решении от 1 июля 2014 года Палата постановила, что защиту частной жизни обвиняемого, в частности, тайны корреспонденции, можно было бы обеспечить путем применения средств, наносящих меньший урон свободе заявителя, нежели осуждение в уголовном порядке. Палата выражает мнение, что в целях признания его прав в соответствии со статьей 8 Конвенции, обвиняемый мог бы воспользоваться средствами правовой защиты в рамках гражданского права, имевшимися в его распоряжении в соответствии с законодательством Швейцарии.
Суд считает, что наличие данных гражданско-правовых средств защиты права по национальному законодательству для защиты частной жизни не освобождает Государство от его позитивного обязательства, проистекающего, в каждом отдельном случае, из статьи 8 Конвенции в отношении (vis-a-vis) лица, обвиняемого по уголовному делу.
78. Во всяком случае, что касается особых обстоятельств настоящего дела, следует отметить, что когда была опубликована спорная статья, обвиняемый находился в тюрьме, и, следовательно, в ситуации беззащитности. Более того, в материалах дела ничто не указывает на то, что он был проинформирован об опубликовании статьи и характере информации, которая в ней предоставлялась. Кроме того, он, вероятно, страдал расстройством психики, что усиливало его незащищенность. При данных обстоятельствах власти кантона нельзя обвинять за то, что они считали, что в целях выполнения своего позитивного обязательства по защите права М.Б. на уважение его частной жизни, они просто не могли ждать, пока М.Б. пожалуется в гражданском порядке на заявителя, и за соответственно сделанный выбор в пользу активного подхода, даже такого, который предполагал преследование.

(vi) Пропорциональность вынесенного наказания

79. Суд в очередной раз подчеркивает, что характер и суровость выносимых наказаний являются следующими факторами, которые следует принять во внимание при оценивании пропорциональности вмешательства (см., например, решение по делу Штолля, упоминаемое выше, § 153) Кроме того, Суд должен удостовериться в том, что наказание не составляет форму цензуры, предназначенную для того, чтобы отбить у прессы охоту выражать критику. В контексте дебатов на тему публичного интереса, такая санкция может отвратить журналистов от вклада в публичное обсуждение вопросов, оказывающих влияние на жизнь общества. Аналогичным образом он несет ответственность за препятствование прессе в выполнении своей задачи как распространителя информации и общественного наблюдателя. В этой связи факт признания лица виновным может в некоторых случаях являться более важным, нежели незначительный характер вынесенного наказания (там же, § 154).
80. Более того, Суд подчеркивает, что разглашение информации, охраняемой тайной судебного следствия, наказуемо во всех тридцати государствах-членах Совета Европы, законодательство которых было изучено в настоящем деле (см. §§ 22 и 23 выше).
81. Действительно, господствующее положение государственных институтов требует от властей продемонстрировать сдержанность при обращении к уголовному производству (см. «Кастельс против Испании», 23 апреля 1992 года, § 46, Серия А № 236 (Castells v. Spain, 23 April 1992, § 46, Series A no. 236); решение по делу «Инджал против Турции», 9 июня 1998 года, § 54, Сборник судебных решений и определений 1998-IV (Incal v. Turkey, 9 June 1998, § 54, Reports of Judgements and Decisions 1998-IV); «Лехидо и Исорни против Франции», 23 сентября 1998 года, § 57, Сборник судебных решений и определений 1998-VII; (Lehideux and Isorni v. France, 23 September 1998, § 57, Reports of Judgements and Decisions 1998-VII); решение по делу «Озтюрк против Турции» [GC], № 22479/93, 28 сентября 1999 года, § 66, ЕСПЧ 1999-VI (Öztürk v. Turkey [GC], № 22479/93, 28 September 1999 § 66, ECHR 1999-VI); «Отеги Мондрагон против Испании», № 2034/07, 15 марта 2011 года, § 58, ЕСПЧ 2011 год (Otegi Mondragon v. Spain, no. 2034/07, 15 March 2011, § 58, ECHR 2011); и решение по делу Мориса, упоминаемое выше, § 127) в вопросах о свободе выражения мнения. Тем не менее, в настоящем деле Суд считает, что обращение к уголовному производству и вынесенное заявителю наказание не составляют непропорционального вмешательства в осуществление его права на свободу выражения мнения. Заявитель изначально был приговорен к одному месяцу тюремного заключения с отсрочкой исполнения (см. § 12 выше). Его приговор был впоследствии заменен на штраф в размере 4 000 швейцарских франков, который был установлен с учетом предыдущей судимости заявителя и был уплачен не заявителем, а был предварительно выплачен его работодателем (см. § 14 выше). Это наказание было вынесено за нарушение тайны уголовного следствия, и его целью в рассматриваемом деле являлась защита надлежащего функционирования системы правосудия и прав обвиняемого на справедливое судебное разбирательство и уважение его частной жизни. Суд придерживается той точки зрения, что ввиду данных обстоятельств, нельзя утверждать, что такое наказание давало возможность произвести эффект препятствия осуществлению свободы выражения мнения заявителем или любым другим журналистом, желающим проинформировать общественность о текущем уголовном разбирательстве.

(vii) Вывод

82. Ввиду вышеизложенного и с учетом имеющейся у Государств свободы усмотрения, а также факта того, что уравновешивание различных конфликтующих интересов было проведено Федеральным судом должным образом, Суд делает вывод об отсутствии какого-либо нарушения статьи 10 Конвенции.

НА ЭТИХ ОСНОВАНИЯХ, СУД:

Постановляет, пятнадцатью голосами «за» при двух голосах «против», что никакого нарушения статьи 10 Конвенции не имело места.
Совершено на английском и французском языках и вынесено в открытом заседании во Дворце прав человека, г. Страсбург, 29 марта 2016 года.

Лоренс Эрли                                                                                              Мирьяна Лазарова Трайковска
(Lawrence Early)                                                                                        (Mirjana Lazarova Trajkovska)
Юрисконсульт                                                                                                       Председатель

В соответствии со статьей 45 § 2 Конвенции и п. 2 правила 74 Регламента Суда к данному решению прилагаются особые мнения судей Лопеса Герры и Юдковской.

М.Л.Т.
Т.Л.Э.

ОСОБОЕ МНЕНИЕ СУДЬИ ЛОПЕСА ГЕРРЫ

1. Соглашаясь с постановлением Палаты и вопреки решению Большой Палаты, я считаю, что в этом деле была нарушена статья 10 Конвенции.
2. Это весьма значимое дело. Оно касается объема и границ права на свободу выражения мнения – права, которое является жизненно важным в целях сохранения «подлинно демократического политического режима», согласно формулировкам Преамбулы к Европейской конвенция по правам человека. Оно является значимым также и потому, что относится к границам данного права в части права сообщать о текущем судебном расследовании, которое может иметь значительные юридические и социальные последствия в демократическом обществе.
3. Подводя итог – это дело включает определение, являлись ли ограничения и наказание, вынесенное заявителю национальными органами, нарушением права на свободу выражения мнения, гарантированную в 1 § статьи 10 Конвенции. Данные ограничения и наказание основывались на положениях статьи 293 Уголовного кодекса Швейцарии. Следует отметить, что эта статья содержит общий, без всяких исключений, запрет на опубликование каких-либо документов или материалов расследований, которые были объявлены секретными без ссылки на возможное присутствие обязывающего публичного или частного интереса в целях оправдания запрета. Это является безусловным запретом, единственным исключением из которого является то, что закон характеризует как «секреты, не представляющие особой важности».
4. Право на свободу выражения мнения не только защищает сферу деятельности индивидуума, но также, согласно практике Суда, которая пространно цитируется в решении Большой Палаты, является одним из фундаментальных принципов демократического общества. Свобода выражения мнений является не только субъективным правом, но также и объективной гарантией демократии. Кроме того, судебная практика Суда также особо подчеркнула, что один характерный аспект свободы выражения мнения, а именно свобода прессы, играет важную роль в демократических обществах. Следовательно, а также как подчеркивалось в практике Суда, среди гарантий, которые следует предусмотреть, особую важность необходимо уделить прессе.
5. Таким образом, при установлении ограничений на свободу прессы, законодательство, налагающее эти ограничения, а также применение этого законодательства национальными судами, должно подвергаться пристальному контролю. И в качестве рекомендации по этому контролю, Суд указал, что согласно статье 10 Конвенции существует «мало места (см. «Морис против Франции, § 125, среди многих других) для ограничения свободы выражения мнения по вопросам, представляющим публичный интерес.
6. В этой связи, а также как отмечается в мотивировке Большой Палаты (§ 64), предмет статьи, а именно уголовное следствие в отношении трагедии на лозаннском мосту и текущее судебное разбирательство являлись вопросом публичного интереса. Более того, события, ведущие к возникновению таких процессов, оказывают значительное влияние на формирование общественного мнения, и не только потому, что информация, предоставляется средствами массовой информации и самими властями, а в основном ввиду тяжкости их последствий (три человека умерли и восемь получили ранения), и их отношения к вопросу общей озабоченности во всех обществах таких, как причины и обстоятельства дорожно-транспортных происшествий.
7. В других отношениях неформальный или даже разговорный стиль, используемый автором информации, не является актуальным при решении вопроса о том, представляли ли освещаемые события публичный интерес. Суд неоднократно заявлял, что свобода журналистики охватывает возможное использование определенной степени преувеличения или даже провокации (см. § 58 решения Большой Палаты).
8. Любое ограничение свободы выражения мнения должно быть «необходимым в демократическом обществе». В отношении понятия «необходимости», начиная с решения по делу Хэндисайда (1976, § 88), Суд неоднократно заявлял, что «прилагательное «необходимый» в контексте статьи 10.2 подразумевает существование «насущной социальной необходимости». Таким образом, в данном деле вопрос заключался в том, была ли действительно социальная необходимость в назначении уголовного наказания заявителю-журналисту при освещении вопроса, имеющего публичный интерес.
9. Большая Палата приводит два аргумента в обоснование такой потребности: защита уголовного разбирательства от любого неправомерного воздействия и защита личной жизни обвиняемого лица. Однако в свете фактов дела эти причины в действительности не гарантируют ограничения свободы выражения мнения заявителя.
10. Во-первых, в отношении риска оказания неправомерного воздействия на уголовный процесс, проистекающий из статьи заявителя, содержание опубликованной информации не содержало какой-либо оценки, выраженной прямым или даже косвенным образом в отношении вины или невиновности обвиняемого. И Большая Палата фактически признает, что заявитель не поддержал ту точку зрения, что обвиняемый действовал с умыслом (см. § 69). Напротив, заявитель просто воспроизвел заявления обвиняемого без высказывания какого-либо комментария или мнения в отношении возможного результата завершения рассмотрения дела. Это осложняет понимание, каким образом статья заявителя могла повлиять на какое-либо будущее судебное решение.
Более того, репортаж журналиста был опубликован почти через три месяца после событий и существенно до вынесения решений национальных судов. С учетом нормальных темпов судебного разбирательства, это просто непостижимо, чтобы информация, опубликованная в журнале с небольшим тиражом, могла как-либо повлиять на решение, выданное значительно позже по времени. На самом деле, первое решение по делу было выдано окружным судом Лозанны спустя два года и один месяц после публикации информации, за которую заявитель был осужден. Следовательно, никакого потенциально возможного риска вмешательства в ход разбирательства на момент опубликования не существовало, в частности ввиду того факта, что решение, о котором идет речь, должно было приниматься судом в составе профессиональных судей, на которых врядли возымело влияние одной газетной статьи.
11. Во-вторых, не было никакой вынуждающей социальной потребности для наложения ограничения на свободу выражения мнения заявителя, исходя из требования о защите частной жизни обвиняемого.
В этой связи, с процессуальной точки зрения, этот Суд действительно неоднократно настаивал на позитивных обязательствах Государства по защите частной жизни. Однако в этом конкретном деле лицо, чья частная жизнь предположительно попала под влияние публикации заявителя, никогда не пыталось защитить свое право на неприкосновенность частной жизни, задействовав какие-либо средства правовой защиты, предоставленные ему по законодательству Швейцарии. Ни при каких условиях обвиняемый никогда не предполагал, что его право на частную жизнь было нарушено. Наоборот, именно государственные власти использовали данный случай для того, чтобы применить запрет, установленный в Уголовном кодексе Швейцарии на опубликование информации касательно негласного разбирательства. Между правом на свободу выражения мнения и правом на неприкосновенность частной жизни никогда не было никакого конфликта, поскольку обвиняемый ни разу не воспользовался этим правом.
12. Кроме того, были и другие средства защиты права обвиняемого на неприкосновенность частной жизни, которые не так негативно отражались на свободе прессы. Действительно, это долг Государства защищать личные данные обвиняемого на протяжении судебного производства, главным образом путем предотвращения их утечки в прессу в результате действий или бездеятельности должностных лиц или любого лица, связанного обязательствами по соблюдению тайны следствия.
13. С точки зрения существа дела, даже если информация и действительно касалась определенных аспектов частной жизни обвиняемого, эти аспекты (например, что касается его психического здоровья) относятся к основным вопросам события, представляющего публичный интерес. И некоторые, как утверждается, данные частного характера, касательно обвиняемого такие, как письма судье в отношении условий его оставления под стражей, совершенно не связаны с интимными или личными вопросами.
14. Таким образом, учитывая характер информации, о которой идет речь, и тот факт, что лицо, попавшее под воздействие опубликованной информации никогда не пыталось применить какое-либо средство правовой защиты в отношении утверждаемого вторжения в личную жизнь, у государственных органов в данном случае не было причин для ограничения свободы выражения мнения путем назначения наказания журналисту-заявителю.
15. Применительно к пропорциональности санкции (4 000 швейцарских франков) существуют два аспекта для рассмотрения. Во-первых, существенный объем санкции делает ее более чем просто символичной. Более того, санкция такого размаха очевидно имеет охлаждающий эффект на реализацию свободы выражения мнения, привнося в среду журналистов фактор страха и незащищенности в отношении их будущих публикаций.
16. Конечно, как отмечалось в решении (см. §§ 22-23) по этому вопросу нет европейских стандартов. В некоторых странах сторонам по делу и должностным лицам запрещается раскрывать вопросы, объявленные тайной судебного следствия. Но после того как секретная информация просачивается в прессу, запрет и любое наказание на журналистов, ее обнародовавших, не распространяются. Однако в других странах запрет также распространяется и на журналистов, как в случае статьи 293 Уголовного кодекса Швейцарии, которая, при этом и как уже указывалось ранее, не делает никаких исключений в вопросах насущного публичного интереса.
Конечно же, настоящее дело касается не общей совместимости Конвенции с каким-либо видом нормы или статьи 293 Уголовного кодекса Швейцарии, а скорее конкретного применения действующего закона национальным органом. Как отметила Палата в своем решении (см. § 53), формальное понятие «тайны» в статье 293 Уголовного кодекса не может считаться таким, которое воспрепятствовало национальным судам, включая Федеральный суд Швейцарии, в применении и толковании закона в порядке, соответствующем закрепленному в Конвенции праву на свободу выражения мнения. Предметом постановления Суда является не норма Уголовного кодекса о секретности, а скорее конкретное применение швейцарскими властями данной нормы в деле заявителя.
17. Тем не менее, хотя характер нормы Уголовного кодекса Швейцарии о секретности, как признано, не является главным вопросом данного дела, условия этой нормы не являются не применимыми при оценивании применения закона национальными судами с учетом того, что кодекс содержит общий запрет на раскрытие информации касательно вопросов, объявленных секретными. В действительности, это одно из оснований для вывода о нарушении Конвенции.
Опыт показывает, что для судебных разбирательств не является редкостью решать проблемы, которые не только представляют общий интерес, но и касаются вопросов, связанных с функционированием демократической системы и ответственностью лиц, наделенных полномочиями в политической, социальной или экономической сфере, освещать которые журналисты имеют право. Хотя настоящее дело не относится к такому вопросу, учитывая, что оно касается конкретного освещения процесса, имеющего отношение к дорожно-транспортному происшествию, вопрос, который оно поднимает, имеет более общие параметры. Любое толкование статьи 10 Конвенции, которое в прямой форме или негласно придает законную силу общим и безусловным оговоркам, ограничивающим публикации в отношении судебных разбирательств, будет противоречить эффективной защите и охране свободы выражения мнения, в частности свободы прессы. Независимо от целесообразности таких оговорок, их применение должно подвергаться особенно строгому контролю во избежание ограничения этих свобод, являющихся необходимыми для функционирования демократического общества.
18. В заключение я хочу отметить, что я считаю, что Большой Палате следовало придерживаться мнения Палаты, пришедшей к выводу о нарушении статьи 10 § 1 Конвенции, с учетом того, что национальные органы применили общий запрет на информацию, таким образом ограничив свободу прессы по вопросу публичного интереса без достаточного оправдания такого ограничения, которое находится в пределах права на свободу выражения мнения, установленного в Конвенции.

ОСОБОЕ МНЕНИЕ СУДЬИ ЮДКОВСКОЙ

«[С]вобода слова и справедливый суд – это две наиболее значимые ценности нашей цивилизации, и сделать выбор между ними было бы непростой задачей».
Судья Блэк по делу «Бриджес против штата Калифорния» (Justice Black in Bridges v. California)
Когда дело, по которому мнения членов Палаты кардинально разделились, передается на рассмотрение Большой Палаты, это, как правило, означает, что необходимо уточнить некоторые важные принципы. В рассматриваемом деле представилась возможность детализировать подход к взвешиванию конфликтующих интересов средств массовой информации в отношении освещения текущих судебных процессов, с одной стороны, и защиты частной жизни обвиняемого, а также интересов правосудия, с другой. Большинство судей решили, что, с учетом особых обстоятельств рассматриваемого дела, интересы последнего заслуживают большей защиты.
Действительно, статья 10 – это единственное положение Конвенции, в котором упоминается об обязанностях выгодоприобретателя или обладателя гарантированного права. Большинство судей в рассматриваемом деле сослались на понятие «ответственной журналистики», выработанное в практике Суда и недавно подытоженное в решении Большой Палаты по делу «Пентикяйнен против Финляндии» (Pentikainen v. Finland). К моему сожалению, я не могу разделить ни мотивы, ни выводы большинства.
8 сентября 2013 года на лозаннском мосту произошла трагедия, в результате которой погибли три человека и еще восемь получили тяжелые увечья – все это произошло в считанные секунды. Для относительно небольшого городка это было громкое происшествие: почти каждый житель мог знать жертв или их родственников, или мог оказаться на месте происшествия в соответствующий момент времени. Доводы о желании человека узнать, что случилось с его соседями и почему граждане были оставлены без защиты, были пренебрежительно отклонены Федеральным судом, который назвал это желание направленным на удовлетворение «нездорового любопытства» и поддержал мнение Джорджа Бернарда Шоу (George Bernard Shaw) о том, что «больше всего люди интересуются тем, что их совершенно не касается».
Трудно объяснить, почему суд пришел к выводу, что «это не было делом о групповом травмировании со стороны населения Лозанны, что могло бы оправдать переубеждение граждан и информирование их о ходе следствия». Эта позиция лишила граждан Лозанны их права быть информированными о ходе расследования преступления, что шокировало их. К моему разочарованию, большинство судей поддержало этот довод.
Большая Палата упрекает заявителя в том, что он «не смог доказать то, как факт опубликования протоколов допросов, заявлений жены и доктора обвиняемого, а также писем, направленных обвиняемым следственному судье в отношении банальных аспектов его ежедневной жизни в заточении, мог стать вкладом в какие-либо публичные дебаты по текущему расследованию» (§ 66). Однако больше всего общественность интересовало именно, и естественно, психическое состояние М.Б. на момент совершения этого преступления (а также оценка этого состояния органами власти). Поэтому предполагалось, что не только медицинские заключения, но и письма, направленные следственному судье, в которых обвиняемый требовал соблюдения его определенных прав и предоставления ему определенных привилегий, а также пояснения, предоставленные членами его семьи, позволят общественности получить определенное представление об отношении М.Б. к преступлению, которое он совершил.
Как указал Верховный Суд США в деле «Шеппард против Максвелла» [Sheppard v. Maxwell] , «пресса не просто публикует информацию о судебных процессах, но и защищает от судебной ошибки, подвергая полицию, прокуроров и судебные процессы пристальному контролю и критике со стороны общественности». По словам судьи Бреннана (Justice Brennan), «свободное и активное освещение событий, критика, а также обсуждение могут способствовать общественному пониманию принципа верховенства права и осознанию того, каким образом функционирует вся система уголовного правосудия, а также улучшить качество этой системы, подвергая ее очищающему воздействию открытости и публичной подотчетности» .
Насколько бы «банальными» не казались аспекты жизни обвиняемого в заточении, информация о них препятствует такому развитию событий, при котором судебное разбирательство «за закрытыми дверями» проводилось бы небрежно или в неведении.
В историческом деле «Санди Таймс» Суд высказал свою позицию в отношении роли прессы как стража интересов общества:
«…. Не только средства массовой информации имеют задачу доносить сведения о вопросах, передаваемых на рассмотрение суда: общественность также имеет право получать их».
Вмешательство в частную жизнь лица является неизбежным следствием этой роли стража. Остается выяснить, не преступило ли рассматриваемое вмешательство допустимые границы.
В § 50 рассматриваемого решения Суд повторно ссылается на свою практику, заявляя, что пресса не должна преступать определенные границы, в частности, в отношении необходимости упреждать разглашение информации, полученной конфиденциально. Примечательно, что все, кроме одного дела, на которые содержатся ссылки в этом контексте, касаются гражданских судебных разбирательств, возбужденных в отношении заявителей, а нарушение статьи 10 во всех этих делах устанавливалось со ссылкой на роль средств массовой информации. Единственным исключением является дело «Тураншо и Жюли против Франции» (Tourancheau and July v. France) , в котором с крайне незначительным перевесом, четырьмя голосами против трех, Суд не установил нарушения статьи 10 в своем приговоре по уголовному делу против заявителей, которые опубликовали материалы следствия до начала судебного рассмотрения. Однако в том деле в оспариваемой публикации была воспроизведена информация, которая явно могла воспрепятствовать дальнейшему ходу судебного рассмотрения – были приведены выдержки из заявлений, адресованных одним из обвиняемых сотрудникам полиции и следственному судье, а также комментарии другого обвиняемого (который сообщил иную версию тех событий); автор также заявил, что версия, представленная одним из них, является наиболее правдоподобной, что, конечно же, могло повлиять на мнение присяжных.
Ничего подобного не наблюдается в рассматриваемом деле, где большинство судей признало тот факт, что «оспариваемая статья открыто не поддерживала ту точку зрения, что обвиняемый действовал умышленно». Тем не менее, было установлено, что изображение обвиняемого в « весьма отрицательном свете», описание «определенных, вызывающих опасения, сторонах его личности» с подведением итога, что он делал «все, что в его силах, чтобы провалить свою защиту» » (§ 69 выше), могло отрицательно повлиять на дальнейшие следственные действия.
Я не могу согласиться с этим выводом и целиком и полностью поддерживаю позицию Верховного Суда США, изложенную в его решении по делу «Шеппард против Максвелла» (Sheppard v Maxwvell): «в тех случаях, когда не существовало «угрозы объективности судебного рассмотрения» мы последовательно требовали, чтобы прессе была предоставлена свобода действий, даже невзирая на то, что иногда мы осуждали сенсационную манеру подачи информации».
У большинства судей не возникла мысль о том, что была нарушена объективность расследования, т.е. опубликованная информация могла каким-либо образом создать препятствия для дальнейшего расследования, так как была раскрыта информация, которая должна была быть скрыта, например, от второго обвиняемого или свидетелей в целях обеспечения надлежащего расследования. Вместо этого, большинство судей прибегли к крайне расплывчатой формулировке: «присущий риск влияния на ход разбирательства тем или иным образом, будь-то в отношении работы следственного судьи, решений представителей обвиняемого, позиции сторон, требовавших возмещения убытков, или на объективность суда, рассматривавшего дело». По моему мнению, неустановленный потенциальный ущерб, который мог быть нанесен расследованию, не может являться основанием для обвинительного приговора в отношении журналиста.
Когда дело касается нарушения права обвиняемого на защиту его частной жизни, что меня поражает в рассматриваемом деле – это уровень патернализма, который проявили государственные органы: при отсутствии соответствующей жалобы со стороны ответчика или членов его семьи в отношении вмешательства в его частную жизнь они возбудили уголовное разбирательство против заявителя с целью выполнения своих позитивных обязательств по статье 8. Я не могу не согласиться с выводом Палаты в этом отношении, которая утверждает, что «в первую очередь сам М.Б. должен был добиваться уважения к своей частной жизни» (§ 56 решения Палаты).
Однако Большая Палата подчеркнула, что не было понятно, знал ли М.Б. вообще о рассматриваемой публикации или он просто ощущал свою уязвимость (полностью игнорируется тот факт, что он имел жену, которая также упоминалась в публикации, но не считала это вмешательством). Большинство членов Суда пришли к экстраординарному выводу, расширив объем позитивных обязательств Государства в соответствии со статьей 8, о том, что органы власти «просто не могли ждать, пока М.Б. сам возьмет на себя инициативу пожаловаться в гражданском порядке на заявителя», и инициирование ими уголовного преследования с целью защитить частную жизнь лица, которое не хочет, чтобы его защищали, является полностью оправданным в данных обстоятельствах. Следует напомнить, что данный Суд неоднократно постановлял, что позитивное обязательство Государства согласно статье 8 может распространяться на вопросы, касающиеся эффективности уголовного расследования в тех случаях, когда речь идет о тяжких деяниях, когда на карту поставлены фундаментальные ценности и основные аспекты частной жизни; тогда как в части менее тяжких деяний в отношениях между лицами, даже в тех случаях, когда речь идет о нарушении психологической целостности, обязательство Государства в соответствии со статьей 8 не всегда требует использования уголовно-правовой базы, если средства правовой защиты в рамках гражданского права могут обеспечить достаточную защиту (см. обобщение соответствующей судебной практики в решении по делу «Сёдерман против Швеции» (Söderman v. Sweden ) [GC], §§ 78-85)
Рассматриваемое дело не только не касалось физической или психологической целостности М.Б., а, более того, заявитель сам не предоставил каких-либо крайне интимных подробностей из своей частной жизни, которые бы стали основанием для его уголовного преследования.
Что касается позитивных обязательств по статье 8, большинство судей ссылается на решение по делу «Кракси против Италии» (Craxi v. Italy) (№ 2). Однако в том деле речь шла о позитивных обязательствах провести расследование с целью выяснить, каким образом была раскрыта конфиденциальная информация. В рассматриваемом деле позитивные обязательства также требовали провести расследование того, каким образом произошла утечка информации, однако врядли они предусматривали необходимость применения уголовного наказания в отношении журналиста, который воспользовался этой утечкой.
По моему мнению, судебное разбирательство, которые было возбуждено, можно рассматривать как чрезмерную реакцию со стороны органов власти, при отсутствии гражданского иска пострадавшего.
Здесь стоит отметить, что традиционный трехэтапный тест на пропорциональность требует, чтобы после того, как Суд убедится в том, что средства вмешательства являются надлежащими (Eignung), он должен сначала оценить необходимость такого вмешательства (Erforderlichkeit), рассмотрев возможность использования менее строгой ограничительной меры, и только после этого приступать к уравновешиванию цели и последствий воздействия соответствующей меры (Zumutbarkeit). В рассматриваемом деле данный тест не срабатывает уже на втором этапе – органы власти не смогли проверить, можно ли было достигнуть желаемого эффекта посредством менее серьезного вмешательства нежели осуждение в уголовном порядке, т.е. могли ли другие меры устранить предполагаемый нежелательный эффект публикации.
В решении по делу «Ассоциация прессы штата Небраска против Стюарта» (Nebraska Press Association v. Stuart)6 Верховный Суд США рассмотрел проблему введения предварительного запрета на опубликование прессой до начала судебного разбирательства такой информации как существование или содержание признания обвиняемого. Оценивая рассматриваемое вмешательство, он признал, что для защиты гарантий соблюдения права обвиняемого на справедливое судебное рассмотрение суды могут принимать менее строгие ограничительные меры, однако защита свободы прессы требовала, например, изменения места рассмотрения дела, выдачи четких инструкций присяжным, изолирования присяжных, ограничения возможности адвокатов, сторон, свидетелей или работников суда делать какие-либо заявления вне суда и т.д. Сколько бы денежных или временных затрат не требовали эти меры, они смогут достичь цели обеспечения гарантий справедливого суда и оградят присяжных от внешнего влияния без чрезмерного вмешательства в свободу прессы.
Наконец, любой приговор по уголовному делу неизбежно имеет сдерживающее воздействие, и тот факт, что заявитель никогда не отбывал назначенного ему наказания в виде лишения свободы сроком на один месяц условно, которое впоследствии было заменено штрафом, не меняет ситуации.
Резюмируя вышесказанное, я считаю, что заявитель преследовал цель принять участие в общественном обсуждении вопроса, являющегося предметом серьезного беспокойства общественности, а именно текущего судебного рассмотрения, за которым жители Лозанны хотели следить не из «нездорового любопытства», а чтобы убедиться в том, что преступление не останется безнаказанным. Непропорциональная реакция органов власти в форме осуждения в уголовном порядке являлась нарушением статьи 10 Конвенции.
Около 120 лет тому назад выдающийся российский юрист Иван Яковлевич Фойницкий провозгласил: «Благодаря гласности сохраняется постоянный обмен мнениями между судьями и остальным обществом, впоследствии чего юстиция не утрачивает связи с жизнью. Для граждан не столько важно иметь суд, изрекающий безусловную истину, сколько быть убежденным в том, что их суд прав и хорош. А это общественное убеждение в достоинстве суда возможно с тем лишь условием, чтобы каждый шаг судебной деятельности был известен обществу» .
Более ста лет спустя Комитет министров отметил, что «общественность должна быть в состоянии получать информацию о деятельности судебных властей и полиции через средства массовой информации. Следовательно, журналисты должны быть в состоянии свободно сообщать и комментировать работу системы уголовного правосудия» с учетом определенных ограничений .
Данный Суд всегда считал работу прессы залогом эффективной судебной системы, оставляя мало места для ограничения свободы выражения мнения в таких вопросах, как заинтересованность общества в надлежащем отправлении правосудия. По моему мнению, рассматриваемое судебное решение является достойным сожаления отступлением от этой давно установившейся позиции.