| Дата: | 04.11.2014 |
| Країна: | Польша |
| Судовий орган: | Европейский суд по правам человека |
| Номер справи: | 30162/10 |
| Джерело: | echr.coe.int |
| Коротко: | Нарушение статьи 10 Конвенции: свобода выражения |
© Перевод Украинского Хельсинского союза по правам человека
Официальное цитирование – Braun v. Poland, no. 30162/10, § …, 4 November 2014
ЕВРОПЕЙСКИЙ СУД ПО ПРАВАМ ЧЕЛОВЕКА
ЧЕТВЕРТАЯ СЕКЦИЯ
ДЕЛО БРАУНА ПРОТИВ ПОЛЬШИ
(Заявление № 30162/10)
РЕШЕНИЕ
СТРАСБУРГ
4 ноября 2014 года
Это решение станет окончательным при условиях, изложенных в статье 44 § 2 Конвенции. Оно может быть отредактировано.
По делу Брауна против Польши,
Европейский Суд по правам человека (Четвертая Секция), заседая Палатой в составе:
Ineta Ziemele, Председатель,
Päivi Hirvelä,
George Nicolaou,
Nona Tsotsoria,
Zdravka Kalaydjieva,
Krzysztof Wojtyczek,
Faris Vehabović, судьи,
и Fatoş Aracı, Заместитель Секретаря Секции,
рассмотрев дело в закрытом заседании 7 октября 2014 года,
провозглашает следующее решение, принятое в этот день:
ПРОЦЕДУРА
1. Данное дело основано на заявлении (№30162/10) против Республики Польша, поданном в Суд в соответствии со статьей 34 Конвенции о защите прав человека и основных свобод (далее – «Конвенция») гражданином Республики Польши, г-ном Гжегожем Майклом Брауном (далее – «заявитель»), 29 мая 2010 года.
2. Заявителя представлял г-н С. Хамбура, адвокат, практикующий в Берлине. Польское Правительство (далее – «Правительство») представлял его уполномоченный, г-жа Д. Хжановская, Министерство иностранных дел.
3. Заявитель утверждал, что было нарушено его право на свободу выражения мнения, предусмотренное статьей 10 Конвенции.
4. 14 марта 2013 года Правительство было уведомлено об этом заявлении.
ФАКТЫ
I. ОБСТОЯТЕЛЬСТВА ДЕЛА
5. Заявитель родился в 1967 году и проживает во Вроцлаве.
6. Факты дела, представленные сторонами, могут быть изложены следующим образом.
7. Заявитель является режиссером, историком, а также автором газетных публикаций, освещающих текущие вопросы. Правительство оспорило утверждение о том, что заявитель является журналистом.
8. 20 апреля 2007 года заявитель принимал участие в дискуссии на региональной радиостанции «Polskie Radio Wrocław». В ходе обсуждения он заявил:
«… Профессор [Й.М.] был одним из информаторов коммунистических спецслужб – это свидетельствует о том, что среди тех, кто высказывается против люстрации, есть люди, имеющие для этого веские причины».
9. В тот же день заявитель назвал г-на Й.М. «информатором» (konfident) по телевидению. Этот вопрос широко обсуждался в средствах массовой информации.
10. 17 мая 2007 года специальная комиссия, созданная при Вроцлавском университете для изучения проблемы скрытого наблюдения за учеными, выступила с заявлением по делу г-на Й.М. Заявление включало список документов, касающихся г-на Й.М., которые были найдены в архивах. Комиссия решила, что эти документы не содержат однозначного подтверждения сотрудничества г-на Й.M. со спецслужбами.
11. 24 мая 2007 года г-н Й.М. подал гражданский иск против заявителя о защите своих личных прав.
12. 3 июля 2008 года Варшавский районный суд удовлетворил этот иск. Суд распорядился, что заявитель должен передать 20000 польских злотых на благотворительность и выплатить истцу 5800 польских злотых в качестве компенсации судебных издержек. Заявитель также должен был публично извиниться перед истцом за оскорбления в шести национальных и региональных газетах, а также на трех телеканалах и на «Radio Wrocław». Суд счел, что заявитель допустил некоторые высказывания, которые прямо указывали на то, что истец являлся сотрудником коммунистических спецслужб. Суд рассмотрел вопрос о правдивости этих высказываний.
13. Суд отметил, что г-н Й.М. был видным лингвистом и известным в Польше человеком. Он был членом Совета польского языка, и на протяжении многих лет вел программу на телевидении. Суд установил, что между 1975 и 1984 годами агенты секретной службы пять раз вызывали г-на Й.M. для разговора в связи с его заявлениями о получении паспорта и возвращениями из-за границы. Истец не оспаривал эту информацию, так как он сам предоставил эти сведения общественности. В 1978 году г-н Й.М. был официально зарегистрирован в качестве секретного сотрудника. Другие документы, хранящиеся в архивах Института Национальной Памяти (далее – «ИНП»), свидетельствуют о том, что до 1989 года существовало двухтомное досье на истца; однако найти это досье во Вроцлавском отделении ИНП не удалось.
Суд также отметил, что, рассмотрев дело г-на Й.M., специальная комиссия при Вроцлавском Университете, созданная для изучения проблемы скрытого наблюдения за учеными, не пришла ни к каким однозначным выводам.
14. Суд заслушал заявителя и истца, а также ряд свидетелей: историков (специалистов по люстрации), агентов спецслужб, которые занимались вербовкой сотрудников в Варшавском университете, и сотрудников ИНП. Некоторые свидетели показали, что во время падения режима в 1989 году большинство дел секретных сотрудников были уничтожены. Свидетели также сообщили, что им не известно ни об одном случае фиктивного оформления лица в качестве секретного сотрудника, или о ситуациях, когда спецслужбы длительное время хранили досье на кого-либо, кто реально с ними не сотрудничал.
Директор отделения ИНП во Вроцлаве рассказал, что однажды он слышал о фиктивной регистрации кого-то в качестве секретного сотрудника. Однако вероятность такой ситуации была очень невелика. Он также заявил, что на основании имеющихся документов он не может прийти к выводу, что истец был информатором коммунистических спецслужб. Другой историк, которого вызвали для дачи показаний, заявил, что сделать какие-либо выводы невозможно. Третий историк сказал, что истец был «реальным агентом спецслужб». Четвертый историк заявил, что внутренние документы спецслужб были достоверными; режим специально фальсифицировал только документы, предназначенные для внешнего использования. Этот же свидетель, на основании имеющийся у него информации, пришел к выводу, что г-н Й.M. был сознательным и секретным сотрудником коммунистических спецслужб.
Двое других свидетелей, бывших сотрудников спецслужб, не смогли вспомнить факт вербовки г-на Й.M. в качестве секретного сотрудника.
15. Заявитель утверждал, что он посчитал своим долгом сообщить общественности о связи г-на Й.M. со спецслужбами. Он не намеревался оскорбить истца. Он действовал в общественных интересах, участвуя в обсуждении вопросов, крайне важных для общественности. Кроме того, его утверждения были спровоцированы публичными выступлениями истца, который подвергал сомнению важность люстрации. Заявитель также отметил, что он не утверждал, что истец наносил вред другим людям или получал плату за свои услуги. Таким образом, информация о том, что г-н Й.M. был секретным агентом, была правдивой и была опубликована в интересах общества.
16. Тем не менее, суд отметил, что нет никаких документов, подтверждающих, что истец согласился на сотрудничество со спецслужбами, или что он активно передавал сведения спецслужбам. Суд сослался на определение сотрудничества, содержащееся в Законе о люстрации 1997 года, и повторил, что сотрудничество должно быть сознательным, секретным и включать в себя передачу информации. Суд пришел к заключению, что одного только факта регистрации спецслужбами недостаточно для предположения, что лицо являлось секретным сотрудником.
17. Заявитель обжаловал решение суда. Он утверждал, что регистрация г-на Й.M. в качестве секретного сотрудника спецслужб, в свете общеизвестных фактов, позволила ему прийти к заключению, что он был секретным сотрудником. Г-н Й.M. оставался зарегистрированным в качестве секретного сотрудника в течение одиннадцати лет, его досье было уничтожено, и, насколько известно, спецслужбы не занимались фальсификацией своих внутренних документов. По словам историков, в 1989 году спецслужбы уничтожили только досье важных сотрудников. Заявитель подчеркнул, что он действовал в общественных интересах, так как истец являлся общественным деятелем, который подвергал критике процесс люстрации.
18. 29 октября 2008 года Вроцлавский Апелляционный суд отклонил апелляцию. Кроме того, суд обязал заявителя выплатить истцу 2000 польских злотых в качестве компенсации расходов, понесенных в апелляционном производстве. Суд поддержал все выводы суда первой инстанции в отношении фактов дела. Суд решил, что, в случае нарушения личных прав в результате определенных утверждений, незаконность таких действий может быть исключена, только если эти утверждения содержат правдивую информацию. Действие в общих интересах не исключает ответственность за неправдивые утверждения. В данном случае не было никаких документов или показаний свидетелей, которые подтверждали бы, что г-н Й.M. действительно сотрудничал со спецслужбами. Таким образом, в свете имеющихся материалов дела, суд пришел к выводу, что заявитель не доказал правдивость своих утверждений. Кроме того суд счел, что заявитель не проявил должную осмотрительность, предъявив серьезные обвинения на основании неподтвержденных косвенных доказательств.
19. Заявитель подал кассационную жалобу против решения суда и ходатайствовал о проведении слушания.
20. 10 сентября 2009 года Верховный Суд принял решение и изложил обоснование этого решения в устной форме. Суд отклонил кассационную жалобу заявителя, но внес поправки в текст извинения и ограничил публикацию извинения одной национальной ежедневной газетой и радиостанцией «Radio Wrocław». Заявитель должен был дополнительно выплатить истцу 2000 польских злотых в качестве компенсации расходов в кассационном производстве.
Текст извинения, который должен был быть опубликован заявителем, был следующим:
«Я прошу у профессора Й.M. прощения за свои высказывания 20 апреля 2007 года о том, что он являлся информатором [коммунистической] политической полиции».
21. После провозглашения решения, адвокат заявителя попросил суд предоставить ему обоснование решения в письменном виде. Решение Верховного суда с обоснованием, на пятнадцати страницах, было получено адвокатом заявителя 30 ноября 2009 года.
22. При анализе взаимодействия между двумя конкурирующими правами – правом на свободу выражения мнения и правом на защиту чести и достоинства – суд сослался на постановление Верховного Суда (18 февраля 2005 года, III CZP 53/04 OSNC 2005, №№ 7-8, стр. 114). Согласно этому постановлению, действия журналиста не будут считаться незаконными, если они осуществлялись в интересах общества и с должной осмотрительностью. Наложение на журналиста обязательства доказывать правдивость каждого утверждения было бы незаконным ограничением свободы прессы в демократическом обществе. Тем не менее, Верховный Суд счел, что такой подход неприменим в случае заявителя, поскольку его утверждения носили частный характер, и заявителя нельзя рассматривать в качестве журналиста, преследовавшего цель информирования общественности. Таким образом, толкование закона судами низшей инстанции было правильным. Опубликование ложных утверждений является незаконным, а вопрос о должной осмотрительности должен рассматриваться только при оценке вины ответчика.
23. Суд согласился с фактами, которые были установлены нижестоящими судами в отношении правдивости высказываний заявителя. Следуя подходу, используемому в настоящем деле до сих пор, суд счел, что ложные утверждения, нарушившие личные права человека, всегда будут противоречить закону. Нарушение чьих-либо личных прав не будет противоречить закону, только если правдивость утверждений может быть доказана. Ложные утверждения остаются незаконными, даже если были предприняты все усилия для сбора и изучения лежащих в их основе фактов. Следовательно, тот факт, что заявитель действовал добросовестно и в интересах общества, или считал свои утверждения правдивыми, не влияет на незаконность его действий, и может рассматриваться только при оценке его финансовой ответственности за нарушение личных прав г-на Й.М.
II. СООТВЕТСТВУЮЩЕЕ НАЦИОНАЛЬНОЕ ЗАКОНОДАТЕЛЬСТВО И ПРАКТИКА
24. Статья 23 Гражданского кодекса содержит не исчерпывающий перечень прав, известных как «личные права» (dobra osobiste). Это положение гласит:
«Личные прав индивида, такие, в частности, как здоровье, свобода, репутация (część), свобода совести, имя или псевдоним, образ, тайна переписки, неприкосновенность жилища, научная или творческая деятельность, [а также] изобретения и усовершенствования, должны быть защищены гражданским правом, независимо от защиты, предусмотренной другими правовыми положениями».
25. Статья 24 Гражданского кодекса предусматривает способы возмещения нарушений личных прав. Согласно этому положению, лицо, которому угрожает опасность нарушения, может потребовать от потенциального правонарушителя воздержаться от неправомерной деятельности, если это не является незаконным. Если нарушение имело место, пострадавший может, в частности, потребовать, чтобы правонарушитель сделал соответствующее заявление в надлежащей форме, или потребовать от него справедливую компенсацию. Если нарушение права личности привело к финансовым потерям, пострадавший может потребовать возмещения убытков.
26. В новом Законе о люстрации 2006 года (статья 3 а(1)) содержится такое же определение сотрудничества, что и в Законе от 11 апреля 1997 года о раскрытии работы или службы в государственных спецслужбах или сотрудничества с ними в период с 1944 по 1990 годы лиц, выполняющих государственные функции (статья 4 (1) Закона о люстрации 1997 года). Это определение гласит:
«Сотрудничество по смыслу этого закона – это сознательное и секретное сотрудничество с оперативными или следственными органами государственных спецслужб в качестве секретного осведомителя или помощника в сборе информации».
ПРАВО
I. ЗАЯВЛЕННОЕ НАРУШЕНИЕ СТАТЬИ 10 КОНВЕНЦИИ
27. Заявитель жаловался, в соответствии со статьей 10 Конвенции, на нарушение его права на свободу выражения мнения. Эта статья гласит:
«1. Каждый имеет право свободно выражать свое мнение. Это право включает свободу придерживаться своего мнения и свободу получать и распространять информацию и идеи без какого-либо вмешательства со стороны публичных властей и независимо от государственных границ. Настоящая статья не препятствует государствам осуществлять лицензирование радиовещательных, телевизионных или кинематографических предприятий.
2. Осуществление этих свобод, налагающее обязанности и ответственность, может быть сопряжено с определенными формальностями, условиями, ограничениями или санкциями, которые предусмотрены законом и необходимы в демократическом обществе в интересах национальной безопасности, территориальной целостности или общественного порядка, в целях предотвращения беспорядков и преступлений, для охраны здоровья и нравственности, защиты репутации или прав других лиц, предотвращения разглашения информации, полученной конфиденциально, или обеспечения авторитета и беспристрастности правосудия».
28. Правительство оспорило этот аргумент.
A. Приемлемость
29. Правительство представило предварительное возражение, что заявитель не выполнил правило шестимесячного срока, как это требуется в соответствии со статьей 35 § 1 Конвенции. Они сослались на то, что окончательное решение по делу заявителя было принято Верховным Судом в ходе слушаний 10 сентября 2009 года, в то время как заявитель подал жалобу в Европейский Суд 29 мая 2010 года. Правительство подчеркнуло, что заявитель не имел автоматического права на предоставление ему копии решения с обоснованием после того, как решение было провозглашено в суде.
30. Заявитель не согласился. Он утверждал, что он имел право на получение копии решения Верховного Суда с обоснованием, и воспользовался этим правом. Кроме того, краткое устное изложение обоснования, представленное на слушаниях, не было достаточным основанием для подготовки жалобы в отношении предполагаемого нарушения Конвенции. Заявитель получил это решение с обоснованием 30 ноября 2009 года, и подал жалобу в Суд менее чем через шесть месяцев после этой даты.
31. Суд отмечает, что, по утверждению Правительства, заявитель представил свою жалобу несвоевременно, и, следовательно, эта жалоба должна быть отклонена в соответствии со статьей 35 §§ 1 и 4 Конвенции. Суд отмечает, что 10 сентября 2009 года Верховный Суд провел слушание, на котором было принято решение и устно изложено краткое обоснование этого решения (см. параграф 20). Впоследствии заявитель мог потребовать предоставить ему копию решения с полным письменным обоснованием. Адвокат заявителя сделал это, и 30 ноября 2009 года он получил решение с обоснованием (см. параграф 21 выше). Хотя копия решения Верховного Суда действительно не была предоставлена автоматически, эта возможность, тем не менее, была доступна заявителю по запросу, и длительная задержка произошла исключительно по вине судебных органов. В упомянутом решении, окончательный вариант которого включал пятнадцать страниц, содержалось подробное правовое обоснование решения. В данных обстоятельствах, Суд считает, что целям и задачам статьи 35 § 1 Конвенции в наибольшей степени будет соответствовать отсчет шестимесячного периода с момента вручения письменного решения (см. Worm v. Austria, § 33, 29 August 1997, Reports of Judgments and Decisions 1997-V, и Jatowiecki v. Poland, no. 34030/07, § 21, 17 February 2009). Заявитель подал жалобу в Европейский Суд 29 мая 2010 года, то есть, менее чем через шесть месяцев после получения им судебного решения. Поэтому нельзя сказать, что жалоба была подана несвоевременно, и возражение Правительства должно быть отклонено.
32. Суд отмечает, что эта жалоба не является явно необоснованной по смыслу статьи 35 § 3 Конвенции. Суд также отмечает, что она не является неприемлемой по любым другим основаниям. Поэтому она должна быть признана приемлемой.
B. Существо дела
1. Аргументы сторон
33. Заявитель утверждал, что он активно занимался журналистикой в течение многих лет и часто участвовал в публичных дебатах по вопросам, связанным с недавней историей Польши. Радио-дебаты, которые привели к возникновению настоящего дела, были частью серии публичных дискуссий по широкому кругу политических вопросов, включая люстрацию. Таким образом, он выполнял свою законную миссию, связанную с информированием общественности по важному вопросу, касающемуся общественного деятеля. Изучив доступные ему документы и сведения из других источников, которые он должен защищать, заявитель узнал, что г-н Й.М. был сотрудником спецслужб. Он не намеревался обидеть господина Й.М., но только внести свой вклад в дискуссию о важности люстрации, которую критиковал Й.М. Принимая во внимание все эти факты, заявитель считает, что его утверждения не выходили за рамки защиты, предоставляемой ему статьей 10 Конвенции.
34. Правительство считает, что жалоба является явно необоснованной. Они отметили, что заявителя нельзя рассматривать в качестве журналиста; однако, в любом случае, его поведение не соответствовало этическим правилам добросовестной и ответственной журналистики. Он был хорошо знаком с вопросами люстрации и, таким образом, был осведомлен о характере и тяжести обвинения, выдвинутого им против г-на Й.М. Правительство подчеркнуло, что регистрация спецслужбами – это не то же самое, что работа информатором или фактическое сотрудничество. Тем не менее, заявитель не представил никаких доказательств, подтверждающих, пусть даже частично, его утверждения.
35. Правительство пришло к выводу, что в данном случае было необходимо защитить права г-на Й.М. от ложных клеветнических утверждений заявителя. Заявитель был признан виновным в гражданском процессе, и должен был опубликовать извинения, возместить расходы истца, и сделать взнос на благотворительность. Последствия вмешательства были гораздо более мягкими, чем если бы заявитель был осужден в рамках уголовного судопроизводства.
2. Оценка Суда
(a) Общие принципы
36. Суд повторяет, что свобода выражения мнения, закрепленная в статье 10 § 1, представляет собой одну из существенных основ демократического общества и одно из основных условий для его прогресса и самореализации каждого индивида. В соответствии с § 2, она применима не только к «информации» или «идеям», которые воспринимаются благосклонно или рассматриваются как безобидные либо нейтральные, но также и к тем, которые оскорбляют, шокируют или вызывают беспокойство. Таковы требования плюрализма, терпимости и широты мышления, без которых нет «демократического общества» (см., в частности, Oberschlick v. Austria (no. 1), judgment of 23 May 1991, Series A no. 204, § 57, и Nilsen and Johnsen v. Norway [GC], no. 23118/93, § 43, ECHR 1999-VIII).
37. Статья 10 § 2 Конвенции предусматривает узкий круг ограничений в отношении политических высказываний или дискуссий по вопросам, представляющим общественный интерес (см. Surek v. Turkey (no. 1) [GC], no. 26682/95, § 61, ECHR 1999-IV).
38. Проверка, было ли вмешательство «необходимым в демократическом обществе», требует, чтобы Суд определил, было ли обжалуемое вмешательство обусловлено «настоятельной общественной необходимостью». Договаривающиеся государства обладают определенной свободой усмотрения при оценке того, существует ли такая необходимость, но она идет рука об руку с европейским контролем, охватывающим как законодательство, так и решения, применяющие его, даже вынесенные независимым судом. Таким образом, Суд уполномочен вынести окончательное решение о совместимости такого «ограничения» со свободой выражения мнения, защищаемой статьей 10 (см., в частности, Perna v. Italy [GC], no. 48898/99, § 39, ECHR 2003-V, и Association Ekin v. France, no. 39288/98, § 56, ECHR 2001-VIII).
39. В соответствии с положениями статьи 10 § 2 Конвенции, свобода выражения мнения влечет за собой «обязанности и ответственность», которые применимы к средствам массовой информации. Более того, эти «обязанности и ответственность» приобретают значимость, когда возникает вопрос о нападках на репутацию конкретного лица и нарушении «прав других лиц». Нет никаких сомнений в том, что статья 10 § 2 предусматривает защиту репутации других лиц (то есть, всех людей); но в таких случаях должен быть оценен баланс между необходимостью такой защиты и интересом в открытом обсуждении политических вопросов (см. Lingens, упомянутое выше, § 42).
40. Суд повторяет, что защита права журналистов на распространение информации по вопросам, представляющим общественный интерес, требует, чтобы они действовали добросовестно и на точной фактической основе, и предоставляли «надежную и точную» информацию в соответствии с журналистской этикой (см., например, Fressoz and Roire, § 54; Bladet Tromse and Stensaas, § 58, и Prager and Oberschlick, § 37, все упомянуты выше). Эти же принципы должны распространяться и на других лиц, участвующих в публичной дискуссии (см. Steel and Morris v. the United Kingdom, no. 68416/01, § 90, ECHR 2005-II).
41. При осуществлении своей контролирующей функции Суд не должен занимать место компетентных национальных судов, а должен рассматривать в соответствии со статьей 10 решения, принятые этими судами в соответствии с их правом на свободу усмотрения (см. Fressoz and Roire v. France [GC], no. 29183/95, § 45, ECHR 1999-I). В частности, Суд должен определить, были ли «уместными и достаточными» доводы, приведенные национальными властями в оправдание вмешательства, и были ли принятые меры «соразмерными преследуемым законным целям» (см. Chauvy and Others v. France, no. 64915/01, § 70, ECHR 2004-VI). При этом Суд должен убедиться в том, что национальные власти, основываясь на приемлемой оценке соответствующих фактов, применяли стандарты, соответствующие принципам, изложенным в статье 10 (см., в частности, Zana v. Turkey, 25 November 1997, Reports 1997-VII, pp. 2547-48, § 51).
(b) Применение этих принципов в настоящем деле
42. Суд отмечает, что стороны не оспаривают, что гражданское судопроизводство в отношении заявителя составило «вмешательство» в осуществление его права на свободу выражения мнения. Суд также считает, и стороны пришли к согласию по этому вопросу, что обжалуемое вмешательство было предусмотрено законом, а именно статьями 23 и 24 Гражданского кодекса, и преследовало упомянутые в статье 10 § 2 Конвенции законные цели, связанные с защитой «репутации или прав других лиц». Таким образом, единственный вопрос состоит в том, было ли вмешательство «необходимым в демократическом обществе» для достижения этой цели.
43. Заявитель в настоящем деле принимал участие в дискуссии на радио, в ходе которой он заявил, что заявитель, г-н Й.М., являлся секретным сотрудником коммунистического режима. Национальные суды рассмотрели правдивость этого утверждения, заслушали экспертов и исследовали сохранившиеся документы служб безопасности коммунистической эпохи. Хотя суды подтвердили, что заявитель действительно был зарегистрирован как сотрудник, и в прошлом на него имелось двухтомное досье, это досье не было обнаружено. Таким образом, суды пришли к выводу, что не может быть доказано, что заявитель сознательно и тайно сотрудничал с режимом по смыслу внутренних законов о люстрации. Утверждения заявителя были признаны неправдивыми. Согласно оценке национальных судов, ложные утверждения, нарушающие права другого лица, считаются незаконными.
44. Суд отмечает, что эти обвинения были крайне серьезными для г-на Й.М., который являлся широко известным и популярным лингвистом. Обвинение кого-либо в секретном сотрудничестве со службами безопасности коммунистической эпохи представляет собой негативную оценку его поведения в прошлом, и, безусловно, наносит ущерб его доброму имени. Суд повторяет, что право на защиту репутации является правом, которое защищается статьей 8 Конвенции как часть права на уважение частной жизни (см. Chauvy and Others, упомянутое выше, § 70; Polanco Torres and Movilla Polanco v. Spain, no. 34147/06, § 40, 21 September 2010; и Couderc and Hachette Filipacchi Associes v. France, no. 40454/07, § 53, 12 June 2014). Поэтому национальные власти столкнулись с трудной задачей установления баланса между двумя противоположными ценностями, а именно свободой выражения мнения заявителя, с одной стороны, и правом г-на Й. М. на уважение его репутации, с другой стороны (см. Axel Springer AG v. Germany [GC], no. 39954/08, § 84, 7 February 2012).
45. При оценке необходимости вмешательства, важно изучить вопрос, каким образом соответствующие государственные органы рассматривали это дело, и, в частности, соответствовали ли применяемые ими стандарты принципам, изложенным в статье 10 Конвенции (см. параграф 41 выше).
46. Суд отмечает, что Верховный Суд провел различие между стандартами, применимыми к журналистам, и стандартами, применимыми к остальным участникам публичной дискуссии. При этом Верховный Суд не рассмотрел вопрос, совместима ли такая дифференциация со статьей 10 Конвенции. По мнению Верховного Суда, стандарт должной осмотрительности и добросовестности применим только к журналистам, которые выполняют особо важную социальную функцию. Другие лица, по мнению Верховного Суда, должны удовлетворять более высокому стандарту, а именно доказать правдивость своих утверждений (см. параграф 22 выше). В таком случае, вопрос о должной осмотрительности должен приниматься во внимание только при установлении их вины, то есть, при определении наказания. В настоящем деле национальные суды признали заявителя представителем второй категории, и, с учетом его неспособности доказать правдивость своих утверждений, пришли к выводу, что он нарушил личные права истца.
47. Правительство и суды утверждали, что заявитель не являлся журналистом. С другой стороны, заявитель настаивал, что он активно занимался профессиональной журналистикой в течение многих лет. Тем не менее, в любом случае вопрос о том, был ли заявитель журналистом по смыслу внутреннего законодательства, не имеет особого значения в обстоятельствах настоящего дела. Суд повторяет, что Конвенция предусматривает защиту всех участников дискуссий по вопросам, представляющим законный общественный интерес.
48. Суд отмечает, что заявитель был историком, автором статей в прессе и телевизионных программ, а также активно и публично комментировал текущие вопросы. Национальные суды признали, что заявитель был публицистом, и что, учитывая его профессиональный опыт, а также тот факт, что он был «специалистом» по этому вопросу, он был приглашен для участия в радиопередаче, посвященной люстрации. Тем не менее, они постановили, что вмешательство со стороны заявителя носило частный характер. Суд также отмечает, что при оценке законности действий заявителя Верховный Суд не рассмотрел вопрос о том, участвовал ли заявитель в публичных дебатах.
49. Суд не должен рассматривать вопрос, опирался ли заявитель в настоящем деле на достаточно точную и достоверную информацию. Она также не должен принимать решение, были ли характер и серьезность предъявленных заявителем обвинений оправданы фактами, на которые он опирался. Это должны были сделать национальные суды, которые, в принципе, имеют больше возможностей для оценки фактических обстоятельств дела. Тем не менее, принимая решение по этим вопросам, суды должны были придерживаться стандартов свободы выражения мнения, закрепленных в Конвенции.
50. Суд считает, что заявитель в настоящем деле, несомненно, участвовал в публичной дискуссии по важному вопросу (см. Vides Aizsardzibas Klubs v. Latvia, no. 57829/00, § 42, 27 May 2004). Поэтому Суд не может согласиться с подходом национальных судов, которые требовали от заявителя доказать правдивость его утверждений. В свете прецедентного права Суда и в обстоятельствах настоящего дела, национальные суды не могли требовать от заявителя выполнения требований, более строгих, чем требование должной осмотрительности только на том основании, что, в соответствии с национальным законодательством, он не считался журналистом.
51. Используя такой подход, национальные суды фактически лишили заявителя защиты, предоставляемой статьей 10.
51. Несмотря на то, вмешательство национальных властей в право заявителя на свободу выражения мнения может быть оправдано желанием соблюсти баланс между различными конкурирующими интересами, доводы национальных судов не могут считаться существенными и достаточными в соответствии с Конвенцией. На этот вывод никак не может повлиять относительно мягкое наказание, наложенное на заявителя.
Таким образом, была нарушена статья 10 Конвенции.
II. ПРИМЕНЕНИЕ СТАТЬИ 41 КОНВЕНЦИИ
52. Статья 41 Конвенции гласит:
«Если Суд решает, что имело место нарушение Конвенции или Протоколов к ней, а внутреннее право Высокой Договаривающейся Стороны допускает возможность лишь частичного устранения последствий этого нарушения, Суд, в случае необходимости, присуждает справедливую компенсацию потерпевшей стороне».
A. Компенсация вреда
53. Заявитель потребовал выплатить ему 50000 польских злотых (PLN) в качестве компенсации материального вреда. Эта сумма включала 2000 PLN и 5800 PLN, выплаченные заявителем истцу в качестве возмещения судебных издержек, 20000 PLN, выплаченных на благотворительность, и расходы на публикацию извинений по решению национальных судов. Заявитель представил уведомление от судебного исполнителя, согласно которому он должен был выплатить 33000 PLN (примерно 8000 евро) во исполнение судебных решений, включая налоги.
Заявитель также потребовал выплатить ему 10000 евро в качестве компенсации нематериального вреда.
54. Правительство сочло эти требования чрезмерными и необоснованными.
55. Суд считает, что в обстоятельствах настоящего дела существует причинно-следственная связь между нарушением и требуемой компенсацией материального вреда, поскольку заявитель указал сумму, которую он был обязан выплатить по решению национальных судов (см. Busuioc v. Moldova, no. 61513/00, § 101, 21 December 2004, и Kulis and Rozycki v. Poland, no. 27209/03, § 44, 6 October 2009). Таким образом, Суд присуждает заявителю требуемую им сумму в полном объеме, то есть 8000 евро.
56. Суд признает, что заявителю также был причинен нематериальный вред, который не может быть в достаточной степени компенсирован установлением факта нарушения Конвенции. Принимая решение на справедливой основе, Суд присуждает заявителю 3000 евро в этой связи.
B. Компенсация затрат и расходов
57. Заявитель также потребовал выплатить ему 3000 евро в качестве компенсации затрат и расходов, понесенных в Суде. Он приложил к этому требованию счет от своего адвоката.
58. Правительство сочло это требование чрезмерным.
59. В соответствии с прецедентным правом Суда, заявитель имеет право на возмещение затрат и расходов только в той мере, в какой было показано, что они действительно были понесены, были обязательными и разумными. В настоящем деле, на основании имеющихся в его распоряжении документов и упомянутых выше критериев, Суд считает разумным удовлетворить требования заявителя в этой связи в полном объеме.
C. Пеня
60. Суд считает разумным, что пеня должна быть основана на предельной кредитной ставке Европейского центрального банка с добавлением трех процентных пунктов.
ПО ЭТИМ ОСНОВАНИЯМ, СУД ЕДИНОГЛАСНО
1. Объявляет жалобу заявителя приемлемой;
2. Постановляет, что была нарушена статья 10 Конвенции;
3. Постановляет:
(a) государство-ответчик должно выплатить заявителю, в течение трех месяцев с даты, когда это решение станет окончательным в соответствии со статьей 44 § 2 Конвенции, следующие суммы, в переводе в валюту государства-ответчика по курсу, действующему на день выплаты:
(i) 8000 (восемь тысяч) евро, с добавлением любых налогов, которые могут быть начислены на эту сумму, в качестве компенсации материального вреда;
(ii) 3000 (три тысячи) евро, с добавлением любых налогов, которые могут быть начислены на эту сумму, в качестве компенсации нематериального вреда;
(iii) 3000 (три тысячи) евро, с добавлением любых налогов, которые могут быть начислены на эту сумму, в качестве компенсации затрат и расходов;
(b) с момента истечения вышеупомянутых трех месяцев до выплаты, на вышеуказанную сумму начисляется пеня, равная предельной кредитной ставке Европейского центрального банка в этот период с добавлением трех процентных пунктов;
4. Отклоняет оставшуюся часть требований заявителя относительно компенсации.
Составлено на английском языке и провозглашено в письменном виде 4 ноября 2014 года в соответствии с правилом 77 §§ 2 и 3 Регламента Суда.
Фатош Араси Инета Зиемеле
Заместитель секретаря Председатель
